Командир и штурман - О'Брайан Патрик - Страница 64

– Ну и ну! И вы думаете, это был бы честный поступок?

– Возможно, я не большой знаток в вопросах чести, сэр, – возразил Диллон. – Просто я рассуждаю как боевой офицер.

Вот и Магон. Окутываясь дымом собственных пушек, «Софи» произвела два бортовых залпа и еще один – как салют адмиральскому флагу на борту «Фудруаяна», внушительная громада которого высилась между «Поросячьими хвостиками» и причалом, где находился склад снабжения.

Прибыв в Магон, отпущенные на берег матросы весело угощались жареной свининой и свежим хлебом. Еще бы им было не веселиться: раскупоривались бочонки с вином, приносились горы свинины, толпой валили разбитные бабенки из дальних и ближних мест.

Джек Обри, не шевелясь, сидел на стуле. Ладони у него вспотели, в горле пересохло. Из-под черных бровей с серебряной проседью лорд Кейт, сидевший по другую сторону стола, направил на него холодный взгляд серых проницательных глаз.

– Выходит, вы были вынуждены так поступить в силу обстоятельств? – спросил он.

Он имел в виду высадку пленных на остров Дракона, – по сути, тема эта занимала его чуть ли не с самого начала их встречи.

– Так точно, милорд.

Адмирал помолчал, прежде чем заговорить вновь.

– Если бы вы сделали это в силу вашей недисциплинированности, – раздельно произнося слова, продолжал старик, – из нежелания подчинить свое мнение мнению вашего начальства, то я был бы вынужден принять серьезные меры. Как вам известно, капитан Обри, леди Кейт очень расположена к вам. Мне и самому не хотелось бы нарушить ваши планы, поэтому позвольте говорить с вами совершенно откровенно…

Как только Джек увидел суровое лицо секретаря, он понял, что предстоит неприятный разговор, однако действительность превзошла самые худшие ожидания. Адмиралу было известно все, вплоть до мелких подробностей, – официальный выговор за нетерпимость, невыполнение распоряжений, касающихся определенных ситуаций, репутация чересчур независимого, безрассудного и даже недисциплинированного офицера, слухи о его недостойном поведении на берегу, пьянстве и так далее. Адмирал не видел ни малейшей возможности производства его в чин капитана первого ранга, хотя капитан Обри не должен принимать это близко к сердцу – ведь многие офицеры не добились даже чина капитана второго ранга, а капитаны второго ранга – это очень уважаемые люди. Можно ли человеку доверить командование линейным кораблем, если ему приходит в голову сражаться, руководствуясь собственными представлениями о стратегии? Нет, об этом не может быть и речи, если только не произойдет нечто совершенно из ряда вон выходящее. Послужной список капитана Обри не таков, чтобы им можно было гордиться… Лорд Кейт говорил рассудительно, стараясь быть справедливым, точно придерживаясь фактов и выбирая нужные слова. Сначала Джек Обри только переживал, испытывал стыд и неловкость. Но по мере того как адмирал продолжал, он почувствовал жжение где-то возле сердца или чуть пониже-то были признаки яростного гнева, который мог охватить его. Джек потупился, иначе выдал бы себя своим взглядом.

– С другой стороны, – продолжал лорд Кейт, – вы обладаете одним важным качеством командира. Вы удачливы. Ни один из других моих крейсерских кораблей не нанес такого ущерба неприятельской торговле, ни один из них не захватил и половины взятых вами призов. Поэтому, когда вернетесь из Александрии, я отправлю вас в новое крейсерство.

– Благодарю вас, милорд.

– Это вызовет известную зависть, определенную долю критики, однако фортуна переменчива, и, пока она от вас не отвернулась, ею нужно воспользоваться.

Джек Обри выразил адмиралу признательность, почтительно поблагодарил его за добрые советы, передал низкий поклон леди Кейт и отбыл. Он заставил себя отвечать адмиралу ровным тоном, однако пламя в груди продолжало жечь его изнутри, несмотря на обещанное крейсерство. Джек вышел из адмиральского кабинета с таким видом, что на лице часового возле дверей понимающая усмешка мгновенно сменилась выражением тупого равнодушия.

«Если и это ничтожество Харт вздумает разговаривать со мной в таком же тоне, – сказал себе Джек, вылетев на улицу и ненароком прижав какого-то шпака к стене, – или позволит себе нечто подобное, я оторву ему, к чертовой матери, нос и плюну на службу».

