Один плюс один - Мойес Джоджо - Страница 8

– Немного мелодраматично, – заметила Дина.

– Она итальянка. И актриса. С ней все мелодраматично.

– Было мелодраматично, – поправила Дина, глядя ему в глаза.

Она спросила его о работе и наивно восхитилась, что он создал компанию.

– По правде говоря, я ни черта не смыслю в технике, – призналась она. – Но это звучит потрясающе.

У нее появился легкий американский акцент. Она коснулась Эда ногой.

Он попытался объяснить. Она следила за движениями его губ, и это странно отвлекало. Он рассказал ей обо всем: о первых пробных версиях, которые они с Ронаном писали в его комнате, о глюках в программном обеспечении, о встречах с медиамагнатом, который отвез их в Техас на своем личном самолете и обругал, когда они отказались принять его предложение о поглощении.

Он рассказал о дне, когда их компания акционировалась. Рассказал, как сидел на бортике ванны, следил с телефона за ростом курса акций и дрожал, понимая, как сильно изменится его жизнь.

– Ты настолько богат?

– Да, дела идут неплохо.

– Насколько неплохо?

Он сознавал, что говорит как самодовольный болван. Почти.

– Ну… конечно, до развода дела шли получше… Но и сейчас идут неплохо. Знаешь, деньги меня не особенно интересуют. – Он пожал плечами. – Мне просто нравится делать то, что я делаю. Нравится наша компания. Нравится, когда в голову приходят идеи и я воплощаю их в программы, которые по-настоящему нужны людям.

– Но ты продал компанию?

– Она слишком разрослась, и мне сказали, что, если продать компанию, парни в костюмах возьмут на себя финансовую сторону дела. Я никогда этим не интересовался. Мне достаточно иметь пакет акций. – Он взглянул на нее. – У тебя очень красивые волосы. – Он понятия не имел, почему это сказал.

Она поцеловала его в такси. Дина Льюис медленно развернула его лицом к себе тонкой ручкой с идеальным маникюром и поцеловала его. Хотя прошло больше двенадцати лет после выпуска – двенадцати лет, за которые Эд Николс успел жениться и развестись с моделью/актрисой/и так далее, – голосок в его голове настойчиво твердил: «Дина Льюис целует меня». И она не просто его целовала: она задрала юбку и провела по нему длинной стройной ногой, явно не обращая внимания на таксиста, прижалась к нему и целовала его лицо и шею, просунула руки под рубашку и ласкала, пока он не разучился говорить и думать. Когда машина остановилась у его дома, он с трудом ворочал языком и не только не стал ждать сдачу, но даже не посмотрел, какие банкноты сунул водителю.

И секс был потрясающим. О боже, это было великолепно. Она двигалась, как порноактриса, благослови ее Боже. С Ларой в последние месяцы казалось, что она оказывает ему милость в зависимости от некоего набора правил, которые, похоже, знала только она: уделял ли он ей достаточно внимания, проводил ли с ней достаточно времени, ужинал ли с ней в ресторане, понимал ли, как жестоко оскорбил ее чувства. Иногда она молча отворачивалась от него после секса, как будто он сделал что-то ужасное.

Когда Дина Льюис увидела его обнаженным, в ее глазах вспыхнул голод. О боже! Господи Иисусе! Дина Льюис.

После секса она закурила в постели и произнесла:

– Я больше почти не курю, но после такого… – и хрипло хохотнула.

– Я и сам не прочь закурить.

Докурив, она так хорошо ему отсосала, что соседи снизу тоже, наверное, были не прочь закурить.

Она осталась у Эда на ночь и ушла домой неохотно. По будням она жила у своего брата в Фулеме, а по выходным – у родителей в Бристоле. Первую неделю она писала электронные письма каждый день и три раза ему позвонила. Он ничего не сказал Ронану. Он писал ей сообщения, лежа в кровати, его ноутбук казался мерцающим океаном посреди широкого пухового одеяла. Он старался не думать о ней. Они просто развлекаются, говорил он себе. Ничего серьезного. Вряд ли Ронан с ней столкнется.

Кроме того, они с Диной оба только что пережили тяжелые расставания. Они обсуждали, как цинично относятся к отношениям, как приятно побыть одному. А потом однажды ночью он выпил. Ему взгрустнулось. Он с полминуты поразмыслил и напечатал:

Давай встретимся в выходные.

