Муравьиное масло - Погодин Радий Петрович - Страница 4

— Он же общественный! — заерзал на своей доске Севка. — Этот крокодил чего хочешь сожрет…

— Молчи… Нам только бы удрать, а потом пускай ищет… Ну, Джульбарсик, — Гошка вытянул руку с коробкой. — Видишь, какой большой… Тут тебе на всю ночь хватит. Как ты уйдешь, мы слезем и… и оставим тебе…

Внезапно собака высоко подпрыгнула. Гошка в страхе уцепился за доску — белая, перевязанная ленточкой коробка полетела вниз.

— То-о-орт!!! — заорал не своим голосом Севка и бросился вслед за коробкой.

Гошка в ужасе закрыл глаза. Он слышал, как кричит под забором Севка и как радостно повизгивает собака. Он еще крепче вцепился в доску.

— Все!.. Загрызет и тортом закусит!..

Но внизу творилось что-то непонятное.

— Отдай! — выкрикивал Севка. — Отдай, тебе говорят!.. Гошка!.. Да быстрее же!.. Заходи с хвоста!..

— Сейчас зайду… зайду… — закричал Гошка, но пальцы его все еще крепко держались за доску. Когда же он, наконец, спрыгнул, то в первую очередь увидел торт. С одной стороны за тонкие голубые ленточки его тянул Севка, с другой… С другой стороны был не Джульбарс, не Пират, а вывалявшийся в снегу Ганька.

— Вот тебе и волчья кровь!.. Ганька!.. Ах ты, дворняга, ах ты, обжора!.. Торта захотел?..

Услыхав в голосе своего хозяина грозные ноты, Ганька так сильно дернулся, что ленточки лопнули, и коробка с надписью «Главхлеб» шлепнулась на дорогу. Крышка отлетела, и торт вывалился прямо розой в снег. Сразу же над ним столкнулись три лба, четыре руки и две лапы. Торт не выдержал и расползся в бесформенную лепешку…

Гошка с визгом вцепился в Ганькину шею. А Севка поспешно сгреб торт обратно в коробку.

Скоро все трое шагали по дороге. Ганька шел посередине и, важно задрав хвост, нес в зубах помятую, кое-как перевязанную коробку с тортом. Ребята молчали. А что им оставалось делать!..

Рябиновая ветка

За лесом прокричал паровоз. Зычный басовитый гудок запутался в мохнатых еловых лапах, и до деревни долетело только глухое, усталое «Уу-у-у-у…»

— Скорый прошел… Четыре часа уже… — Володька сел на край канавы, свесил ноги в широкие, жилистые лопухи и лениво, одним глазом посмотрел на Симку.

Симка пыталась схватить прилепившуюся к высокой травинке пеструю, рогатую гусеницу, сложила щепоткой пальцы, надула щеки.

— Р-раз…

Гусеница угрожающе выгнула спину.

Симка отдернула руку, покосилась на брата.

Володька сплюнул, не разжимая губ, и сильно поддал по травинке ногой… Гусеница перелетела на другую сторону канавы.

Остренькие Симкины реснички задрожали, нижняя губа, став квадратной, дернулась, поползла к подбородку.

— Только зареви, — встану и совсем раздавлю твоего червя…

Симка шмыгнула носом, подобрала губы и повернулась к брату спиной.

— Во-олодька-а!..

От колхозного гаража, размахивая руками, мчался Володькин дружок — Ильюшка Шершень. Загорелый, в отцовской тельняшке, с желтыми патлатыми волосами и облупленным до ссадин носом, Шершень затормозил у канавы пяткой…

— Стоп, машина!.. Володька, кончай антимонию разводить. Айда на станцию!.. Там сегодня кино показывать будут.

— Не могу, — Володька отвернулся к забору. — За Симкой глядеть надо…

— Чего за ней глядеть-то?.. Не украдут, небось… — Шершень покружил вокруг Симки, потрогал зачем-то ее плечи, приподнял подбородок и заглянул ей в глаза. — Заберем с собой!.. Сейчас со станции шофер приехал, говорит, про шпионов картина.

Володька приподнялся.

— Честное слово?..

— Чтоб мне ни разу в кино не ходить!.. Чтоб меня…

— Ладно… — Володька задумчиво поскреб исцарапанное колено. — Все равно с Симкой нельзя, — не дойдет она…

Шершень тряхнул головой.

