Снежная смерть - Обер Брижит - Страница 18

Что-то холодное касается моего лица. Я сразу понимаю, что это: нож. В прошлом году мне уже довелось испытать подобное, я знаю, каково это, когда рассекают твою плоть. Я знаю, что такое боль. Я знаю, что такое страх. Я знаю, что такое ненависть. Ненависть и злоба поднимаются во мне, почти заглушая страх. Но я не могу ничего сделать. Лезвие приставлено к моему горлу. Я задыхаюсь от его вонючего дыхания. Он убьет меня? Зарежет в этот прекрасный зимний день?

Мое кресло сдвигается вперед. Лезвие по-прежнему прижато к моей сонной артерии. Куда он везет меня? Страх вновь и вновь сжимает сердце. Если он похитит меня, я буду в его власти, во власти типа, который распинает женщин или насилует их электродрелью.

Он толкает меня вперед. Значит, не к лестнице. Нет. К пустоте. Он скинет меня с террасы, я разобьюсь на дороге. Кресло замирает. Ветер усилился. Лезвие отодвигается.

— Знаешь, что такое прыжок ангела, лапочка? Ты будешь прекрасно смотреться!

Я умру. Я умру через несколько секунд. Как глупо, в десяти метрах от Иветт! Я разобью голову об обледеневший асфальт. Из-за этой мрази! Я закидываю назад здоровую руку, пытаюсь схватить его, но он только хихикает.

— Считаю до трех, ангел мой! Раз…

Нет, нет, это неправда!

— Два…

Я не хочу! Это слишком глупо!

— Ррррр…

Глухое, низкое, страшное ворчание. Это он? Удар в спину, сдавленный крик. Что, неожиданно вернулась Мартина? Я нажимаю кнопку «назад» на кресле, натыкаюсь на что-то на полу, ворчание становится громче, собака, это собака! А потом собака издает стон. Быстрые удаляющиеся шаги. Собака жалобно лает.

— Что это тут творится?

Иветт, наконец-то!

— Но это же Сонин пес! Франсина, посмотрите!

— Еще не хватало! И что он тут делает?

Она спас мне жизнь! — хотела бы я заорать. Храбрый Тентен.

— Ой, да у него кровь! У него рана на боку!

— Надо позвать ветеринара, вроде глубокая. Лежи тихонько, малыш, мы тебе поможем. Я дам ему попить, — говорит Иветт, — он, наверное, хочет.

Я остаюсь одна с Тентеном. Он кладет мне на руку свою горячую морду, я глажу его по голове. Этот мерзавец ударил его ножом. Надеюсь, пес успел его как следует укусить.

Иветт возвращается, приносит собаке воды.

— И давно он тут? Надо было постучать в стекло.

Точно. И как я не подумала? Мне надо было вежливо попросить нападавшего подождать пару минут, а уже потом кидать меня в бездну! Я устало хватаюсь за блокнот и описываю произошедшее прыгающими буквами.

Восклицания Иветт, призывы вызвать жандармов. Франсина, разобравшись в происходящем, заводит свои причитания. Потом приходит очередь Мартины, которая сто раз повторяет мне, как она расстроена, что, если бы она знала, и так далее, и тому подобное. Я стараюсь ровно дышать, повторяю себе, как это прекрасно — остаться живой. Входят Жюстина и Летиция, и Франсина посвящает их в случившееся.

— О! Моя бедная Элиз! — восклицает Жюстина, сжимая мои руки в своих. — Я вас предупреждала! У вас так нарушена аура…

Она резко выпускает мои руки, словно они обожгли ее.

— О! Оно тут, оно совсем рядом с вами!

Что — оно? Это просто смешно!

— Зло… оно окутывает вас, словно саван, — шепчет она настойчиво. — Берегитесь, ваша душа в опасности.

Моя душа? Не беспокойся за мою душу, это мое тело чуть было не превратилось в котлету на обочине дороги.

— Ну, что тут происходит? Пропустите, прошу вас.

Лорье! Все начинают говорить хором, и, в конце концов, он восклицает:

— По одному, прошу вас!

— Держите, — говорит Иветт. — Элиз все записала.

Мертвая тишина. Наверное, он читает. Потом он подзывает Юго и уединяется с ним в уголке, а затем переходит к Иветт и Франсине. Покашливания.

