Потрошитель - Обер Брижит - Страница 32

— Мы людоеды! — вне себя от злости рявкнул Жан-Жан. — Так что заткнись и вали спать, ясно? Брысь!

Карапуз с кошкой кубарем скатился вниз и с воплями «Папа! Папа!» пулей влетел в одну из квартир на первом этаже.

Жан-Жан стиснул зубы и, чтобы не оказаться на свету, когда дверь откроется, выждал темноты на площадке. Затем, позвонив, тихонько толкнул створку двери. Дверь подалась, приоткрывая темное зловонное помещение. Жанно поднял пистолет. Сердце его бешено билось.

— Господин Гвидони?

Тишина. Ни малейшего шума — ни шума дыхания, ни звука шагов, ни шороха одежды. Он стал нащупывать выключатель. Казалось, еще миг, и пуля убийцы разнесет ему голову. Наконец свет зажегся.

— Хватит кобениться! Марш в кровать! — орал внизу какой-то мужчина.

— Гостиная, — тихо определил Жан-Жан. — Пусто. Старая продавленная софа. Допотопный телевизор.

Низенький сосновый столик. Нормандский шкаф. Роскошный кабинетный рояль. Закрытые ставни. На стенах — полосы экскрементов.

— Дерьмо! — пробормотал сзади Лоран.

— Точно!

Вымазанный в фекалиях палец повсюду сикось-накось накорябал какие-то вокабулы.

«ОН ИДЕТ», — расшифровала Лола, едва не вывихнув шею. Это было написано по меньшей мере раз десять.

— Ванная, кухня, спальня, — распорядился Жанно.

Крадучись, затаив дыхание, они двинулись к приоткрытым дверям. За каждой из них мог прятаться Филипп Гвидони с пистолетом. Под прикрытием задыхающихся от волнения Лорана и Лолы Жанно последовательно грохнул дверьми о стену.

Никого. Все загажено. Лежбище — голый матрас — набухло от мочи и крови. Воткнутыми в стену кнопками нарисованы два золотых глаза.

— Смылся, — вздохнул Жанно, хрустнув суставами, — прошляпили!

— Может, вернется? — шепнула Лола, вытирая взмокший лоб.

— Нет. Он ушел навсегда. Потому и дверь не стал запирать.

Истекающий потом Лоран снял свою куртку и принялся открывать стенные шкафы, выворачивать ящики стола. Пожелтевшие фотографии, ноты, классический, строгий гардероб, два смокинга.

— Ну вот! Теперь еще стада слонов не хватало! Слышь?

— Хр-пррр.

На пианино поверх клавиатуры окровавленная пила.

В ванной стальной хирургический поднос: поблескивающие бельевые заколки с приставшими волокнами плоти; аккуратно разложенные кнопки и гвозди самых разных размеров; пузырек 90-градусного спирта, грязная вата…

В пустом холодильнике — газетный сверток.

Лола взяла его в руки. Тяжелый и влажный. Она положила пакет на желтый формиковый стол и нервозно его развернула.

Корм для кошек?

Куда там.

Печень, почки, кишки, сердце, желчный пузырь, аппендикс.

— Джоанна Кемпо, — насилу выговорила она, не подозревая о восторге, обуявшем засевшую в ее голове штуковину при виде всех этих аппетитных останков.

— Опять каннибал хренов! — проворчал Жанно, разглядывая содержимое пакета. — Мода, что ли, такая пошла: «Мам, я буду каннибалом или каннибальчиком!»

— Ой, меня сейчас вырвет, — выдавила Лола, уткнувшись в раковину и потревожив полчища тараканов на водопое.

Жанно отвернулся. Что может быть гаже блюющей женщины! Лола выпрямилась, пустила воду и прополоскала рот.

— Хреновы больные, — пробормотал шеф, злобно сворачивая чудовищный пакет.

— Вы уж простите, — обиженно извинилась Лола.

— Да я не про вас, Тинарелли. Черт, откуда столько тараканов? Тут что, заповедник? Первый раз такое свинство вижу.

— Нет, вы только взгляните! — закричал Лоран, брезгливо, точно грязную салфетку, зажав двумя пальцами метровый лист ватмана. — Он это к задней стенке шкафа прикнопил.

Лист лег на стол, и все склонились над ним.

Это был коллаж, слепленный из всякой ерунды вперемежку с нарезками фото, по которым змеились кровавые загогулины, прыгали ноты какой-то мелодии и плясали граффити, намалеванные жирным красным фломастером.

