Тень моей любви - Смит Дебора - Страница 45

Я весело помахала им. Все стояли, задрав головы и прикрывая глаза руками. Аманда отчаянно замахала в ответ.

– Чувствуешь себя лучше? – спросила я, когда долина и семья остались далеко внизу. – Что ты собираешься доказать мне? Зачем все это, Роан?

– Просто моя точка зрения.

Мы летели на север в направлении города, над новыми домами и дорогами, торговыми рядами, супермаркетом, построенным за последние годы.

– Дай мне повести самолет, – неожиданно попросила я. – Я училась.

– Я знаю. – Он посмотрел на меня, и я увидела над очками поднятую бровь. – У пилота чартерных рейсов. Ты написала о нем очерк несколько лет назад. По-моему, он получился у тебя привлекательнее, чем в жизни. Он нравился тебе?

– Ну что ж, – сказала я. – Хорошо, что я не написала о других мужчинах, с которыми встречалась.

Он отклонился назад и положил руки на колени. Испугавшись, я схватилась за штурвал. Самолет нырнул вниз, но я его выровняла.

Нам так и пришлось вести его вместе – его нога на педали, мои руки на рычаге управления.

– Следи за мной, – сказала я сквозь стиснутые зубы. Мы пролетели низко над городской площадью, затем над улицами, застроенными красивыми старыми домами. Из одного из них вышла полная седая женщина и погрозила нам кулаком.

– Официальное предупреждение тете Арнетте – ты вернулся, – сказала я. Роан следил за мной со слабой улыбкой. – Ты что, опять потерял зуб? – спросила я.

– То есть?

– Ну зуб, который тебе вставил дядя Кулли. Ты не показываешь зубы, когда улыбаешься.

Его улыбка стала шире.

– Все на месте.

Руки у меня дрожали. Мне было стыдно, но это опьяняло меня. Вот что он со мной уже сделал.

– Ты доверяешь мне, – сказал он. – Клер, Клер!

Я вела самолет над пригородом. Показалась узкая посадочная полоса на плато между полями.

– А ты доверяешь мне? – спросила я. – Я никогда раньше не сажала самолет. Я могу нас…

– Сажай, – сказал он.

И я посадила. Не очень-то хорошо, но живы мы остались. Самолет катился по узкой асфальтированной полосе, и я передала управление Роану. Он облегченно вздохнул. Я была мокрой от пота и тяжело дышала.

– Помнишь, что мама рассказывала о своей бабушке Квинне?

Он нахмурился и потер подбородок. Конечно, не помнил. Он столько наслушался разных историй, пока жил с нами.

Я пожалела, что спросила. Он откинул назад голову и ласково посмотрел на меня.

– Ты прекрасно посадила самолет. Ни одной куриной жертвы.

Он не забыл, не забыл ни одной подробности. Он продолжал все это время помнить семью – хотел он этого или нет.

– О боже, – прошептала я. – Я должна тебе сказать. Если ты опять исчезнешь, лучше не возвращайся. Ты разобьешь мне сердце.

Он взял мои руки в свои.

– Мы должны во всем разобраться. Ты вольна желать, чтобы я никогда не возвращался, или сказать мне, чтобы я убирался к чертовой матери из твоей жизни.

– Не хочу.

Он погладил меня по голове, от прикосновения его пальцев кровь прилила к моим щекам. В глазах его стояли слезы, в моих их было еще больше. Не помню слов, их было мало, может быть, не было вообще. Он не просто смотрел на меня, а впитывал все, что видел: мои глаза, мое лицо, мои чувства. А потом во мне проснулся неутомимый задор той прежней, молодой, неконтролируемой Клер Мэлони, которую мы оба знали когда-то, я набрала побольше воздуха в легкие и сказала:

– Мне бы следовало спустить с тебя живьем шкуру, мальчик.

Я прочитала ему целую лекцию. Он смеялся, но смех его не был похож на тот, что я помнила.

Он снова привез меня на гору Даншинног, за грузовиком, на котором я приехала ночью, но грузовика не было.

Папа, наверно, послал за ним верного Нэта. Думаю, он хотел быть уверенным, что Роан сам доставит меня домой.

Я стояла все еще босиком, в ночной рубашке, ветровке на костылях среди моря цветов, нежащихся в свежем розоватом сиянии солнца. Я рассказала Роану, почему мы с дедушкой посадили их.