– Мерси, дорогуша, будь добра, – взревел он, зайдя по пути в «Корону», – принеси мне бокал vino и copito aguardiente[46]. Черт бы побрал всех адмиралов, – добавил он, чувствуя, как в глотку прохладной струей льется живительное молодое вино.

– Но он отличный старый адмирал, дорогой capitano, – отвечала Мерседес, стряхивая пыль с синих лацканов его мундира. – Он назначит вас в крейсерство, когда вернетесь из Александрии.

Внимательно посмотрев на девушку, Джек Обри сказал:

– Мёрси, querido[47], если бы ты знала об испанских плаваниях хотя бы половину того, что знаешь о наших, как бы ты меня осчастливила. – Проглотив последнюю каплю обжигающего бренди, он заказал еще один стакан этого утоляющего жажду честного напитка.

– У меня есть тетушка, – отвечала Мерседес. – Вот она много чего знает.

– Да неужто, дорогуша? В самом деле? – произнес Джек Обри. – Вечером ты мне расскажешь про нее. – Рассеянно поцеловав девушку, он надел отделанную галуном треуголку на новый парик и произнес: – А теперь к этому ничтожеству.

Однако получилось так, что капитан Харт принял его чрезвычайно учтиво и поздравил с операцией в Альморайре:

– Эта батарея чертовски досаждала нам. Трижды наносила пробоины «Палласу» и сбила одну из стеньг у «Эмеральда». Надо было давно разделаться с нею. – Затем пригласил Джека на обед и добавил: – Захватите с собой и вашего доктора, хорошо? Моя жена очень хочет встретиться с ним.

– Уверен, он будет счастлив, если только не получил другого приглашения. Надеюсь, миссис Харт здорова? Я должен выразить ей мое почтение.

– Она вполне здорова, благодарю. Но наносить ей визит нынче утром нет смысла. Она на прогулке верхом в обществе полковника Питта. Что это за удовольствие по такой жаре, ума не приложу. Кстати, вы можете оказать мне услугу, если пожелаете. Мой банкир хочет отправить своего сына на флот. У вас ведь есть вакансия для молодого человека, так что дело проще простого. Он очень приличный малый, его жена училась вместе с Молли. Вы увидите их обоих за обедом.

Встав на колени и упершись подбородком о крышку стола, Стивен наблюдал за тем, как самец богомола осторожно приближается к самке. Это был великолепный экземпляр зеленого цвета. Она стояла вертикально на четырех задних ножках, перебирая двумя передними, словно в религиозном экстазе. Время от времени ее массивное тело содрогалось, и дрожь эта передавалась ее тонким членам. Тогда самец отскакивал назад. Затем он продвигался вперед параллельно крышке стола, осмотрительно вытягивая вперед длинные, опасно зазубренные передние ноги и усики. Даже при сильном освещении Стивен, казалось, мог видеть огонь, горящий в его больших овальных глазах.

Самка намеренно повернула голову назад под углом сорок пять градусов, словно оценивая кавалера. «Уж не одобрение ли это? – подумал Стивен, подняв лупу, чтобы разглядеть движения усиков. – Согласие?»

Бурый самец понял это движение именно таким образом и, сблизившись, оседлал ее: ногами он сжал ее надкрылья; его усики соприкоснулись с усиками самки и принялись их поглаживать. Кроме как дрожью от дополнительного веса тела самца, она никак не отреагировала на его ласку, не оказала ему никакого сопротивления, и вскоре начался бурный процесс совокупления насекомых. Стивен засек время и отметил его у себя в записной книжке, лежавшей открытой на полу.

Шли минуты. Самец чуть переменил позу. Самка шевельнула своей треугольной головой, слегка качнув ею слева направо. Стивен увидел в лупу, как ее челюсти раскрылись и сомкнулись. Все произошло так быстро, что, несмотря на пристальное внимание, Стивен не смог уследить за движениями самки, и в следующее мгновение голова самца оказалась откушенной – и упала, словно лимон с дерева, прямо в зеленые лапки, соединенные в подобии молитве. Она вгрызлась в голову своего любовника, и свет, горевший в его глазах, погас. Оставшееся у нее на спине обезглавленное тело самца продолжало совокупляться с еще большей энергией, чем прежде, поскольку все контролирующие центры теперь отсутствовали. «Ага», – с полнейшим удовлетворением произнес Стивен и снова отметил время.