Я не могу, – ответила она.

Почему?

Я на мели.

Эд вспомнил, как ее длинные темные волосы переплетались с его пальцами. Вспомнил, как прекрасно было ненадолго забыть о Ларе. И написал:

Я заплачу. Приезжай.

Она приехала вечером в пятницу. Они обошли местные бары, прогулялись вдоль реки, пообедали в пабе. Она взяла его под руку, и он обнаружил, что смотрит на ее пальцы и безмолвно восклицает: «Дина Льюис! Я сплю с Диной Льюис!» Она была забавной и бойкой. При виде ее улыбки губы невольно расплывались в ответной. И так приятно было заниматься сексом без угрызений совести и опасений, что во сне стибрят бумажник. Вечером в воскресенье они отлично поужинали, выпили море шампанского и вернулись в его квартиру, где Дина надела потрясающие черные шелковые трусики с ленточками по бокам, которые достаточно развязать, чтобы ткань медленно соскользнула по бедрам, словно рябь на воде. После секса Дина свернула косячок, и он не затягивался, но голова все равно приятно кружилась. Он запустил пальцы в ее темные шелковистые волосы и почувствовал, что жизнь и вправду прекрасна.

А потом она сказала:

– Я рассказала родителям о нас.

Он не сразу смог сосредоточиться.

– Родителям?

– Ты же не против? Просто так приятно…. почувствовать, что… я больше не одинока, понимаешь?

Эд уставился в потолок. Все нормально, сказал он себе. Многие люди рассказывают родителям обо всем. Даже через две недели.

– У меня была жуткая депрессия. А теперь я так… – широко улыбнулась она, – счастлива. Просто безумно счастлива. Как будто просыпаюсь с мыслью о тебе. Как будто все будет хорошо.

У него странно пересохло во рту. Вряд ли от косячка.

– Депрессия? – переспросил он.

– Теперь все в порядке. Знаешь, мои предки просто молодцы. После прошлого раза они отвели меня к врачу, и он прописал мне таблетки. И они отлично помогают. Снимают все запреты, но никто пока не жаловался! ХА-ХА-ХА-ХА! – (Он протянул ей косячок.) – Понимаешь, я все ярко переживаю. Мой психотерапевт говорит, что я очень чувствительная. Некоторые люди идут по жизни легко. Я не из таких. Иногда я читаю об умирающем животном или убитом где-то за границей ребенке и буквально плачу весь день. Буквально. Я и в колледже такая была. Помнишь?

– Нет.

Она положила руку ему на член. Внезапно Эду стало ясно, что тот даже не встрепенется.

Она взглянула на него. Ее волосы наполовину закрывали лицо, и она сдула их в сторону.

– Такой облом – потерять и работу, и дом. Ты понятия не имеешь, каково это – по-настоящему быть на мели. – Она глядела на него, словно взвешивала, что рассказать. – Я хочу сказать – совсем на мели.

– Что… что ты имеешь в виду?

– Ну… я должна своему бывшему кучу денег, но сказала, что не могу отдать. У меня слишком большие долги по кредитной карте. А он продолжает мне названивать и все время твердит о деньгах. Это очень раздражает. Он не понимает, как сильно я нервничаю.

– О какой сумме речь?

– О большой.

– О какой? – Он сомневался, хочет ли знать.

Она ответила. У него отвисла челюсть, и Дина добавила:

– Только не пытайся одолжить мне денег. Я не стану брать деньги у своего парня. Это все усложняет. Но моя жизнь превратилась в кошмар.

Эд старался не переживать из-за того, что она назвала его «своим парнем». Он взглянул на нее и увидел, что ее нижняя губа дрожит. Он сглотнул:

– Гм… У тебя все в порядке?

Она улыбнулась слишком поспешно и слишком широко.

– У меня все отлично! Благодаря тебе у меня все в полном порядке. – Она провела пальцем по его груди. – Ладно. Приятно было на время забыть о проблемах. И просто волшебно – ужинать в чудесных ресторанах, не трясясь из-за счета.

Она поцеловала его сосок. Той ночью она спала, закинув на него ногу. Эд лежал без сна и жалел, что не может позвонить Ронану.