Лесная смерть - Обер Брижит - Страница 29

Пришла Элен. Пьем кофе. То есть — они пьют. А меня поят неким великолепно действующим на пищеварение травяным отваром. С жадностью вдыхаю восхитительный аромат кофе. До смерти хочется хорошего крепкого сладкого кофе; мысленно проклиная Иветту, глотаю пресловутый отвар — слишком горячий и совершенно безвкусный.

У Элен слегка дрожит голос — такое с ней бывает лишь в самые худшие дни. Судя по всему, она очень намучилась за последнее время. Иногда я думаю о том, что для нее все это вполне может обернуться тяжелейшей нервной депрессией. Ибо день ото дня она, по-моему, становится все грустнее и печальнее.

— Они до сих пор так и не отыскали Стефана. Побывали на всех строительных площадках — никто его и мельком не видел. Как на ваш взгляд — разве это нормально? И самоубийство Софи… Да, конечно, они со Стефом давно уже разлюбили друг друга — но почему бы им тихо-мирно не развестись? Я знакома с ней уже пять лет; она очень помогла мне, когда… в общем, когда Рено… Стоит мне только подумать о том, что они сейчас делают с Рено… Поль из-за всего этого просто с ума сходит, он стал совершенно невыносимым…

Раздаются тихие всхлипывания. Иветта произносит какие-то слова, пытаясь утешить Элен. Похоже, иногда стоит только радоваться тому, что ничего не видишь.

— А у Виржини очередной кризисный период! Не лучший момент она для этого выбрала. Да, я понимаю, что ее вины тут нет, но просто уже даже не знаю, как вести себя с ней; она настолько замкнута в себе… Изображает послушного ребенка, но делает лишь то, что взбредет в голову ей самой. Оценки из школы приносит все хуже и хуже, но наотрез отказывается поговорить об этом. Иногда вообще создается впечатление, будто она пребывает в каком-то ином мире и просто-напросто не слышит, что ей говорят. Ни в чем не противоречит, улыбается, но ощущение такое, словно внутри у нее совершенно пусто. Я ходила с ней к школьному психологу; он говорит, что это — нормальное явление: девочка получила слишком тяжелую для ее возраста душевную травму, вдобавок убийства Микаэля и Матье заставили ее как бы вновь пережить гибель брата… лишь время способно залечить такие раны. Но я не могу сидеть и ждать, сложа руки; я вообще не могу больше ждать; вечно все тебе велят ждать, говорят, что со временем все пройдет, все будет хорошо — но ведь это чистейшей воды ложь. Ничего не проходит, нисколько не становится лучше, а наоборот: того и гляди станет еще хуже!

— Не надо так говорить, Элен. Просто вы очень устали, вам слишком тяжело переживать то, что сейчас происходит, но вот увидите… в один прекрасный день все это вам покажется очень и очень далеким. И вы снова обретете веру в будущее…

По-моему, ты слишком уж разволновалась, Иветта… Ну да ладно: ты ведь исходишь из самых лучших побуждений. И вообще: что еще ей можно сказать? Да, дочь у вас совсем чокнулась, муж вас явно терпеть уже не в силах, ваша лучшая подруга предпочла отправиться в мир иной, а ее муж, вполне вероятно — и есть тот самый тип, что убил вашего пасынка; «а в остальном, прекрасная маркиза»?..

— Да, вы, наверное, правы… Поживем — увидим, — без всякого энтузиазма в голосе отвечает Элен. — А как вы, Элиза, у вас-то хоть все в порядке?

Я приподнимаю палец.

— У Элизы новая электрическая коляска.

— Ах, ну конечно же! Я даже не заметила. Простите, но сейчас я в таком состоянии…

Да плевать ей в данный момент и на мою коляску, и на меня саму!

— Электрическая. Ее можно катать, как обыкновенную, но вдобавок Элиза может передвигаться в ней совершенно самостоятельно.

— Но это же потрясающе! Покажите-ка!

Впервые в жизни слышу, чтобы это слово — «потрясающе» — было произнесено таким убитым голосом. Ладно; как бы там ни было, но я прилежно демонстрирую возможности своей новой коляски: вперед — назад…

— О! Элиза! Просто гениально! Вы ведь теперь сможете делать самостоятельно кучу самых разных вещей!

Да, конечно: кататься от стенки к стенке.

— А все Жан Гийом: увидел эту коляску в витрине у Ромеро, да тут же и сообразил, как ее можно переделать для нашей Элизы.

