Мастерская смерти - Обер Брижит - Страница 33

— Еще одно испытание, ужасное испытание, — вполголоса произнес он.

Андрие освободил руки и отступил назад.

— Кто-нибудь хочет выпить? — спросил он, доставая из застекленного бара бутылку «Гленфидиш».

Шиб и Гаэль отказались, Бабуля неодобрительно поморщилась, Дюбуа сделал нетерпеливый жест рукой:

— Нет, спасибо. Итак, что мы имеем? Андрие плеснул себе немного виски и выпил его, прежде чем приступить к рассказу. Дюбуа внимательно слушал, полуприкрыв глаза, иногда проводя по усам кончиком указательного пальца.

— Это настоящее святотатство! — с жаром заявил он, когда Андрие закончил.

— Да, явно дело рук исламистов, — горько пошутил Жан-Юг, наливая себе еще виски.

— Этого я не говорил, — возразил Дюбуа, — но мы явно имеем дело с душевнобольным.

— Может быть, с одержимым? — вполголоса предположила Бабуля.

— С одержимым! — иронически повторил Андрие. — Только этого не хватало!

Он резко поднес бокал ко рту и опустошил его. Дюбуа пожал плечами.

— Ты всегда был материалистом, Жан-Юг. Но не все в этом мире сводится к деньгам.

— Какое отношение это имеет к моей дочери? Дюбуа обвел жестом Андрие, Шиба и Гаэль и сказал:

— Вы ищете рациональное объяснение поступку человека, у которого совершенно другой образ мыслей.

— А ты предлагаешь мне вызвать экзорциста? — саркастически спросил Андрие.

— Незачем его вызывать, — холодно сказал Дюбуа. — Мне самому приходилось заниматься экзорцизмом, поэтому я знаю, о чем говорю.

— Ты? — недоверчиво спросил Андрие. — Но ты раньше никогда...

— Это не те вещи, о которых рассказывают на каждом углу. Не тема для развлекательной беседы. Это страшный обряд, Жан-Юг.

Гаэль удивленно смотрела на священника. Казалось, в нем пробудилась какая-то внутренняя сила, от которой его тусклый взгляд засверкал. Внезапно Дюбуа как будто стал выше и... могущественнее, подумал Шиб. Да, подходящее слово...

Некоторое время все молча смотрели на него, но вдруг тишину нарушил крик:

— ГДЕ ОНА?

Бланш стояла в проеме двери, слегка пошатываясь, прижимая руку к груди, в полураспахнутом белом шелковом халате, из-под которого виднелась ночная рубашка. Волосы падали ей на глаза. Кровоподтек на виске теперь стал темно-синим.

— ГДЕ МОЯ ДОЧЬ?

— Бланш, дорогая...

— Почему ты мне ничего не сказал? Почему?! Бланш сделала шаг вперед, но едва не упала и схватилась за спинку кресла.

— Я проснулась... я видела ее во сне, она звала меня, ей было холодно, она замерзла, понимаешь? Я проснулась и пошла в часовню... И ЕЕ ТАМ НЕ ОКАЗАЛОСЬ! Что ты с ней сделал? Как ты посмел?..

— Бланш! Никто не знает, где она. Кто-то... Андрие замолчал, не в силах продолжать.

— Кто-то украл ее тело, — сказал Дюбуа, подходя к Бланш.

Она недоверчиво посмотрела на него. Потом перевела взгляд на свекровь, затем на Шиба.

— Но ведь это глупо, — тихо произнесла она. — Совершенно глупо...

— Ваш муж поручил нам заняться расследованием, — сказал Шиб. — Мы делаем все возможное.

— Расследованием? Но она замерзнет, как вы не понимаете? Ей нужно пальто...

— Это лекарства... — тихо сказал Андрие. — Она бредит. Нужно ее снова уложить.

— Я этим займусь.

Бабуля подхватила под руку слабо сопротивлявшуюся Бланш и увлекла ее за собой.

— Пойдем, дорогая. Тебе нужно лечь.

Они прошли мимо Шиба, и он почувствовал, что от Бланш пахнет спиртным. Она в отчаянии посмотрела на него, словно утопающая, и протянула руку, как будто собираясь опереться на его плечо. О нет, только не сейчас! Рука Бланш бессильно упала и свесилась вдоль тела. Бабуля вывела ее из комнаты, тихо произнося какие-то утешительные слова.

— Мы продолжим осмотр, — сказала Гаэль, обращаясь к Жан-Югу.

— Да, хорошо, — рассеянно сказал тот, глядя вслед удаляющимся женщинам.

