К вулканам Тихого океана - Якеш Петр - Страница 30

Наконец мы доплываем до берега и выталкиваем каноэ. Собравшиеся на берегу весело потешаются над нами. Кажется, Леонардо на меня не сердится, а я рад, что акулы нас не почуяли. На радостях я отдаю Леонардо все свои рыболовные снасти. Его два крючка, искусно вырезанные из кости, с красивым рисунком, остались на дне моря, и, думаю, стальные крючки утешат его.

Каноэ мы оттаскиваем под навес. Рыбы к ужину не будет. Жена Леонардо спокойно готовит ужин возле хижины, по-видимому, она на рыбу и не рассчитывала.

Прошло десять дней, время прощаться с Саво. Карта подготовлена для перерисовки, у меня опять несколько десятков килограммов образцов. Недалеко от берега бросает якорь моторная лодка, которая должна нас забрать. Она принадлежит местному капитану, одному из самых удивительных людей, с которыми я здесь познакомился. Волосы выкрашены в почти белый цвет, вокруг шеи пиратский платок, и, как истинный пират, он одноглаз. Цена билета для всех четырех один доллар. Катер движется со скоростью улитки и всякий раз, как появляется стая тунцов, меняет направление; преследование тунцов занимает часа два.

Вечером мы в Хониаре.

13. Первым классом на грузовом судне «Тулаги»

Нетерпеливое ожидание в Хониаре закончилось, когда у пристани пришвартовалось «Тулаги», судно, плавающее под британским флагом. По его внешнему виду было ясно, что ходит оно в Тихом океане не первый год. Раскачивающиеся трапы, прикрепленные сопревшими веревками, и резкий запах копры, распространявшийся вокруг корабля, — все было в полном противоречии с проспектом, выданным нам судоходной компанией. Мы пробрались сквозь горы разных сгруженных с корабля на хониарский мол товаров, видели проржавевший корпус судна, на котором нам предстояло плыть, и пришли в ужас. Но пассажирский отсек корабля, экипаж и сами пассажиры рассеяли первое неприятное впечатление. Да, действительно, мы путешествуем первым классом: все до пунктика совпадает с представлением о колониальном стиле минувшего столетия. Белоснежные стены тщательно покрыты блестящей эмалевой краской, латунь на ручках дверей и круглых иллюминаторах ежедневно надраивается так, что сверкает как солнце, стены столовой на двадцать человек обиты зеленым бархатом, кругом пушистые ковры. Все это были несомненные признаки высокого класса. В столовой сидело несколько офицеров в безукоризненно выглаженных белых костюмах с яркими желтыми петличками и в белых штиблетах. По лестницам и коридорам неслышно двигались официанты-китайцы в форме для слуг белых застиранных костюмах.

Наше появление на корабле выглядело весьма комично, но полное собственного достоинства светское общество первого класса и офицеры даже бровью не повели. На палубе возникли гигантские, ободранные рюкзаки, а под ними двое путешественников с пятилетним, загорелым до черноты привеском. Наши рубашки с серыми, неотстирывающимися пятнами от кокосовых орехов, следами плесени и дырами, застиранные, потрепанные шорты, заклеенные пластырем ноги красноречиво свидетельствовали о долгом пребывании в джунглях. Нам отвели две каюты с огромными латунными кроватями. Не успел я отдышаться и достать самые необходимые вещи, как жена начала торопить:

— Петр, в таком виде здесь нельзя ходить. Быстро беги, купи хоть две белые рубашки, прежде чем мы отплывем.

У женщин в таких ситуациях хорошее чутье, поэтому я не спорю и бегу в город за рубашками. Нам на корабле придется не раз появляться в столовой, а хороший тон предписывает для таких случаев белую рубашку с длинными рукавами. Я купил рубашки в китайском магазинчике — там дешевле — и вернулся на корабль весьма довольный собой: какую выгодную покупку я сделал! С видом победителя кладу рубашки на постель. Лида разворачивает одну — и приходит в ужас, а маленький Петя визжит от радости. На рубашке вышит зайчик — знак клуба «Плейбой»[25]. У зайчика симпатичная мордочка. Когда была развернута вторая рубашка, в комнате воцарилась гробовая тишина: на груди и на спине было написано: «Посетите Соломоновы острова». Молчание продолжалось недолго — мы начали смеяться. Пусть все так и будет, придется капитану и господам пассажирам смириться — не бежать же снова в город за следующей порцией рубашек.

