Лесная смерть - Обер Брижит - Страница 52

С другой стороны, как сказал Гассен, даже в том случае, если бы он оказался ни в чем не виновен, у него — с его-то прошлым — нет ни малейшего шанса остаться на свободе.

А вдруг вовсе не он совершил то убийство в Марселе? Но тогда зачем ему приезжать именно сюда? Зачем выдавать себя за комиссара? Нет, куда ни крути, а убийца — он: другого хотя бы мало-мальски разумного объяснения случившемуся и быть не может. А я почему-то упорно ищу черную кошку в темной комнате, заранее зная, что ее там нет.

Но тем не менее: почему о нем не вспомнили сразу же, как только это началось? Ведь если приемная мать одной из жертв довольно долгое время состояла в интимной связи с убийцей, даже жила с ним под одной крышей… Нет, я определенно идиотка какая-то: они же ни о чем не знали; Элен никогда никому не рассказывала о Тони; кроме того, она искренне полагала, что он навсегда заперт в психиатрической лечебнице — у нее и в мыслях не было, что он мог оттуда сбежать; естественно, она не видела ни малейшего смысла в том, чтобы вновь выворачивать публично все это старое грязное белье.

— Погода сегодня просто превосходная! — объявляет Иветта, открывая ставни.

Не помню, удалось ли мне вообще сегодня уснуть: такое впечатление, будто я размышляла всю ночь напролет.

Иветта приступает к ритуалу приведения меня в божеский вид, затем кормит завтраком. Сегодня она довольно молчалива — тем лучше, ибо на душе у меня как-то мрачно. Иветта устраивает меня в гостиной, возле окна — чтобы я погрелась на бьющем сквозь стекла солнышке. Я и в самом деле ощущаю тепло на своем теле. Сама же она теперь, должно быть, хлопочет, собирая наши вещи в связи с предстоящим отъездом. Интересно: как скоро они поймают Иссэра? Если целых полгода он ловко водил их за нос, работенка, надо думать, им предстоит не из легких. Тем более что юному Гассену придется еще как-то убедить и следователя, и вышестоящее начальство в правильности своих весьма неординарных выводов…

Звонит телефон.

— В полдень Элен с Виржини зайдут попрощаться с нами, — сообщает Иветта, повесив трубку.

Если бы в тот майский день Иветта не оставила мое кресло под деревом на стоянке возле супермаркета, я никогда бы не познакомилась с Виржини, и обо всей этой истории знала бы лишь то, о чем сообщали в телевизионных новостях. А так я оказалась в самом водовороте событий, страстей и опасностей… Если бы… Если бы… Если бы да кабы. Прошлого уже не воротишь.

Иветта все время ворчит себе под нос: боится что-нибудь забыть, по сто раз подряд проверяет, все ли необходимое уложено в чемоданы.

Звонок в дверь. Приветствия. Детские ручонки обнимают меня за шею.

— А я уезжаю к бабуле!

— Вообще-то, сначала принято здороваться, Виржини.

— Здравствуй, я уезжаю к бабуле!

Я поднимаю руку, сжав пальцы в кулак. Виржини просовывает туда свой пальчик.

— Вот это класс! Мама, посмотри, она может держать меня за палец!

Если я могу удержать в руке ее палец, то, наверное, с таким же успехом смогу держать и карандаш? От Виржини пахнет яблочным шампунем; я представляю себе ее шелковистые, тщательно расчесанные волосы.

— Если хотите, мы можем подбросить вас в аэропорт, когда повезем Виржини к бабушке, это ведь почти по пути, — предлагает Элен.

— О, нам вовсе не хотелось бы причинять вам лишние хлопоты, — протестует Иветта.

— Собственно, сама идея принадлежит Полю… Мы можем заехать за вами к пяти.

— Право, я даже не знаю…

— Но не на такси же вам туда добираться. Это было бы просто глупо!

— Мы очень тронуты такой заботой о нас. Виржини, хочешь яблочного пирога?

— Ага!

— Да, спасибо, — усталым голосом поправляет ее Элен.

Иветта быстро удаляется, Элен следует за ней, что-то шепча ей на ходу. Что еще за секреты у них завелись?