На нем можно было узнать Барбару Гвидони — эффектную пятидесятилетнюю матрону, рот и глаза которой были утыканы крошечными гвоздиками, а низ живота залеплен бритвенным лезвием. Вот Соня Гвидони — вылитая мать, только моложе и без ее внутренней силы: бледная немощная оболочка, сложившая руки на животе, вымазанном красной загустевшей субстанцией. Рядом с ней седовласый поли-цейский в служебной форме и с нимбом из позоло ченных кнопок.

Далее — фотомонтаж: полицейский распластался на Соне, сочетавшись с ней посредством торчащего из брюк ножичка от кукольного сервиза. На голове Сони — раздавленный дерьмовый шлепок с четким отпечатком пальца.

— Большой, — уверенно определила Лола.

За совокуплением наблюдает ребенок двух-трех лет. Он наряжен в голубой клетчатый фартучек с приклеенными к нему цветочными лепестками.

Затем этот же ребенок, но уже на виселице — на самой настоящей веревке. Промеж его ног сочатся коричневые нити, ниспадающие прямо на его родителей.

Теперь его фартук украшают уже не лепестки, а трупики крошечных тараканов.

— Я должен отправить это в «Квантико», — пробормотал Лоран. — Профайлеры с ума от радости сойдут.

— Деменциальная комплементация, — брезгливо скуксилась Лола.

Ну не скажи! Это же гениально! А я-то, я! Как я-то до таких шедевров не додумался? Живых свидетелей моего гения перед потомками! И что! Теперь этот идиотский Потрошитель войдет в историю, а меня позабудут через какой-то десяток лет! И все только потому, что я работал с преходящим материалом!

От ребенка идет черная пластмассовая стрела, соединяя его с каким-то красным человеком. К правой руке человека приделаны настоящие ножницы, а к левой — изящная коробочка из-под пилюль, на крышке которой заглавными буквами выведено: ОБМАНКИ.

Эта парочка представлена в обрамлении громадных черных пятен, над каждым из коих налеплен клочок нотного стана с тремя нотами.

— Ре-ля-ре, — определил Лоран. — Начало какой-то песни?

Жанно пожал плечами. В данный момент он старательно давил тараканов-камикадзе, принявших его ботинки за пару авианосцев.

Лола нахмурилась.

— А что если заменить названия нот буквами, как в англосаксонской традиции, — несколько секунд спустя предложила она.

— Ну и что получится? — скептически проворчал Жанно, которому не терпелось разрядить свой пистолет.

Лола взволнованно подняла голову:

— D. A. D. Dad… Папа. Папа. Папа. Папа.

Огромные жирные черные пятна.

— Черт, слишком по-гиповски![36] — проговорил Лоран, поправляя очки.

— Ладно, дети мои, искусство — это, конечно, прекрасно, но — труба зовет. Интересно, где сейчас это серийное приключение на мою задницу?

Серийное приключение на задницу Жанно, избегая фонарей, стремительно удалялось от своего дома. На нем была отутюженная белая рубашка, чистые джинсы и кожаные сандалии.

Это конец. АПОКАЛИПСИС. Легавые у него в квартире. Он это знает, он видел их, прячась в тени на углу улицы. Так что сейчас самое время уходить. Только подумать, этот старый полицейский хотел его АРЕСТОВАТЬ! Да если бы не вопли УСОВ, он бы врезал ему чемоданчиком! Все идет наперекосяк. А когда все идет наперекосяк, нужно БЕЖАТЬ. Растаять в ночи. Найти ТУ и отвести ее в ТИШИНУ. А потом ДОЖДАТЬСЯ клошара и наконец-то УЗНАТЬ.

Мелани не спалось. Надо же было оставить Джоанну наедине с убийцей! Джоанна мертва из-за нее! Если бы она дождалась Джоанну! Если бы Дамьен остался с ними!.. Но Дамьен боялся расспросов о Джоанне с Камелем и улизнул. Улизнул из-за ее собственной глупой ревности!

Вся в поту, с гудящей головой, она встала и пошла на кухню попить. Шквальные порывы ветра рвали согбенные пальмы. Мелани подошла к окну. По морской пучине проносились фосфоресцирующие гребни волн. Ее томили мысли об ужасной грозе — очистительной грозе, которая унесет всю грязь, омоет город; о грозе столь ужасной, что по сравнению с нею все потеряет смысл.

Затем она увидела свой скутер. Его, конечно же, сбил ветер, и он лежал на тротуаре, заливая асфальт маслом. В суматохе этого сумасшедшего вечера она начисто забыла поставить его в гараж. Его же свистнут!