Один плюс один - Мойес Джоджо - Страница 66

Она прижалась губами к его ключице, размышляя.

– Ну, – начала она, снова поднимая голову, – чуть больше чем за пять дней мы пережили болезнь, расстроенных детей, больных родственников, неожиданные акты насилия, едва не сломанную ногу, арест и автомобильные аварии. Я бы сказала, что реальной жизни было более чем достаточно.

– Мне нравится ход твоих мыслей.

– Мне все в тебе нравится.

– Похоже, мы много времени проводим, болтая всякую чепуху.

– Это мне тоже нравится.

Вода начала остывать. Джесс вывернулась из объятий, встала и потянулась к полотенцесушителю. Протянула Эду теплое полотенце, а в другое завернулась сама. Как приятно прикосновение пушистых гостиничных полотенец! Эд встал, энергично ероша волосы рукой.

Джесс показалось, что Эд настолько привык к пушистым гостиничным полотенцам, что не обратил на них внимания. Она наблюдала за ним и внезапно ощутила, что смертельно устала. Она почистила зубы, выключила свет в ванной и вернулась в комнату. Эд уже лежал в огромной гостиничной кровати, придерживая покрывало. Он выключил прикроватную лампу, и Джесс лежала рядом с ним в темноте, ощущая прикосновение его влажной кожи, представляя, каково было бы проводить с ним каждую ночь. Обзавестись собственным мужчиной, пока смерть не разлучит их.

– Я не знаю, что меня ждет, Джесс, – сказал он в темноту, словно подслушал ее мысли. В его голосе чувствовалось предупреждение.

– Все будет хорошо.

– Я серьезно. В моем случае твои оптимистические фокусы не действуют. Что бы ни случилось, я наверняка потеряю все.

– И что? Мне не привыкать к нищете.

– Но мне, возможно, придется тебя оставить.

– Не придется.

– Возможно, придется, Джесс. – Его голос был неприятно уверенным.

– Значит, я подожду, – слетело с ее языка. Она ощутила, как Эд вопросительно наклонился к ней. – Я буду тебя ждать. Если хочешь.

На последнем отрезке пути Эд три раза разговаривал по громкой связи. Его адвокат – с таким величественным акцентом следует объявлять о прибытии королевского семейства на торжественный обед – велел явиться в полицейский участок в следующий четверг. Нет, ничего не изменилось. Да, сказал Эд, я понимаю, что происходит. И да, я поговорил со своей семьей. Он произнес это таким тоном, что у Джесс что-то сжалось в животе. Она не удержалась и взяла его за руку. Он не глядя сжал ее руку.

Позвонила сестра Эда и сказала, что отец сегодня спал лучше. Они долго беседовали о каких-то инвестиционных долговых обязательствах, которые беспокоят отца, о пропавших ключах от шкафа для документов и о том, что Джемма ела на завтрак. О смерти никто не упоминал. Джемма передала привет, и Джесс крикнула «Привет!», одновременно смутившись и немного обрадовавшись.

После обеда позвонил некто Льюис, и они обсудили рыночную стоимость, проценты и состояние ипотечного рынка. Джесс не сразу поняла, что речь о «Бичфранте».

– Время продавать, – сказал Эд, положив трубку. – Пока что. Ты права, у меня, по крайней мере, есть активы, от которых можно избавиться.

– Во сколько это обойдется? В смысле, судебное преследование.

– О! Никто толком не говорит. Но если читать между строк, думаю, «почти во все».

Джесс не могла понять, расстроен ли он больше, чем показывает.

Он попытался позвонить кому-то еще, но включился автоответчик:

– Это Ронан. Оставьте сообщение.

Эд повесил трубку, ничего не сказав.

С каждой милей на них размеренно надвигалась реальная жизнь, словно холодный неумолимый прилив. Джесс подумала о том, что знает о жизни Эда не так уж и много, и постаралась отогнать мысли о мыльных пузырях.

