Самостоятельные люди - Фомина Марта Петровна - Страница 43

Загляделась Ириха на всё это. Чудеса, да и только! А о главном забыла. Где же вода? Не может же кран без воды работать. На то он и кран, чтобы из него вода текла… А может быть, она уже текла? Неужели Ириха проморгала самое главное?

— Вы не видели, куда вода утекла? — дёрнула она дядю Диму за рукав.

Дядя Дима с трудом отвёл глаза от крана.

— Какая вода?

— Которую тётя Люба из крана выпускала.

Услышали мальчишки и давай хохотать.

— Эх ты, Врачиха! Это кран не водяной, а подъёмный! Сильный, как слон! Кого тётя Люба захочет, того он и перенесет.

Подняли Ириху на смех при всём народе, чуть до слёз не довели. Хорошо еще, дядя Дима их приструнил, Ирихе сказал:

— Смотри повнимательнее, раз крановщицей решила стать. Красивая профессия.

— Очень красивая! — согласился Мишука.

Стеклянная кабина купается в голубых лучах, блестит на солнце, как ракета, вокруг только птицы летают. И кажется Мишуке, что ещё минута — и полетит эта ракета в небо.

Ириха управляет краном

Не по дням, а по часам растёт школа. Месяц назад только кран махал над забором могучей железной рукой да сверкал стеклянной кабиной, будто гигантским глазом подмигивал. А сегодня школа глядит через забор окнами четвёртого этажа. Работа кипит вовсю. Да и у ребят дела неплохи, трудятся не покладая рук. Ириха стала крановщицей, Мишука — такелажником, а Митяй — монтажником.

Зорко следит Ириха за тем, как работает кран, повторяет его движения. Вот взлетела вверх стрела, описала дугу в воздухе и опустилась за новым блоком. Ириха не зевает: опускает руку-стрелу, и Мишука-такелажник вкладывает в неё блок-камешек.

— Вира! — кричит Мишука, а это на строительном языке означает — поднимай вверх.

Плывёт по воздуху огромный блок, крепко держит его кран в своей могучей руке. Плывёт по воздуху и Ирихина рука с камнем.

— Майна! — сигналит Митяй-монтажник, а это значит — опусти.

— Майна!.. Вира!.. — то и дело доносятся голоса со стройки. И вот уже блок прочно встал на своё место.

— Вира!.. Майна!.. — сердито кричит Митяй: не нравится ему, как Ириха опускает блок на стену.

Ириха послушно передвигает камень. Но на Митяя сегодня не угодишь.

— Ты что зеваешь? — кричит он. — Я тебе говорю «майна», а ты поднимаешь! Какая же ты крановщица: «виру» от «майны» не отличишь!

— А ты что-нибудь одно кричи — или «вира», или «майна», — обижается Ириха.

Спорят Ириха с Митяем, а работа стоит.

— Перестаньте! — совестит их Мишука. — Моя мама уже блок подняла, а вы ссоритесь. Так мы никогда школу не построим.

Утихомирились спорщики, за дело взялись. Солнце печёт всё сильнее, даже сквозь панамку припекает. Уже и есть захотелось. Скоро на стройке зазвенит колокольчик на обеденный перерыв.

— Мишу-у-ка! — протяжно зовёт с балкона бабушка. — Куда ты запропастился? Наказанье моё! Иди обедать.

— Я маму дождусь! — изо всех сил кричит Мишука: бабушка глуховата.

— Иди, горе моё! Смотри, матери нажалуюсь! — грозит бабушка.

Вот и тётя Тоня идёт из поликлиники. Значит, не ошиблась бабушка — пора обедать.

Как Мишука строителям помогал

Разошлись ребята по квартирам. А за окном визжат лебедки, машет железной рукой кран — полным ходом идет работа.

Ириха ещё обедала, когда Мишука застучал в дверь.

— Что это ты так стучишь? Сломаешь дверь, кто чинить будет?

— Починяй починит, — скороговоркой ответил Мишука и позвал Ириху. — Собирайся скорее! Мне бабушка велела маме обед отнести. Сегодня у них перерыв короткий, домой приходить некогда, — и Мишука показал узелок, от которого очень вкусно пахло.

— Ай-я-яй! — расстроилась тётя Тоня. — Совсем замотались люди! А что делать: лето на исходе, учебный год на носу. — И тоже пошла обед собирать для Ирихиного отца.

Тут и Митяй явился с судком в руках — и его снарядили на стройку.