Шиб и Гаэль тоже направились к выходу. Дюбуа сказал Андрие:

— Мы должны помолиться. Молитва — это сила, молитва — это надежда.

— Молитва— пустой звук, — горько сказал Андрие. — Какая польза от всех твоих молитв?

— «Верую во единого Бога, всемогущего Отца, создателя неба и земли, мира видимого и невидимого...»

— Господи, они тут все чокнутые! — сказала Гаэль, выйдя на улицу. — Просто сборище психопатов из фильма ужасов пятидесятых годов!

— Но согласись, что ситуация...

— Один священник чего стоит! Ему бы играть жреца Сатаны! У меня поджилки тряслись от одного его вида. А твоя Бланш! Можно подумать, что она сбежала из психушки. Несчастный Андрие, он единственный нормальный человек среди них!

— Бланш накачана успокоительным, она недавно потеряла дочь. Ничего удивительного, что она в таком состоянии. — Шиб чувствовал, как в нем закипает гнев.

— Только не говори, что она впала в такое состояние после смерти дочери. Здесь пахнет хроническим неврозом. И спиртным, между прочим. Я вдоволь насмотрелась на таких в клиниках.

Шиб, не отвечая, повернулся к ней спиной. Хорошо, пусть Бланш окончательно слетела с катушек, пусть она ненормальная, ну и что? Что вообще знает о жизни эта Гаэль, что у нее есть, кроме иллюзорных убеждений молодости?

Он направился к церкви, с наслаждением слушая, как хрустит под ногами гравий. Он чувствовал, как в нем кипит гнев на весь этот мир, где какой-то маньяк может насиловать и убивать маленьких девочек, а потом красть их трупы, и где он сам, Шиб Морено, не осмеливается сделать ни единого жеста, чтобы утешить женщину, в которую влюблен и которая сходит с ума от отчаяния, потому что ее муж на них смотрит — о, трусливый Шиб Морено, король адюльтеров на скорую руку! О, господи, Бланш вот-вот отправят в психлечебницу, а он думает о светских приличиях!

Щиб резко ударил кулаком по двери часовни. Он и не заметил, как сюда пришел. Дверь мягко подалась, и он машинально сделал шаг вперед.

Только один шаг.

Потому что сделать второй он просто не смог — застыл на месте, словно наткнувшись на невидимую стену.

Эта стена лишила его возможности не только идти, но и думать— какое-то время он вообще не мог найти слов для того, что увидел.

Элилу вернулась.

Это была первая мысль, промелькнувшая в его мозгу, который отказывался соображать.

Элилу вернулась.

Но она вернулась не в свой хорошенький стеклянный гробик из волшебной сказки. О нет.

Она была распята над алтарем головой вниз.

Распята на огромном деревянном кресте, к которому раньше был прибит раскрашенный Христос.

Теперь он ничком лежал на полу.

Шиб поморгал глазами, но адское зрелище не исчезло. Он видел все абсолютно ясно: перевернутый крест, лицо Элилу в метре над алтарем. Белокурые волосы свисали вдоль стены, словно опрокинутый нимб. Бледные щеки, сжатые губы. Платье задралось, открыв белые трусики и худые коленки. И гвозди, вонзившиеся в ноги возле ремешков лакированных туфелек...

Шиб машинально прислонился к спинке молитвенной скамейки. Он вспомнил, что Дюбуа говорил об одержимости. То, что находилось у него перед глазами, было поистине дьявольским творением.

Он приблизился к алтарю. Его била дрожь. Во рту было сухо, язык словно превратился в кусок картона. Каждый шаг давался с трудом. Гвозди были вбиты и в руки Элилу — их шляпки поблескивали в маленьких посиневших ладонях. Но ужаснее всего были ее глаза. Широко открытые закатившиеся мертвые глаза, которые, казалось, наблюдали за его приближением. Глаза демона, подумал Шиб. Достаточно увидеть только их, чтобы испугаться до смерти!

Он сжал кулаки. Тот, кто это сделал, хотел вызвать именно такие чувства— шок, страх, отвращение. Кто же до такой степени ненавидел семью Андрие?

Шиб чуть не споткнулся о валявшуюся на полу статую Христа. Он перевернул ее. На статую был нацеплен кружевной черный лифчик. Это было одновременно смешное и ужасающе непристойное зрелище — деревянный Христос в кокетливом лифчике, со стеклянными слезами, приклеенными к бороде.

Ноздри Шиба дрогнули. Он ощутил запах мочи. Кто-то помочился на статую. Его снова пробрала дрожь.