Клуб любителей фантастики, 2008 - Белоглазов Артем Ирекович "Чебуратор" - Страница 20

— Поехали отсюда, — сказал Павел, ёжась от холода. — Нет тут никакого магазина, и хлеба нет.

Они выехали за околицу. Кони сами несли их в сторону реки. Неожиданно потеплело.

У берега спешились. Вода была спокойной, на её поверхности играли золотые искорки заходящего солнца.

— Вот вы где, ребята! — услышали они крик Олега. — Что же вы делаете? Мы вас целый день ищем. Где вы пропадали?

— В село за хлебом ездили, — ответил Володя.

К Павлу подбежала Наташа:

— Миленький, что у тебя с головой?

— Упал с коня.

— С какого коня? — не поняла Наташа.

— С гнедого…

— Ну тебя, Володя, вся майка в крови и губы разбиты! — сказал Олег. — Что же с вами случилось?

Володя оглянулся, ища глазами коней. Их нигде не было.

— Вы нам всё равно не поверите, — махнул рукою Володя.

Уже в городе, прощаясь, Павел сбивчиво говорил Володе:

— Знаешь, я решил не ходить на митинг. И вообще, завязываю с политикой. Понимаешь, то, что произошло с нами… эти кони, появившиеся ниоткуда и ушедшие в никуда… всё это не случайно. Я вот думал: почему мы? Ну кто мы такие? Не герои, не вожаки, так, маленькие люди. Но кем бы мы стали завтра, что сотворили? И не могли ли мы приблизить последние времена?

— Я тоже думаю, что нас выбрали не случайно, — помолчав, согласился Володя.

Увидев перебинтованную голову сына, мать Володи всплеснула руками и запричитала:

— Сынок, да кто ж тебя так? Или в аварию с Павлом попали?!

— Ну что ты, мама. Я просто покатался на лошади… Извини, мне кое-что надо сказать отцу.

Володя прошёл в кабинет. Отец стоял у распахнутого окна. Он заметно осунулся за последние дни, словно сразу постарел на несколько лет.

— Папа, я вот что хотел предложить тебе. Наша старая дача в Жаворонках… Давай продадим её, а деньги пошлём тёте Ире. Надо спасать малыша. Только, пожалуйста, не сотрудничай с этим подлым издательством, не пиши эту книгу!

— Я думал о продаже дачи, но не решался. Спасибо, сын, за поддержку! А книгу я напишу. Только другую — честную, нетенденциозную, без партийных пристрастий.

— Да кто ж такую издаст?

— Ты, например. Вот станешь издательским боссом и напечатаешь.

Володя не принял шутливого тона отца.

— Знаешь, папа, я ещё не выбрал себе профессию.

— Но ты же учишься на факультете журналистики!

— Я не уверен, что буду журналистом. Хочу стать детским врачом. Я об этом мечтал ещё школьником.

— Что-то случилось, сынок?

— Случилось… Я потом тебе расскажу.

Наталья Болдырева

ДА БУДЕТ СВЕТ!

— О, боже!

Водка обожгла горло.

— Говорят, раньше, лет сто назад, там побывали люди.

Макс глотнул ещё. Перевёл взгляд с огромного, неровно очерченного диска Луны на подсвеченный огнями города профиль Юльки. Ветер с океана приподнимал разметавшиеся по плечам волосы. Девушка на водительском сиденье «Хаммера» прятала подбородок в высокий воротник куртки, заледеневшие руки — в карманы.

Дрожа и дробясь в чёрной маслянистой воде, уродливый изжёлта-красный гигант напоминал разделительную полосу шоссе с полицейским прожектором у поворота трассы.

— Брехня! — Лёха спрыгнул на песок. Громкий треск под подошвами заставил вздрогнуть. Он сделал ещё пару шагов по черепашьим панцирям, оглянулся на притихшую компанию. — Мы идём?

— И отсюда всё прекрасно видно. — Макс снова хлебнул из горла.

Перст Господень, не самый высокий из небоскрёбов полисов, единственный стоял вне черты города. Короткий и толстый, ковырял ногтём небо — непривычное чернильно-синее небо с редкой россыпью звёзд. Макс избегал поднимать взгляд, но и тьма, плотно окружившая «Хаммер», пугала не меньше. Ему вообще не нравилось это место.

— Вернись, — Вика озабоченно приподнялась на сидении. — Между прочим, ты ходишь по органическим останкам. Это трупы умерших животных, — стояла, убирая с раскрасневшегося лица длинные белые пряди, — наверняка они ещё даже не разложились.