— Теперь, когда комиссар умер, им ни за что не поймать Лесную Смерть, — шепчет мне тем временем Виржини. — А у бабушки ее не будет, поэтому я очень рада, что уезжаю туда. И Рено тоже. Он всегда любил бабушку. А ты знаешь, что было два комиссара? Настоящий и фальшивый? Маме об этом рассказал тот молодой полицейский. Он довольно милый: угостил меня клубничной жвачкой. А еще спрашивал, знала ли я этого поддельного комиссара. Глупее вопроса и не придумаешь. Конечно же, знала, ведь это был комиссар. Вообще он целую кучу разных вещей у меня спрашивал, обо всех — о родителях, о тебе, о Жане Гийоме, об Иветте, Стефане, обо всех тех детях; мне ужасно все это надоело, и я совсем не понимала, чего он от меня добивается своими вопросами. Можно подумать, будто я способна взять да и выложить ему все как есть! А Рено все это время стоял у него за спиной и строил мне всякие рожи — очень смешно у него получалось.

Представляю себе, как полуразложившийся Рено строит рожи. Да уж — «смешно».

— В конце концов я сказала ему, что устала. Он рассердился и заявил, что, если я скрываю какие-то вещи, меня могут отправить в тюрьму; но мне нечего скрывать: никаких вещей я ни у кого не воровала. К тому же теперь Лесная Смерть будет вести себя очень тихо, я уверена в этом.

— А вот и большой-пребольшой кусок пирога!

Виржини бросается к Иветте; та усаживает ее за стол. Интересно, почему вдруг именно теперь Лесная Смерть (ну и дурацкое все же имечко) будет вести себя очень тихо? Наверное, потому, что о существовании Тони Мерсье и его присутствии в городе стало известно, а значит, он вынужден будет прекратить свою хитрую игру. Да — тут все сходится.

— Нет, спасибо, я не хочу пирога, — произносит Элен.

Похоже, бедняга сильно нервничает. Внезапно она кладет руку мне на плечо и тихо шепчет:

— И подумать только: этот мерзавец все время был здесь, совсем рядом! Как будто мало того, что он натворил в свое время в Марселе… Когда я думаю о том, что он, должно быть, постоянно тайком подсматривал за нашей семьей, шпионил за Виржини… да, он, надо полагать, получил немало удовольствия! Надеюсь, уж теперь они схватят его очень быстро!

В голосе у нее звучит такая ненависть, что у меня даже мурашки по коже пробегают. Еще какое-то время Элен болтает с Иветтой, затем уходит вместе с Виржини. Пока, до встречи, привет.

— Бедняга Элен ужасно выглядит: ей-богу, краше в гроб кладут!

Выражение, конечно, не из приятных, однако лучше, наверное, и не скажешь…

— Разумеется, это совершенно невероятно, но иногда мне приходит в голову…

Некоторое время Иветта явно колеблется, но затем все-таки продолжает:

— Я наверняка неправа, но подчас у меня складывается такое впечатление, будто она пьет немножко больше пива, чем следовало бы. Да еще эти большие черные очки… Теперь ведь уже отнюдь не лето, а такие очки обычно надевают, пытаясь скрыть от окружающих тот факт, что выглядишь ты не лучшим образом… Одна из моих двоюродных сестер питала слабость к спиртным напиткам и, теряя равновесие, вечно падала — то на лестнице, то в душе; так вот она потом надевала именно такие очки — чтобы синяков под ними не было видно…

Хотелось бы мне знать, что тому виной: в самом деле злоупотребление спиртным или скорая на расправу рука Поля? Мне ведь уже приходилось слышать, как он отпускает ей пощечину. Может быть, те, кого в детстве часто били, и вправду подсознательно умудряются построить свою супружескую жизнь по образу и подобию родительской семьи — ведь ее первый муж, Тони, помимо того, что оказался убийцей, был еще и алкоголиком, нещадно колотившим ее? Ну прямо какой-то роман в духе Золя!

Нет, нельзя мне вспоминать ни Золя, ни «Человека-зверя», ни что бы то ни было в том же роде.

Когда чего-то ждешь, время тянется невероятно медленно. Это вгоняет в тоску и одновременно волнует. И действует на нервы. Вперед, назад, вправо, влево — с помощью своего кресла я выписываю на паркете самые невероятные фигуры, лишь иногда прерываясь для того, чтобы поднять руку и сжать в кулак. Ни дать ни взять — Долорес Ибаррури в инвалидном кресле. «Буасси-ле-Коломб: безобидного вида калека на самом деле оказалась опаснейшей террористкой». Вперед, назад — исполняем «Мазурку паралитиков».