— Итак, если я правильно понял, мадам Мартина Паскали, медсестра, работающая в Центре, устроила мадемуазель Андриоли на террасе, чтобы она «попользовалась солнышком». Потом она ушла в основной кабинет, чтобы «заполнить бумажки». В это время не установленный человек напал на мадемуазель Андриоли и попытался сбросить ее вниз. Ему помешала собака, черный Лабрадор, в котором опознали собаку покойной Сони Овар, — (он переводит дух) — каковую собаку неизвестный ранил в правый бок. Мадам Ольцински и мадам Ачуель прибежали на место происшествия и увидели там раненую собаку и мадемуазель Андриоли в состоянии шока.

Ну, состояние шока — это он преувеличивает. По-моему, я держусь отлично.

В общем гвалте шуме никто не замечает появления ветеринара, и ему приходится повысить голос, чтобы привлечь к себе внимание. Пока он оказывает первую помощь Тентену, я еду на голос Лорье и протягиваю ему листок из блокнота:

«Вы знаете Тентена?»

— Конечно, я сам подарил его Соне. Она возвращалась домой поздно, я думал, что собака ей будет кстати…

Его голос срывается. Нас перебивает ветеринар: рана у собаки не очень глубокая, ни один жизненно важный орган не задет. Он увезет его в лечебницу, чтобы наложить швы, а завтра его можно будет забрать. Забрать?

— Проблема в том, что владелица собаки скончалась, — говорит Лорье, овладев собой.

— Оставить здесь! — звучит детский голос Магали.

— Ну, дорогая, я не знаю…

— Но ведь он спас жизнь Элиз! — восклицает Жан-Клод.

— Верно, это храброе животное, — подтверждает Иветт, и по ее тону я понимаю, что она задается вопросом: что сказал бы Жан-Гийом, увидев, что она вернулась не только с чемоданами, но и с пятидесятикилограммовым Лабрадором.

Милая Франсина наконец сдается. Эмили издает громогласное «Bay!», от которого Клара, неизвестно почему, начинает рыдать. Магали кричит: «Не плакать! Не плакать! Не будет десерта!». Бернар торжественно заявляет, что должен принять ванну и что хорошую собаку сразу видно. «Авантю'ист!» — кричит Кристиан и начинает лаять.

Я чувствую, что рядом со мной стоит Жюстина. Она, как и я, воспринимает эту сцену только через звуки. Интересно, она воспринимает ее так же, как я? Может быть, плачет не Эмили, а Клара. Может быть, лает не Кристиан, а Леонар. Может быть, Иветт не везет меня в помещение, обещая мне чашечку восстанавливающего настоя, может быть, на самом деле Тентен не вмешался, я умерла, а в моем мозгу, сохранившем свои функции на несколько секунд, еще продолжают формироваться знакомые изображения?

Нет. Тошнотворный запах настоя может существовать только в реальном мире.

Тентен вернулся. Он повсюду ходит за мной. Его присутствие ободряет, мне нравится, что, протянув руку, я могу погладить его жесткую шерсть. Его балуют все, от кухарки до пансионеров, закармливающих его домашними пирогами. Милая Франсина частенько хлопает своими белыми ручками, чтобы призвать постояльцев к порядку. А этот звук возбуждает собаку. Во всем этом гвалте я снова и снова пытаюсь найти путь к разгадке, а вслепую это не так-то легко. Грустная игра слов, Элиз.

Шнабель подтвердил своей подружке Иветт, что в то время, когда меня пытались разобрать на кусочки, Ян действительно гулял с пансионерами. В любом случае, сейчас я уже достаточно знаю Яна, чтобы узнать его на ощупь, по запаху, по голосу. Напавший на меня человек был ниже, у него плохо пахло изо рта, а от тела исходил странный запах перца… Лорье спросил, откуда я взяла, что он был ниже Яна. Я объяснила, что до сих пор рефлекторно поднимаю голову к собеседнику. Я могу приблизительно установить, с какого уровня идет звук, и, следовательно, уровень рта говорящего. Голос Вора звучал сантиметров на двадцать выше моей головы. Лорье быстро подсчитывает:

— Так, учитывая, что вы сидите в кресле и ваша макушка находится в… Шнабель, сантиметр!… В метре тридцати двух сантиметрах от пола, значит, рот человека расположен приблизительно… Шнабель!… две трети лица, так, следовательно, рост человека примерно метр семьдесят два.

— Да вроде вас, — замечает Франсина. — Кому еще чаю?

Я начинаю представлять милую Франсину в виде огромного говорящего самовара. Лорье отказался довольно… ну, скажем, довольно нетерпеливо и убежал составлять отчет, оставив нас под охраной Шнабеля, за которым, в свою очередь, присматривает Иветт.