Клан Пещерного Медведя - Ауэл Джин Мари Антинен - Страница 27

Эйла поплелась к калеке, нервно поглядывая на свои ноги. Стала напротив него и только тогда подняла печальные глаза, еще мокрые от слез.

– Я больше не таращу глаза, – жестами сказала она. – Креб на меня не сердится?

– Нет, – ответил ей он. – Я вовсе не сержусь, Эйла. Но ты принадлежишь Клану, принадлежишь мне. Ты должна знать наш язык, но также должна знать правила Клана. Понимаешь?

– Принадлежу Кребу? Креб на меня не сердится?

– Нет, я люблю тебя, Эйла.

Расплывшись в улыбке, она бросилась к безобразному старику и обняла его, после чего устроилась у него на коленях и крепко прижалась.

Креба всегда интересовали дети. Став Мог-уром, он редко встречал, чтобы тотем ребенка не был безоговорочно воспринят матерью. Ему приписывали сверхъестественные способности, однако его истинный талант заключался в умении наблюдать и воспринимать увиденное. На его глазах рождались и вырастали дети, женщины и мужчины их баюкали и утешали. Но сам он, старый и покалеченный, никогда не знал счастья держать на руках ребенка.

Выплакав свою печаль, малышка уснула. Рядом с Мог-уром она ощущала себя в безопасности. Он вытеснил в ее душе другого человека, память о котором сохранилась лишь в дальних уголках сознания. Креб смотрел на спокойное доверчивое личико, и в его душе расцветала любовь. Он не смог бы любить ее сильнее, будь она даже его собственным ребенком.

– Иза, – позвал он целительницу и, прежде чем передать ей девочку, на мгновение обнял Эйлу. – Верно, из-за болезни она утомилась, – сказал он, когда женщина ее уложила. – Для пущей уверенности осмотри еще раз ее глаза завтра утром.

– Хорошо, Креб, – кивнула она.

Иза любила брата. Она знала, что за его угрюмой наружностью скрывается добрая душа, и была за него очень рада: теперь ему было, кого любить и было, кому любить его. После этого случая добрые чувства к девочке у нее еще больше окрепли.

С детства Иза не была такой счастливой. Омрачал ее радость лишь страх, что ее будущий ребенок может оказаться мальчиком. Сына ей пришлось бы растить вместе с охотником. Поскольку она приходилась сестрой Брану, а их мать была женщиной вождя, то ее сын мог бы стать вождем в том случае, если с Брудом что-нибудь случится, а у Эбры не будет больше сыновей. Брану придется отдать ее с ребенком кому-нибудь из охотников либо взять к себе. Хотя она ежедневно молила свой тотем послать ей либо девочку, либо мертворожденное дитя, избавиться от снедавшего ее беспокойства не удавалось.

Благодаря терпению Креба и усердию Эйлы за лето она научилась понимать не только язык Клана, но и их обычаи. За первым уроком, отучившим ее глазеть на людей, когда не положено, последовало много других, не менее сложных. Особенно трудно оказалось привить ей женское послушание, поскольку для этого пришлось обуздать природное любопытство и неугомонную энергию.

Многое научились понимать и Креб с Изой. Так, например, они уже знали, что слегка растянутые губы и чуть приоткрытые зубки у девочки означают то, что она счастлива. Но все продолжали сокрушаться по поводу странной слабости девочкиных глаз, когда та была чем-то огорчена и начинала плакать. Иза относила эту особенность за счет светлого цвета глаз, только не знала, свойственно ли это качество одной Эйле или вообще Другим. На всякий случай Иза промывала девочке глаза отваром бело-голубого растения, что росло в близлежащих лесах. Оно питалось гниющей древесиной, и его лишенные зелени глянцевые листочки при прикосновении чернели. Но Иза не знала лучшего средства от воспаленных глаз и всякий раз, когда девочка плакала, промывала ей глаза остуженным отваром стеблей этого растения.

Плакала Эйла редко. Хотя слезы обеспечивали ей внимание, она всячески старалась их сдерживать. К тому же они не только пробуждали беспокойство у любимых ею людей, но делали ее не похожей на остальных, а ей хотелось быть такой, как все. Соплеменники понемногу привыкали к ней, но по-прежнему с настороженностью относились к ее странностям.

