На озере Светлом - Гравишкис Владислав Ромуальдович - Страница 13

На тракторе начинает работать мотор.

Медленно, а затем всё чаще начинают стучать шестерни лебёдки. Tpоc натягивается, на поверхности появляются его тугие витки, они раскручиваются, распрямляются, хлопают по воде, вздымая брызги.

— Полный давай! Видать, колёса засосало! — кричит Колокольцев.

Василий Дмитриевич добавляет обороты на лебёдке, не сводя глаз с троса.

Все охвачены волнением, все следят за тросом, натянувшимся, как струна. Там, где он входит в воду, вскипает лёгкий бурунок, словно трос превратился в сверло и буравит воду.

— Пошла! Пошла! — вопит Митя, первым из береговых заметив, как тронулся с места буёк и поплыл, вздымая треугольник волн.

— Пошла! Пошла! — вторит ему Павлик.

Схватившись за руки, мальчики бегут по колено в воде навстречу поднимающемуся из глубины грузовику.

Резкая, как удар хлыста, разносится над заливом трель милицейского свистка. Остановившись, ребята оглядываются, не понимая, откуда мог взяться такой необычный для этих мест звук. Колокольцев стоит в лодке во весь рост, свистит и грозит кулаком:

— К чёрту! Василь Дмитрич, удали ребятишек! Навязались на мою голову!

Пинчук спускается с трактора, подхватывает ребят под локти и молча уводит с отмели на берег, на скалы. Митя никак не может понять, за что их постигла такая кара. Широко открыв глаза, он моргает ресницами и изумлённо спрашивает тракториста:

— За что, Василий Дмитрич?

— За то, чтоб не совались, куда не положено, — хмуро отвечает тот, — Не в бирюльки играем, а делом заняты.

— Троса боятся, — соображает Павлик, — Если лопнет, захлестнуть может. Видишь, как натянулся.

Присмирев, они сидят на обломке скалы и наблюдают за событиями.

Колокольцев с Семёном плавают над тем местом, где теперь стоит машина. Она уже близка к поверхности, край борта Колокольцев достаёт рукой и весело говорит трактористу:

— Вот она, матушка, под рукой у меня!

Совсем и не похоже, что ещё минуту назад он так сердился на ребят.

— Пускать, что ли? — спрашивает Пинчук.

— Пускай! Сейчас наша будет!

Лодка отплывает в сторону, Василий Дмитриевич запускает лебёдку. Вода над машиной волнуется, бурлит. Буёк крутится, дёргается, словно стремясь оторваться и уплыть от того огромного и тёмного, что вылезает из воды. Потом он валится набок и исчезает в вскипевшем буруне. Шумя водой над поверхностью залива, появляется потемневший, почти чёрный кузов.

И вот теперь, когда кажется, что машина уже поднята, происходит непредвиденное: грузовик перестаёт двигаться. Он подёргивается, шевелится, но с места сойти не может, словно его удерживает в воде какая-то неведомая сила.

Напряжение на тросе так велико, что начинает подёргиваться и вздрагивать сам трактор: вот-вот поползёт навстречу грузовику. Павлику кажется, что перед ним развёртывается какая-то битва, вступили в единоборство два могучих исполина, и каждый из них старается перетянуть друг друга на свою сторону: грузовик тащит трактор в воду, трактор тянет его на отмель. Кто победит?

Колокольцев и Пинчук озабоченно смотрят друг на друга: в чём дело?

— Останавливай! — кричит Колокольцев. — Что-то у нас неладно!

Трос ослабевает, и грузовик откатывается назад. Над водой торчит только угол кузова. Придерживаясь за него, Колокольцев спускается в воду и долго шарит в ней.

Ребята нагребают в лодку гальку.

— Что там? В чём дело? — спрашивает Пинчук.

— Скала на пути. Обрыв. Чёрт бы его взял! — ругается Колокольцев.

— Высокий?

— С метр будет.

— Вот и доработались. Как же теперь?

Колокольцев молча выходит на берег и ложится на горячую гальку. От беспрерывной возни в воде он весь посинел и стучит зубами. Семён и Митя бродят вдоль обрыва, обследуя его в обе стороны — подводная скала перегородила почти весь залив. Павлик наблюдает за товарищами, стоя по пояс в воде: он не умеет плавать… От былого воодушевления не осталось и следа: все удручены неудачей, препятствие кажется непреодолимым.