Они прибыли на место вскоре после четырех. Когда «ауди» подъехала к дому, дождь превратился в мелкую морось, мокрая дорога казалась маслянистой, и беспорядочно застроенный район Дейнхолл тщился продемонстрировать приближение весны. Дом был маленьким, меньше и грязнее, чем помнилось Джесс, и странным образом казалось, что он не имеет к ней никакого отношения. Эд остановился у дома, и Джесс из окна машины посмотрела на облупившуюся краску окон верхнего этажа, которые Марти так и не покрасил, потому что, по его словам, уж если делать, то делать как следует: ошкурить, снять старую краску, заделать трещины, но он всегда был слишком занят или устал, чтобы хотя бы начать. Джесс испытала мимолетный приступ уныния при мысли обо всех проблемах, которые терпеливо ожидали их возвращения. И о еще больших проблемах, которые она устроила себе за время отсутствия. А потом посмотрела на Эда, помогавшего Танзи тащить сумку и смеявшегося над шутками Никки, и ее отпустило.

Примерно за час до въезда в город Эд завернул в строительный гипермаркет – обещанный крюк – и вышел с огромной коробкой невесть чего, которую с трудом запихал в багажник. Возможно, хотел навести порядок у себя в доме, прежде чем продавать его. Хотя дом и так был само совершенство.

Эд бросил последнюю сумку у передней двери и стоял, держа в руках картонную коробку. Дети немедленно разбежались по своим комнатам, словно в эксперименте на животных по изучению инстинкта возвращения домой. Джесс немного смущалась своего захламленного домика, дешевых обоев, длинного ряда потрепанных книг в бумажных обложках, змеившегося по коридору.

– Завтра я собираюсь к отцу.

Рефлекторный приступ боли при мысли о разлуке.

– Хорошо. Это правильно.

– Всего на несколько дней. До визита в полицию. Но сначала поставлю это. – (Джесс опустила взгляд на коробки.) – Камера наблюдения и система освещения с датчиком движения. Дел на пару часов.

– Ты купил это для нас?

– Никки избили. Танзи явно не чувствует себя в безопасности. Я подумал, так вам будет легче. То есть… если меня не окажется рядом.

Джесс смотрела на коробку, понимая, что это значит. Внезапно она расчувствовалась при мысли, что Эд подумал об их безопасности и захотел их защитить. Она заговорила, прежде чем поняла, что именно хочет сказать.

– Тебе… тебе не обязательно ее ставить, – запинаясь, пробормотала она. – У меня золотые руки. Я поставлю сама.

– Стоя на лестнице. С больной ногой. – Он поднял бровь. – Знаешь, Джессика Рей Томас, рано или поздно тебе придется научиться принимать помощь.

– Рано или поздно тебе придется перестать называть меня Джессикой Рей Томас.

– Ничего не могу поделать. Мне это нравится.

Ей тоже это нравилось.

– Тогда что мне делать?

– Сесть. Не двигаться. Поднять повыше больную ногу. Мы с Никки сходим в город и потратим кучу денег на отвратительно нездоровую еду навынос, потому что, возможно, мне нескоро доведется ее попробовать. Поев, мы ляжем и будем в благоговейном ужасе смотреть на набитые животы друг друга.

– О боже, мне так нравятся твои грязные разговоры.

И она сидела. Сложа руки. На собственном диване. Пришла Танзи и посидела с ней, а Эд вышел на улицу с лестницей, махал дрелью в окно и притворялся, будто вот-вот упадет, пока Джесс не испугалась.

– Я побывала в двух больницах за восемь дней! – сердито крикнула она через окно. – И в третьей побывать не хочу.

Джесс разобрала грязное белье и поставила стирку, поскольку не умела бездельничать, но затем снова села и позволила остальным бегать вокруг. Лежать на подушках оказалось намного приятнее, чем хлопотать с больной ногой.

К тому же так здорово ничего не делать, пока все порхают вокруг, слушать жужжание сверла и ловить взгляд Эда через окно, пока он устанавливает камеру и зовет ее выйти посмотреть. Она не помнила, когда кто-то, кроме нее, в последний раз делал что-то полезное по дому.

– Годится?

Хромая, Джесс вышла на улицу. Эд стоял на садовой дорожке и смотрел на фасад дома.

– Я решил, если повесить ее здесь, можно поймать не только тех, кто залез в палисадник, но и тех, кто ошивается вокруг дома. У камеры выпуклая линза, видишь?

Джесс пыталась изобразить интерес и прикидывала, сможет ли уговорить Эда остаться на ночь, когда дети уснут.