— Дойдет, она выносливая.

— Я может, еще дальше твоего дойду, — заявила Симка.

Володька метнул на нее уничтожающий взгляд:

— Ты молчи, когда говорят старшие. — Потом он сжал кулак и протянул его к самому Симкиному носу. — На, разожми!

Симка насупилась.

— Не буду… Он грязный.

— Эх ты, принцесса!.. Мазут от грязи отличить не можешь… Нет, Шершень, не пойду. С нею по дороге натерпишься.

— Брось ты. — Шершень расправил плечи, поискал на своих длинных, по колено, трусах карманы и важно добавил. — Я ее на свою ответственность беру… Идти-то всего три километра.

Володька подумал еще, но уже больше для авторитета, и согласился: «Ладно… Только мамке ни гу-гу… Поняла?»

Сначала они шагали по пыльной, изрытой колесами машин и телег дороге, затем свернули на тропинку. Справа, за густыми кустами, тянулось полотно железной дороги, слева — лес. Шершень шел впереди и разглагольствовал.

— Шпионы — самый зловредный народ… — Он подобрал с земли кривой, похожий на пистолет корень и ткнул им в старую замшелую ель.

— Руки вверх!.. Хватит, полковник Штрунк… Мы с вами еще в гражданскую войну встречались; тогда вы были удачливей!.. Отпираться бесполезно!..

— А зачем отпираться? — спросила Симка, прыгая перед молоденькой, невысокой рябинкой.

Шершень подошел к ней и нагнул увешанную алыми кистями ветку.

— Натура такая хлипкая, навредят, потом выкручиваются.

— Пошевеливайся!.. Это еще зачем?.. — Володька подтолкнул сестренку в спину. — Не за ягодами пошла.

Симка сунула в рот горьковатую блестящую ягодку и подвинулась ближе к Шершню.

— Вот бы шпиона поймать, — продолжал Володька. — Идем, а он тут как тут… Только в нашей местности они не водятся, — заводов нету.

Шершень заложил руку с корнем за спину и снова зашагал по тропинке.

— Ты не смотри, что заводов нету, зато у нас железная дорога… По ней все возят. Я читал, как шпионы под рельс мину заложили.

В лесу было тихо. Пахло сухим мхом, муравьиными кучами. А на маленьких, звенящих от неутомимой воздушной живности полянках стоял аромат густого шмелиного меда.

— Вот, может, мы идем, а шпионы лес поджигают…

«Дзинь… Дзинь…» — послышалось из-за кустов.

Симка споткнулась.

— Иди, иди… Это обходчик костыли подколачивает…

«Дзинь… дзинь…» — снова зазвенел рельс.

Ребята остановились.

Шершень заправил выбившуюся из трусов тельняшку, приложил палец к губам и нырнул в кусты. Скоро оттуда послышался легкий, переливчатый птичий посвист. Володька растерянно посмотрел на сестру.

— Ты, Симка, за мной иди… На два метра…

Шершень лежал под кустом.

— Смотри, — кивнул он в сторону насыпи.

Там, на рельсе, сидел согнувшись мужчина в светлой шляпе и полосатой рубашке с короткими рукавами. Через плечо у него висел фотоаппарат.

«Шпион, как есть шпион…» — В животе у Володьки стало тоскливо, словно он натощак проглотил ложку уксуса.

— Шпион, да? — дернула его Симка.

Володька тихонько цыкнул на нее, приказал лечь рядом с Шершнем.

Мужчина на насыпи поднялся, посмотрел себе под ноги, смешно попрыгал на одном месте и зашагал в сторону станции.

— Песок притоптывает… Это их первая повадка, — шепнул Шершень.

Через несколько минут над насыпью высунулись три головы и снова спрятались, — мужчина еще не дошел до поворота.

— Симка, беги в кусты, прячься!.. Мину разрывать буду.

Шершень на животе перевалил через рельс и начал осторожно разгребать песок в том месте, где было больше всего следов.

Володька потащил его за ногу.

— Не рой!.. Бабахнет — косточек не соберешь…

Глаза у Шершня стали круглые… Медленно, не дыша, вытащил он из песка руки. Облизал пересохшие губы и ткнул пальцем в шпалу.