– Он был прав, – закончила я. – Он и привели тебя домой.

Роан шел среди цветов, их куполообразные головки касались его рук, стебли, пропуская его, вновь смыкались в едином строю. Эта картина навсегда запечатлелась в моем мозгу. Он остановился в этом великолепии, посмотрел на цветы, затем снова на меня. Его связывала какая-то мучительная боль и сладость, которую не могли вытравить никакие беды, никакие несчастья.

Двадцать лет. Взрослый мужчина и взрослая женщина. Не было больше ни невинности маленькой девочки, ни стойкости большого брата. Между нами шел примитивный ток, сильный, провокационный.

– Поцелуй меня, пожалуйста, – сказал он.

Я поцеловала край его подбородка. Поцеловала угол его рта. Он наклонился. Наше дыхание смешивалось.

Он держал меня в объятиях, наклонив ко мне голову. Я гладила его щеку, и он весь отдавался этой ласке. Я сжала руки в кулаки и прижала их к груди.

Внезапно мы услышали шум в зарослях. Оттуда выскочила Аманда. В ее рыжих волосах торчали иголки и листья, с шеи на шнурке свисал бинокль. На ней были кроссовки, рабочие штаны и футболка, такая же розовая, как ее лицо.

Она остановилась у края опушки в двадцати ярдах от нас, прижав руки ко рту в благоговейном ужасе.

– Тетя Клер! Он правда вернулся! Я говорила, что он вернется! Все его хотят видеть! О! Он великолепен! – Она мгновенно развернулась и побежала вниз по склону.

– Ты рассказывала ей обо мне? – мягко спросил Роан. – Твоя племянница? Ты рассказала ей обо мне? Когда?

– Недавно.

– Почему?

– Пятому что ей нужно верить в чудо. – Я отвернулась, чтобы не видеть его лица. – Видишь, нам устроила засаду фея.

Старая горная дорога вела на ферму. Мы проехали мимо огромного почтового ящика, на котором белыми печатными буквами было написано “Ферма Мэлони”.

Возвращаясь через двадцать лет, Роан с застывшим, как маска, лицом вел серый седан по покрытой гравием дороге меж заливных лугов и кукурузных полей. Целая свора жирных фермерских собак, махая хвостами, с лаем выбежала нам навстречу.

Мама и папа ждали на веранде. Я надеялась, что Роан видит их такими же, как я, – постаревшими, но – людьми, а не непогрешимыми апостолами его детства.

Папа, лысый, похожий на старого медведя, понемногу превращался в дедушку. Мама, милостью божьей сохранившая ауру молодости, стройная, в бежевых брюках и золотистом пуловере. Ее длинные до плеч волосы еще блестели дорогими оттенками меди и каштана, уголки голубых глаз затянуты сетью морщин.

Бабушка Дотти уютно устроилась в белой качалке, и Роан, конечно, видел, что, несмотря на голубые леггинсы и длинную футболку, заказанные по телевизионному каталогу, она превратилась в щуплую и очень старенькую даму. От длинной сигареты с фильтром в углу ее накрашенного рта шел дым, в широко открытых глазах за стеклами очков таилась надежда.

Аманда пританцовывала на широких каменных ступеньках веранды, как будто подчиняясь внутреннему музыкальному ритму.

Из окна на втором этаже высунулась Ренфрю, держа под подбородком длинную метелку из перьев. Этакий странный букет. Нэт восторженно смотрел на нас из-за кустов камелии, его толстый живот свисал над брюками, пряди светлых волос шевелились от легкого ветра.

Машины во дворе исчезли. Мои родители предусмотрительно избавились от гостей.

Я совершенно не представляла, что сказать и как действовать при этой встрече. Желудок конвульсивно сжимало. Роан припарковал машину у края лужайки, обрамленной старыми кустами алых роз.

Я остановила его, положив руку ему на плечо, прежде чем он открыл дверцу машины. Под закатанным рукавом рубашки веревками переплетались мускулы. Я подумала, что он легко может пробить кулаком каменную стену.

– В тот день, когда папа увез тебя на машине, я стояла у окна и плакала, – сказала я. Дедушка поддерживал меня. Сейчас мне не нужно, чтобы меня поддерживали, и я не собираюсь плакать. А ты должен только слушать, что они будут говорить тебе. Просто слушать и не забывать, что я здесь.