Командир и штурман - О'Брайан Патрик - Страница 69

«Хорошо бы так продолжалось и дальше», – подумал Джек Обри, посмотрев на солнце, пробивавшееся через ветхую парусину марселя. Мощные весенние ливни в западной части Средиземного моря, солнце Греции и пронизывающие дожди унесли все апретирование, а также большую часть основы ткани, в результате чего пузо паруса и рифы казались вытертыми и провисшими. При попутном ветре сойдет и так, но если придется войти в лавировку, то с фрегатом им тягаться не удастся и дело окончится плачевным образом.

Но так продолжалось недолго. Как только все паруса фрегата, поставленные без спешки, наполнились ветром, француз возместил свое отставание и начал догонять шлюп. Сначала было трудно в этом убедиться – на горизонте возникла тройная вспышка, под которой виднелось что-то темное, – но через три четверти часа появился корпус фрегата, который был виден со шканцев «Софи» почти все время. Джек велел поставить шпринтовый марсель, изменив при этом курс еще на полрумба.

Стоявший возле поручней на юте Моуэт объяснял Стивену характер этого паруса, прикрепленного с помощью оттяжки к ноку утлегаря, по которому ходил железный бегунок, – разумеется, необычное устройство на военном судне. Джек Обри стоял у кормовой четырехфунтовой пушки и внимательно наблюдал за каждым движением на борту фрегата. Он подсчитывал риск, сопряженный с постановкой брамсель – лиселей при крепнущем ветре, когда на носу послышался гул и раздался крик: «Человек за бортом!» Почти в тот же миг струя подхватила Генри Эллиса, и затем из воды появилось его изумленное лицо. Моуэт бросил ему конец от шлюп – талей. Юноша схватился было обеими руками за конец, но тут голова его скрылась под водой, и конца он не поймал. В следующее мгновение он оказался за кормой.

Все повернулись к капитану. На лице его появилось жесткое выражение. Он посмотрел на юношу, затем на фрегат, приближавшийся к ним со скоростью восемь узлов. Задержка на десять минут означает потерю мили, а то и больше: понадобится возня с лиселями – на то, чтобы поставить их снова, уйдет время. Он подвергает риску жизнь девяноста человек. В голове его проносились разные мысли: он вспомнил о сварливой натуре родителей юноши, о том, что тот является как бы гостем и протеже миссис Молли…

– Спустить «шестерку»! – скомандовал он наконец резким голосом. – На носу и на корме быть наготове! Мистер Маршалл, привестись к ветру!

«Софи» развернулась против ветра, «шестерка» плюхнулась в воду. Приказаний почти не потребовалось. Развернулись реи, паруса поникли, почти без слова команды заскрипели блоки фалов, гитовов, горденей, и даже взбешенный задержкой Джек не мог не восхититься ловкостью, с какой была осуществлена операция.

«Шестерка» обследовала кильватерную струю, оставленную шлюпом. Как медленно, медленно! Матросы, перегнувшись через борт шлюпки, вглядывались в воду, шарили отпорным крюком. Это казалось вечностью. Наконец шлюпка легла на обратный курс. В подзорную трубу Джек увидел, что матросы нагнулись к днищу шлюпки. Строук так налегал на весло, что оно переломилось, и он упал назад.

– Господи Иисусе, Пресвятая Богородица, – бормотал Диллон, стоявший рядом с капитаном.

На шлюпе уже разворачивали в нужном направлении реи, судно уже имело ход, когда «шестерка» подошла к его борту и бедного юношу подняли на палубу.

– Захлебнулся, – доложили матросы.

– Сниматься с дрейфа! – скомандовал капитан. Нужные операции снова стали выполняться одна за другой – молча, бесшумно и с поразительной быстротой. Излишней быстротой. Судно еще не легло на нужный курс и не достигло и половины прежней скорости, когда послышался противный треск и фор – брамсель-рей сломался пополам.

Теперь команды следовали одна за другой. Оторвав глаза от мокрого тела Эллиса, Стивен увидел, как Джек Обри дает какие-то указания Диллону, который, в свою очередь, передает их в рупор боцману и фор – марсовым, тотчас взвившимся вверх. Отдельные распоряжения капитан отдает боцману и его команде, рассчитывает изменившиеся силы, воздействующие на шлюп, и руководит рулевым. Взглянув через плечо на фрегат, Джек внимательно посмотрел на тело юноши:

– Неужели ничего нельзя предпринять? Может, вам нужен помощник?

– У него остановилось сердце, – отвечал Стивен. – Но я попробую… Нельзя ли его подвесить за пятки над палубой? Внизу места недостаточно.