— А вы, Иветта, похоже, питаете определенного рода интерес к месье Гийому, — несколько вымученно пытается пошутить Элен.

— Он довольно симпатичный человек, этого нельзя не признать; к тому же в хозяйстве мужчина всегда сгодится. Еще немного кофе?

— Нет, спасибо! Я и без того уже достаточно взвинчена. Поль не звонил?

— Поль? Нет…

— Ну да, конечно: он сказал, что перезвонит домой; но, поскольку я ушла оттуда, то подумала, что он, может быть, звонил сюда — как раз пока я к вам добиралась…

— Наверное, у него много работы…

— Да, работой его сейчас просто-таки завалили. Я позвонила ему, чтобы сказать, что Софи… У него была какая-то деловая встреча, вдобавок и полиция уже успела туда явиться — этот молоденький инспектор, Гассен; в итоге Полю оставалось лишь сказать мне, что он перезвонит чуть позже… А сегодня, оказывается, на редкость хорошая погода!

— Хотите, прогуляемся немножко?

— Почему бы и нет? А потом я зайду в школу за Виржини.

— Ну, тогда я только сбегаю за пледом для Элизы.

Значит, мне вновь предстоит подыхать от жары.

Элен теперь где-то совсем рядом со мной — я чувствую аромат ее духов.

— Стефан не убивал своей жены, — быстро шепчет она мне на ухо.

Тем лучше; но мне вообще-то и в голову до сих пор не приходило, что…

— Вы ведь знаете всю правду, не так ли?

Какую еще «всю правду»? О чем это она?

— Ну что, идем? — внезапно произносит словно из-под земли возникшая Иветта, закутывая мне ноги пледом, — ей-богу, он весит сто кило, не меньше.

«Всю правду»… Хотела бы я ее знать, эту правду… На улице тепло, воздух вкусно пахнет осенью; Элен, должно быть, думает о Рено, которого сейчас разделывают на части в провонявшей формалином комнате, о Софи, лежащей в больничном морге. «Стефан не убивал своей жены»… Значит что — ее убили? Убийство, замаскированное под самоубийство? Нет, хватит; хватит думать, размышлять, измышлять! Радуйся неожиданно выпавшей на твою долю прогулке, девочка моя, и не думай ни о чем!

Правда… Почему, интересно, я непременно должна ее знать? А Элен — она что, ее знает? Или Элен просто думает, будто Виржини что-то знает? И что Виржини рассказала мне это? Хватит, Элиза; прекрати же, наконец, иначе с ума сойдешь. Ладно, прекращаю.

Стефана до сих пор так и не отыскали. Хотя прошло уже три дня. Похороны Софи назначены на завтра. Поль, конечно же, хочет пойти на кладбище, а Элен — нет. Инспектор Гассен считает, что Софи, возможно, наложила на себя руки по той простой причине, что муж ушел от нее. То бишь ее бросил. Сбежал — в полном смысле этого слова — причем раз и навсегда. Он снял деньги со всех банковских счетов, привел все свои дела в порядок и — алле-гоп! — отправился невесть куда начинать жизнь заново. Своего рода «предумышленный» отъезд. Интересно, откликнется ли он на адресованное ему обращение полицейских по радио с просьбой немедленно с ними связаться. По-моему, ему абсолютно все равно, что там могло случиться с его женой. К тому же им решительно не в чем его обвинить: если ей и вздумалось покончить жизнь самоубийством, то вряд ли он сколько-нибудь в этом виноват. Однако мне почему-то кажется, что смерть жены — лишь предлог: им непременно нужно задать ему и какие-то другие вопросы. А вот еще одна гипотеза: как бы вы поступили, внезапно обнаружив, что ваш муж — убийца? Ну, скажем, узнали бы в описанной журналистами одежде принадлежащие ему вещи? Интересно, из-за этого можно покончить жизнь самоубийством?

Звонок в дверь. Иветта поспешно бросается открывать.

— О, здравствуйте…

В голосе ее звучиг явное разочарование.

— Здравствуйте, мадам Ользински. Мадемуазель Андриоли, я полагаю, дома?

— Где же еще ей быть? Она в гостиной. Как туда пройти вы знаете.

— Да, спасибо.

Иссэр! Спокойные шаги по паркету. Пытаюсь представить себе, как он одет. В безупречно сидящий на нем костюм-тройку? Пахнет от него одеколоном.