Гонец из Пизы - Веллер Михаил Иосифович - Страница 83

– Вообще-то когда я родился, они уже в Ленинград переехали, – виновато сообщил замполит. – Так что я вообще-то городской, вроде.

– Вообще замечательно! – оживился Березовский. – Ленинградцев в стране любят… в отличие от москвичей. Хранилище культуры, воспитанность, колыбель трех революций, люлька, как говорится… будет и четвертая, ха-ха. Подключим Боярского, Розенбаума, Лихачева… что – умер? Да, правильно, черт. Ничего. Чубайс – ленинградец, попробуем нащупать общие точки на этом… Степашин ленинградец, связи в МВД… черт, все не привыкну говорить петербуржец.

– Квартира, машина, дача, оклад, охрана, загранпоездки, – перечислил Ольховский. – Чин – главнокомандующий. После окончания срока – персональная суперпенсия и куча предложений на роскошные синекуры.

Перед замполитом поплыл, исчезая, кадр из Мира животных, где кто-то тонконогий и тонкорогий слабо дрыгался в зубах у ловкого и ухватистого.

– Совесть, – догадался Березовский. – Перестаньте. Вы никуда не рвались. Вас пригласили, попросили, назначили, заставили, оценили, уговорили, убедили. Работа есть работа. Так. Смотрите дальше. Образование – что заканчивали? М-да… Что-о – и юрфак ЛГУ заочно? Гениально. Сколько курсов? А-а… Ничего. Ерунда. Формальность. Сделаем. Ленинградец должен быть интеллигентом, ваш командир правильно отметил. Проведем церемонию, мантия, шапочка, ректор, сделаем вас почетным профессором Петербургского университета… м-м, профессура поморщится, но на массы это произведет впечатление… так, надо чуть подумать. Так что все в порядке… как вас? да, Володенька… Нет, это не годится. Надо привыкать к солидности, к дистанции, никакого амикошонства. По отчеству. Как? Вот так лучше. Владимир Владимирович. Неплохо. Владимир Мономах, Красное Солнышко, Ульянов… м-м… Нет, неплохо. И инициалы, как Брижжит Бардо. Или Внутренние Войска. Владимир Владимирович, пройдитесь, пожалуйста, по комнате. А? Да, по каюте.

Замполит дважды прошел из угла в угол. Он был в понятном обалдении. Но постепенно в голове начинало как-то устаканиваться.

– Что за походка, черт, почему вы так странно как-то ходите? Будто на каждом шаге эспандер в кулаке жмете.

Годами вырабатывавший моряцкую развалочку замполит обиделся.

– Ладно. Поработаем. Черт. Некогда. Ничего. Сунем в телевизор какую-нибудь… м-м… заслуженную балерину, пусть скажет комплимент про особенности… м-м… мужественную особенность вашей походки. Все запомнят. Индивидуальная черта.

– Рост вот у меня… – замполит виновато развел руками.

– А вот это как раз хорошо, – Березовский вылез из-за стола, подошел, сравнил уровень плеч – они были примерно одного роста с замом. – После здорового Ельцина нужен контраст. Небольшие, худощавые, даже щуплые – лишние симпатии людей. Суворов, Наполеон, Фридрих Великий, Франко, Махно, Пушкин, Пикассо – отлично. И при этом – дух, воля, характер, такие люди особенно нравятся. Спортом занимаетесь?

Офицеры заржали. Замполит потупился.

– Будете заниматься. Так. Владимир Владимирович, первое вам небольшое задание. Проверка, можно сказать. Представьте себе, что, скажем, террористы взорвали дом в Москве. Жилой. Много погибших. Народ жаждет мести, правосудия. Вы – кандидат в президенты. И.О. начальника страны, так сказать. Надо выступить перед народом, пообещать, что найдете гадов и покараете. Ваши слова – быстро! не раздумывая! первые попавшиеся! от души! ну!!

– Будем гадов мочить везде, где отловим, хоть в гальюне! – выпалил замполит, играя желваками.

Березовский хлопнул в ладоши:

– Браво. Адекватно! Скрытая страсть, экспрессия выражений при спокойном голосе! Только фильтруй базар… а? Да: поработайте над лексиконом – не гальюн, а клозет. Или сортир. Иначе не все поймут. В профиль повернитесь, пожалуйста. Своеобразие есть. Кукла получится узнаваемая.

– Какая кукла?… – опасливо отодвинулся замполит. Благодарность Иванову-Седьмому за чучело птеродактиля, – безумно мелькнуло у него.