— Да-а-а?

Лёха подпрыгнул. Треснуло — раз, и другой. Лёха прыгал и ржал.

— Хочешь, я сделаю тебе ожерелье? Из панцирей? Викусь? А?

— Урод.

Ноги подогнулись, Вика упала на сидение, сплела руки на груди.

— Сами вы уроды… — Лёха пошёл обратно. — Нету тут давно никакой органики, сгнило всё, тыща лет, как сгнило. — Он запрыгнул на капот, лёг, закинув руки за голову. — Сколько?

— Сорок семь минут, — Макс глотнул и сплюнул. Пить больше не хотелось.

— Вот-вот должно начаться, обещали к полуночи, — он замолчал, наверняка сверяясь с данными сайта. Макс пожалел вдруг, что тоже не взял гарнитуру. Свет, любой свет — даже спроецированный на сетчатку через контактные линзы — успокоил бы его.

Замолчали. Нечеловечески-жутко шумел прибой. В почти полной темноте призрачно угадывались другие авто, доносились неясные обрывки разговоров. Максу хотелось включить фары, но это нарушило бы одно из условий шоу. Мягко светилась приборная панель, и длинные Юлькины пальцы неслышно и медленно постукивали по рулевому колесу. Юлька играла на фортепьяно. Так говорила Юлькина бабушка, хотя сам Макс ни разу этого не видел.

— Летят! — Вика приподнялась, вглядываясь в растущее светлое пятно у горизонта. Стая краем задела щербатый лунный диск, негативом отпечатавшись на его фоне, и, резко сменив направление, пошла к берегу, медленно увеличиваясь в размерах.

Вика отпрянула назад, упала на спинку сидения и безвольно съехала вниз.

Тонкие пальцы замерли на руле, не доиграв мелодию до конца. Лёха приподнялся на капоте. Макс глотнул ещё.

— Сколько же их….

— Семь тысяч триста девяносто две, — Лёха ответил, не повернув головы.

Стая приближалась. Оглушительный шум крыльев нарастал; если бы Макс крикнул, Лёха уже не услышал бы его. Юлька дёрнула стартёр, мелко задрожал приклеенный к ветровому стеклу скелетик. Лёха обернулся удивлённо, увидел Юлькино лицо, скатился с капота. Смешно поднимая колени, неслышно в раскатистых птичьих гвалтах, Лёха пробежался по мелкому крошеву черепашьих панцирей, запрыгнул в кабину.

Обернувшись к Максу, схватил его за рукав, притянул к себе.

Макс ничего не услышал. Оттолкнул разевающего рот Лёху, повернулся вперёд, к башне. Юлька припала к рулевому колесу.

Перст Господень тонул в белой пене. Тысячи тел заслонили его яркий свет, и люди, получившие персональное приглашение на самое грандиозное шоу года, сейчас наверняка стояли у его окон, с бокалами шампанского в руках, глядя, как мечется за стёклами стая.

Когда со стороны башни к машине, выныривая внезапно из темноты, кружась и планируя, полетели первые перья, Макс ощутил застывшее в напряжении тело и полуопрокинутую бутылку в руке. Водка медленно стекала на пол. Прежде чем зашвырнуть поллитровку в бьющуюся белым мглу, сделал последний глоток из горла, встал во весь рост, размахнулся и бросил. Сверкая серебристой этикеткой, снаряд по крутой дуге ушёл в темноту.

В следующий момент, отброшенная прочь сжимающимся циклоном, о капот машины ударилась большая белая птица.

«Хаммер» сдал назад, включились фары, на чёрном, играющем тенями ковре из осколков, в ярком круге жёлтого света, запрокидывая назад длинную шею, прижимала голову к спине и беззвучно щёлкала жёлтым клювом белая цапля. Одно крыло волочилось, второе, раскрытое, словно парус, било и хлопало, не справляясь с усиливающимся ветром. Разгребая длинными ногами тонкий слой костяных черепков, она кружила на месте, обнажая белый песок пляжа, рисуя точную копию лунного диска, а белые перья летели теперь сплошной стеной, за которой терялся и берег, и город, и море, и небо.

Макс резко качнулся, когда, газанув, Юлька круто развернулась на месте. Он едва успел схватиться за поручень, и его стравило за низкий борт машины. Ветер свистел в ушах, перекрывая немолчный птичий стон, и нежные белые хлопья били в лицо наотмашь.