Эйла, в свою очередь, тоже познавала Клан и вживалась в него. Мужчины питали к ней интерес, но считали ниже своего достоинства выказывать его особе женского пола, хотя и столь не похожей на других, впрочем, и она платила им тем же. Больше других ею интересовался Бран, но она его пугала. Он был с ней строг и не шел на сближение. А Эйле было даже невдомек, что остальным Креб казался куда неприступнее Брана и, что всех изумляла близость Мог-ура и странной девочки. Но один человек ей был особенно неприятен – тот, что делил с Браном очаг. От его взгляда ей всегда становилось не по себе.

Прежде всего, ей пришлось познакомиться с женщинами. За исключением случаев, когда Эйла находилась в обществе Креба или когда отправлялась с целительницей собирать травы, они с Изой обычно проводили время среди женщин. Поначалу Эйла попросту ходила за Изой по пятам и смотрела, как женщины сдирают с животных шкуру, выделывают кожу, разрезают ее по спирали и получают один длинный ремень, плетут корзины, подстилки и сети, вырезают из дерева чаши, собирают дикие плоды, готовят еду, заготавливают к зиме мясо и растительную пищу и выполняют все желания мужчин. Эйла проявляла ко всему рвение, и женщины охотно обучали ее не только языку Клана, но и всякому полезному ремеслу.

Хотя в физической силе она уступала женщинам и детям Клана и обладала хрупким телосложением, ее ловкости и гибкости можно было позавидовать. Тяжелые работы были ей не под силу, зато для своего возраста она необычайно проворно плела корзины. У нее зародились теплые отношения с добродушной Икой, и та давала девочке подержать Борга. По натуре довольно замкнутая, Овра, так же как и Ука, была особенно добра к девочке. Обе женщины потеряли во время землетрясения близких людей, поэтому горе Эйлы вызывало у них сочувствие. Девочке недоставало только друзей-ровесников.

Дружеские отношения с Огой распались вскоре после церемонии. Ога разрывалась между Эйлой и Брудом. Несмотря на то, что Эйла была немного младше Оги, у них нашлось бы о чем поведать друг другу, но Бруд недвусмысленно выказывал свое отношение к новенькой. Ради своего избранника Оге пришлось пожертвовать дружбой с Эйлой. Они почти не общались, за исключением случаев, когда работали вместе. Не встретив отклика на свои попытки подружиться, Эйла вскоре оставила Огу в покое и больше к ней не приставала.

Играть с Ворном Эйла не любила. Он был на год младше ее, но, подражая в игре взрослым, все время норовил ею командовать, а Эйле подобные отношения были не по нутру. Когда она взбунтовалась, это вызвало возмущение как мужчин, так и женщин, и в особенности Аги, матери Ворна. Она гордилась тем, что ее сын пытается вести себя, как подобает мужчине. А ненависть к девочке со стороны Бруда ей была известна не хуже, чем всем остальным. «В один прекрасный день, – рассуждала она, – Бруд станет вождем, и, если он будет по-прежнему благоволить к моему сыну, Ворн станет вторым по положению человеком в Клане». Ага не гнушалась ничем, чтобы услужить Бруду, вплоть до того, что, когда тот оказывался поблизости, начинала шпынять девочку. Если Ворн играл с Эйлой и появлялся Бруд, Ага тут же отсылала сына куда-нибудь.

Вскоре Эйла освоила язык Клана, в особенности ей помогли в этом женщины. Правда, один особый знак она выучила путем собственных наблюдений. Она продолжала смотреть на людей, разве что не так явно, – не могла же она оградить себя от всего, что происходит вокруг.

Однажды она видела, как Ика играет с Боргом. Ика сделала ему знак и повторила его несколько раз. Ребенок в ответ замахал руками, подражая матери. Когда же у него это получилось мало-мальски похоже, Ика, обратив на него внимание женщин, похвалила сына. Позже Эйла видела, как Ворн подбегал к Аге и приветствовал ее тем же жестом. Даже Овра начинала беседу с Укой с такого же движения рук.

В тот же вечер Эйла тихо приблизилась к Изе и, когда та подняла на нее глаза, обратилась к ней вновь выученным жестом. У той от удивления широко раскрылись глаза.