– Ну, для передачи, где Шендерович. Так. В командировках бывали?

– Да вот осенью. В Оредеже, на картошке.

– Какая картошка?! За границей работали? Кандидат в президенты должен знать мир, Запад. Надо что-то придумать. Замполитство даст нам лояльность КПРФ, часть ее электората. Кстати: а вот серьезная структура ФСБ с ее длинными руками и компроматом. А если оформить вас там задним числом – тем же званием? Вы в детстве разведчиком не мечтали стать? Подполковник ПГУ, резидентура в одной из европейских стран. Это может обеспечить и поддержку ФСБ, и симпатии романтичных пацанов. Подвиг разведчика, и один в поле воин, щит и меч. И объяснение, почему никто не знал этого раньше: секретность конторы. Есть!

Березовский выдернул из-под телефонных трубок папку, а из папки – чистый лист, и стал чертить на нем квадратики, выстраивая их в пирамиду. В верхнем написал большое П.

– И фамилия гениальная. Попадание, сто процентов попадание! Пу-тин. Путь. Путный. Путевый. П-П – Путин президент! Вальтер ПП, автомат ППШ. Светлый путь. Верным путем идете. Путь из тупика. Дорога к храму. Свет в конце тоннеля. Путь наверх и жизнь наверху. Путь Абая. Распутица. Путь к причалу. Дорогу осилит идущий. Эх, дороги… пыль да туман! Путь далек у нас с тобою – веселей, солдат, гляди! – он хлопнул замполита по спине. – Какие прекрасные ассоциации! Коллективное бессознательное уже на нашей стороне. Все, обнимаю!

– 24 —

Желтый, зеленый, розовый закат над зимней Москвой блистал лаком. Ватные дымы из далеких труб вклеились в него. Черные угольнички вороньих стай крапили свет. Своя, знакомая ворона хохлилась на оттяжке фок-стеньги.

– Прописалась она здесь, что ли, – проворчал Вырин, топчась в тулупе на сигнальном мостике.

Замполит позировал фотографу, принимая морские позы. На нем была меховая куртка катерников, одолженная у Мознаима, и суконная походная пилотка Беспятых. Когда уши делались от мороза малиновыми, замполит грел их ладонями.

Фотографа теребили две немолодые журналистки, торопя освободить очередь. Всю ночь им предстояло записывать под диктовку биографию замполита. Синопсис биографии был спущен им сверху через издательство Вагриус. Баснословный аванс за книгу Вагриус замполиту уже выкатил.

Им пришлось прождать начала гомеровских поэм лишний час. Ольховский с Колчаком проэкзаменовали замполита на знание своей политической программы и заставили расписаться в получении экземпляра, как приказа вышестоящего командования, подлежащего к немедленному и беспрекословному исполнению.

– Уж ты не подгадь, родимый, – сказал Ольховский, разливая коньяк. – Свой, как-никак.

– Прорвемся! – обнадежил замполит, со стуком ставя стакан.

На втором стакане в каюту стеснительно влез Иванов-Седьмой. В руках у него была картонная папочка с наклейкой Письмо к народу. Путеводный труд не пропал даром – он разборчиво и красиво переписал из него десять страниц до того места, на котором был прерван Долгоруким.

– Владимир Владимирович, возьмите… пригодится. Здесь мысли, тезисы… постарайтесь опубликовать. Лучше в газетах.

Бедняга скрывал гордость и боль. Для пользы дела он жертвовал самым дорогим – своим авторством.

В полночь замполиту дали дернуть за шнур бакового орудия. Телекамера снимала. Тройки с фонариками на оглоблях неслись по заснеженной реке. С них свистели и гикали.

– Мы видим, как наносится удар по беспределу и коррупции, захлестнувшим страну, – вещал в микрофон комментатор, выдыхая пар. – Народ верит, что этот выстрел попадет в цель!

– Другой рукой укажи, – попросил оператор.

– Так там же… что? Кондитерская фабрика.

– Неважно. Так лучше в кадре смотрится. Потом смонтируем. Ребята, гильзу можно поднять и уронить еще раз, чтоб покатилась? Ага… спасибо.

За завтраком замполит пил пиво. Он таращил глаза и не ворочал языком. Моргая, он забывал поднять веки, и тогда по лицу брела двусмысленная довольная улыбка.

– Литературный труд очень тяжел с непривычки, – посочувствовал Иванов-Седьмой. – А журналистки твои ничего – бодро уехали.