Отходим от Хониары и вскоре уже видим Лунгу, где судно будет загружаться копрой. Мы бросаем якорь в открытом море, на небольших понтонах подвозят огромные мешки, корабль выбрасывает трап, и мешки исчезают в трюмах. Пассажирам предлагают совершить прогулку на моторном катерке. Мы очарованы «Тулаги», суетой вокруг погрузки и предпочитаем отдых на палубе. Местные грузчики работают не спеша, как, впрочем, и корабельные. Малайцы, нанятые в Сингапуре, явно не проявляют энтузиазма в работе. В тропической жаре и влажности это можно понять. Единственный, кто не разделяет такого настроения, — молодой офицер с корабля. Из-за небрежности местных грузчиков одна из лодок с копрой перевернулась, и весь груз оказался в воде. Грузчики быстро перескочили в другую лодку и начали от души забавляться, наблюдая, как офицер полез в воду, сначала по колено, потом по пояс, наконец, по грудь и при этом ухитрялся привязывать к тросу подъемного крана мешки. Отношение островитян к собственности, в данном случае к мешкам с копрой, было совершенно иным.

Маршрут от Хониары на Соломоновых островах до Австралии наш корабль обычно проходит за четырнадцать-шестнадцать дней в зависимости от скорости загрузки и выгрузки перевозимых товаров и от погоды. С заходом на Новые Гебриды плавание длится шесть или семь недель. Это самая регулярная линия между юго-западной частью Тихого океана и Австралией. Только в Хониаре, Гизо и Яндине есть причальная стенка, на других стоянках корабль вынужден бросать якорь в открытом море.

Наша следующая остановка — Яндина на острове Расселл. Из Лунги мы отходим рано утром, а вечером уже стали на якорь: плавание ночью среди коралловых рифов полно опасностей.

Яндина в Соломоновом архипелаге выглядит не совсем обычно. Почти всюду кокосовые пальмы, в их тени деревца какао. Кроме нескольких белых семейств здесь живут островитяне, работающие на плантациях. Они рвут, колют и сушат кокосовые орехи, получая за свой труд плату, чем и существуют. Здесь есть аэродром — остался после второй мировой войны, — который принимает даже реактивные лайнеры, и хорошая пристань для больших кораблей. Так что есть все предпосылки для выгодной торговли.

Всюду приход «Тулаги» — великое событие. Офицеров встречают как добрых знакомых, которые после долгого отсутствия возвращаются к белым поселенцам одиноких островов. В Яндине по случаю прибытия нам предложили посмотреть фильм, и Лида после многих Дней культурного поста отправилась смотреть английскую картину о «сладкой жизни», а мы с Петей и корабельным инженером, тоже Петром, идем на рыбалку.

Я уверен, что лов здесь отменный, глубокая вода так и кишит рыбой. Но сначала надо попросить у повара-китайца кусок мяса для наживки. Повар достает из холодильника мясо и отрезает кусок, которым можно было бы накормить семью из десяти человек. Я хотел было сказать, что этого слишком много, но повар настаивает, и я забираю кусок. Инженер Петр ждет меня в лодке вместе с моим сыном Петром. Он мрачно замечает, что этот жадина повар дал мяса с гулькин нос.

Темень. Останавливаемся, и Петя, одетый в спасательный жилет, закидывает удочку — семисантиметровый крючок и силоновую леску толщиной в целый миллиметр. Мы сматываем леску с большой катушки и постепенно отпускаем ее в воду. Пока готовим следующие удочки, Петя говорит:

— Папа, клюет!

Леска натянулась как струна, инженер считает, что надо тащить, хотя на крючке скорее всего ничего не будет. Но не оказалось не только рыбы, но и самого крючка. Я немного ошеломлен: какая же это должна быть рыба, чтобы так, запросто, перекусить миллиметровую леску? Все удочки у нас уже в воде.

— Взяла! — кричит инженер. Он надевает кожаные рукавицы, и начинается борьба. Какая-то рыбина на крючке то сильно тянет, и тогда лодка ходит ходуном, то отдыхает.