– Шеннаган! Томас! Нужна ваша помощь. Основывайте хват – тали и возьмите вон ту шкимушку. Выполняйте указания доктора. Мистер Лэмб, закрепите…

Стивен послал Чеслина за ланцетами, сигарами, кухонным мехом. И когда безжизненное тело Генри Эллиса приподнялось над палубой лицом вниз, с высунутым языком, он нажал на него, и из желудка у него вылилось немного воды.

– Держите его в таком положении, – распорядился доктор и пустил ему кровь за ушами. – Мистер Риккетс, будьте добры, раскурите мне эту сигару.

Те моряки, которые были свободны – не соединяли сломанный рей, не ставили заново парус и не поднимали его, не отлаживали такелаж, – украдкой поглядывая на фрегат, с удовлетворением наблюдали, как доктор Мэтьюрин вдувал табачный дым в мех, а затем вставил его наконечник в нос пациента. Пока его помощник придерживал рот и вторую ноздрю закрытыми, доктор накачивал в его легкие едкий дым, одновременно раскачивая подвешенное тело таким образом, чтобы кишечник давил на диафрагму. Эллис начал кашлять, задыхаться, его вырвало, в него снова накачали дым – послышалось судорожное дыхание, все более ровное, затем кашель.

– Можете перерезать веревку, – обратился Стивен к завороженным этим зрелищем матросам. – Теперь ясно, что он родился, чтобы быть повешенным.

За это время фрегат успел значительно приблизиться к «Софи», и его орудийные порты можно было сосчитать невооруженным глазом. Это был тяжелый фрегат – одним бортовым залпом – он мог обрушить на них триста фунтов металла против двадцати восьми фунтов у шлюпа. Однако он был очень тяжело нагружен и плохо держался на волне. Нос фрегата регулярно рассекал зыбь, вздымая ввысь белые буруны, и было видно, что движется он с трудом, хотя заметно приближался к «Софи». «Однако, – произнес про себя Джек, – могу поклясться, что с таким экипажем ему придется убрать бом – брамсели еще до того, как окончательно стемнеет». Внимательно изучая поведение «Дедэньёз», он убедился, что на нем множество новичков, если вообще не новая команда – вещь обыкновенная на французских судах. «Однако он может попытаться взять нас в вилку».

Капитан посмотрел на солнце. Оно все еще было высоко над горизонтом. Сделав сотню поворотов от кормовых поручней до пушки, затем от пушки до поручней на юте, оно по-прежнему оставалось высоко над горизонтом и находилось на прежнем месте, улыбаясь идиотской улыбкой через щель между нижней шкаториной марселя и реем. За это время фрегат заметно приблизился к «Софи».

Между тем будничная жизнь на шлюпе шла своим чередом, как бы сама по себе. Экипаж свистали на ужин в начале первой «собачьей» вахты; после того как пробило две склянки и Моуэт выбрал лаг, Джеймс Диллон обратился к капитану:

– Прикажете объявить боевую тревогу, сэр?

Говорил он несколько неуверенно, поскольку не знал, в каком настроении Джек Обри. Он смотрел мимо капитана на фрегат, паруса которого, сверкавшие в лучах солнца, производили незабываемое впечатление, а белые буруны под форштевнем словно придавали ему дополнительную скорость.

– Конечно, непременно. Выслушаем отчет Моуэта, а затем обязательно объявляйте боевую тревогу.

– Семь узлов четыре сажени, с вашего позволения, сэр, – доложил Моуэт лейтенанту, который повернулся к капитану и, коснувшись полей треуголки, повторил цифры.

Барабанная дробь, глухой гул босых ног, бегущих по палубе к боевым постам; затем длительный процесс привязывания сеток к марселям и брамселям, поднятие добавочных предохранительных бакштагов к брам – стеньгам (поскольку Джек Обри решил к ночи поставить дополнительные паруса); сотни незначительных изменений в распределении, нагрузке и угле установки парусов – все это требовало времени, но солнце еще не зашло, а между тем расстояние между шлюпом и «Дедэньёз» все больше и больше сокращалось. Фрегат нес слишком много верхних парусов и слишком много парусов на бизань-мачте. Однако казалось, что все на его борту сделано из стали: француз не убрал ни одного паруса и не рыскнул (как все надеялись), несмотря на резкое отклонение от курса, произошедшее дважды во время последней «собачьей» вахты, от которого у капитана фрегата, должно быть, едва не остановилось сердце. «Почему же он не подтягивает наветренную шкаторину у грота и не ослабляет напор ветра на паруса? – подумал Джек. – Чует добычу…»