— Давай, давай, Ириха, быстрее! Что ты никак не наешься! — торопят мальчики.

А Ириха никак не может от каши оторваться — уж больно вкусна рисовая каша с молоком! Любит Ириха покушать, оттого и кругленькая. А тут ещё мать уговаривает:

— Ешь медленнее. Горячее не глотай — обожжёшься.

Но вот и Ириха из-за стола поднялась. Схватил Мишука свой узелок, бросился к двери, чуть судок Митяя не опрокинул.

— Стой, Мишука, поспешишь — людей насмешишь! — кричит ему вслед тётя Тоня.

Мишукина бабушка тоже выглядывает из дверей, поучает внука:

— Не мельтеши, Михаил! Тише едешь — дальше будешь!

После этих советов и напутствий шагают ребята к стройке медленно и торжественно, как на параде. Митяй несёт судок на отлёте: как бы не разлить! Ириха держит авоську с кастрюлей перед собой на расстоянии, чтобы не обжечься. Только Мишука прижимает свой узелок к груди: от него так вкусно пахнет, а Мишука, как всегда, торопился и не успел поесть.

Зашли ребята в ворота, а на стройке тихо, будто вымерло. Только голубь воркует, видно, по ошибке сюда залетел.

Ириха чуть не заплакала от огорчения:

— Опоздали! Наверно, в столовую ушли.

— Дольше бы ела! — напустился на неё Мишука. — Говорил я тебе!

— А кого мне слушаться — тебя или маму? Мне мама велела есть.

Расшумелись ребята, один другого обвиняет. Даже голубь перестал ворковать — прислушивался, о чём спор.

— Вот наконец и наши кормильцы!

Оглянулись ребята, а в пролёте окна тётя Люба платочком машет. Забеспокоилась Ириха:

— А где мой папа?

— Здесь, целый и невредимый, только голодный как волк.

Заторопилась Ириха к подъезду, споткнулась, чуть суп не разлила. Спасибо Митяю — удержал, да ещё сказал:

— Не торопись. Тише едешь — дальше будешь.

Совсем как Почемукина бабушка. Уж таким Митяй уродился — взрослых слушает, всё у них перенимает, поэтому и знает больше.

Тётя Люба навстречу выбежала, помогла ребятам забраться по крутому настилу на первый этаж.

Здесь было прохладно. Рабочие сидели на ящиках и закусывали. В пролётах окон свободно гулял ветерок.

Ириха постелила на ящик газету, сняла с кастрюли крышку.

— Ох как пахнет соблазнительно! — покрутил носом дядя Коля.

— Твой любимый, с фрикадельками! — сказала Ириха и покраснела, будто не суп, а её похвалили.

Почемука тоже развернул свой узелок, а там жареные пирожки с капустой. Такие пахучие, что от одного запаха голова кружится.

— Ну и молодцы! Знаете вы с бабушкой, что мне по вкусу! — обрадовалась тётя Люба.

Митяй составил вместе два ящика и застелил их платком. Это стол. Рядом поставил ящичек поменьше — это стул. Потом разобрал судок — получились три кастрюльки. В первой суп, во второй — каша, а в третьей — кисель.

— После такого пира я и вторую смену без передышки работать смогу! — смеётся дядя Дима.

С аппетитом обедают строители: кто хорошо работает, тот и ест хорошо. Глядя на них, и сытому есть захочется. А о голодном и говорить нечего. Глотает Мишука слюнки — и откуда их столько взялось? Только успевай глотать.

— Что это ты, сынок, облизываешься? — спросила тётя Люба.

— Это я так. Это от ветра. У меня от него всегда слюнки текут, — придумал Мишука и отвернулся, чтобы не видеть соблазнительных пирожков.

Ириха не выдержала, прыснула: поделом тебе, Мишука! Не надо торопиться!

— Ох, ну и наелся! Больше не могу! — вздохнул дядя Дима. — Ну-ка помогайте, ребята!

Замотали головами Митяй с Ирихой — оба основательно дома заправились.

— И я уже сыт. Куда же мне деть эту куриную ножку? — сказал дядя Коля и почему-то посмотрел на Мишуку.

— Пирожки — пальчики оближешь! — похвалилась тётя Люба. — Но вот этот последний пирожок я уже съесть не в силах!

И тоже посмотрела на сына.

Хочет Мишука головой помотать, как Ириха и Митяй, да не получается. Совсем непослушная стала голова, еле-еле ворочается. И язык не слушается. Вместо «я не хочу» чуть не сказал «очень хочу!». Беда, да и только!