— Надо что-то придумать, — говорит Василий Дмитриевич и начинает раздеваться, чтобы самому обследовать обрыв.

МАШИНА ПОДНЯТА!

До позднего вечера на отмели кипит горячая работа: Василий Дмитриевич предложил насыпать перед обрывом вал из камней и гальки и по нему закатить машину на мелкое место. Ребята нагребают в лодку гальку, отвозят к грузовику, высыпают под колеса. Василий Дмитриевич и Колокольцев по пояс в воде возятся над краем обрыва, раздобытыми на кордоне лопатами сбрасывают вниз камни и верхний наносный слой.

Все работают полуголые и босые, один Павлик в тапочках и верхней рубашке. Он сильно опалил себе на солнце спину и вынужден был одеться. Кроме того, до крови стёр на гальке ноги, и пришлось обуться. Теперь его размокшие тапочки по-птичьи поют и чирикают на каждом шагу.

Сильно ноет спина, кажется, плечи вот-вот отвалятся, на ладонях полопались мозоли, сочится кровь, и ранки больно разъедает вода. Но Павлик стойко переносит невзгоды и с ожесточением нагребает гальку в лодку. Он готов упасть на землю полумёртвым, но не признается в том, что устал и больше работать не может. Митя и Семён работают рядом с ним с прежним азартом, и в этом, может быть, главная причина усердия Павлика.

Отдыхает он в те несколько минут, в которые Семён и Митя отвозят груз к обрыву. В эти минутные передышки Павлик чувствует, как мелко-мелко дрожат его ослабевшие ноги и руки. Кажется ему, что силы кончились совсем и следующую лодку он не сможет, ни за что не сможет нагружать. Но пустая лодка возвращается, выпрыгивают Семён и Митя, начинается погрузка, и Павлик, охнув от нестерпимой боли в пояснице, снова берётся за лопату, снова швыряет шумящую гальку на дно лодки.

Близится ночь. На противоположном берегу озера над зубчатой стеной гор пламенеет густое золото заката. Стена совсем чёрная, на ней уже невозможно различить отдельные деревья, всё слилось в сплошной тёмный массив. Длинные тени пересекают озеро почти с одного берега до другого, и там, в синих тенях, начинают ползать голубоватые ленты тумана. От воды струятся невидимые потоки вечернего холодка вперемежку со струями горячего дневного воздуха.

Сам того не заметив, Павлик скользит руками по черенку лопаты и садится на землю. Прижавшись щекой к рукам, он смотрит, как Митя и Семён выгружают лодку над обрывом. Больше работает, конечно, Семён, Митя еле-еле шевелит лопатой… Ему, Павлику, ещё легче, чем Мите: он может хоть немного отдохнуть во время выгрузки. А Семён работает непрерывно: то грузит, то гребёт, то выгружает. Почему он такой сильный, почти как взрослый? Почему Павлик слабый, слабее даже Мити?

Павлик размышляет. Лодка причаливает к отмели, ребята начинают работать, а Павлик не может подняться с места. Как он ни напрягает ся, как ни опирается на лопату, какая-то сила приковала его к земле и не отпускает. Не понимая, что случилось, Павлик смотрит в пространство пустыми глазами и покорно ждёт, что Митька сейчас начнёт над ним смеяться. Но тот молчит, хотя Павлик уверен, что не только Митя, но и все остальные уже заметили его беспомощное положение.

— А что, инспектор, не пошабашить ли нам? — слабо слышит он отдалённый голос Василия Дмитриевича. — Всё равно дотемна не кончить, утром доделывать придётся.

— Шабашить так шабашить, — охотно соглашается Колокольцев, — Ночевать-то где будем: на кордон пойдём или тут переждём?

— Куда я от трактора пойду? Моё дело — с машиной…

— Нечего ходить взад-вперёд, — возражает и Семён, — У меня переночуете, я там балаган построил.

Павлик и Митя тупо переводят взгляд с одного на другого, не в силах сообразить, о чём говорят взрослые. Подталкиваемые Семёном, опираясь на лопаты, они ковыляют в гору, к той сосне, под которой Семён устроил балаган из сосновых веток.