Дитя общины - Нушич Бранислав - Страница 11

– И не забывайте, – добавил начальник, – что оба вы были у меня в руках, и другой на моем месте такое бы вам устроил, что вы бы вовек не расхлебали. А я вам помог, не забывайте об этом!

– Уж не забудем, господин начальник! – откликнулся староста так умильно и приторно, как умел только он.

– Вот так! А теперь идите! – приказал господин Еротий.

Они еще раз поблагодарили уездного начальника, раз пять поклонились и пошли. Когда они были уже в дверях, начальник еще раз напомнил им:

– И смотрите же, помните, что я спас вас от больших неприятностей, а то бывает, порог переступят и все забудут.

Они обернулись и снова стали убеждать уездного начальника, что никогда, никогда не забудут. Из уездной канцелярии они направились на постоялый двор, где остановились, но по пути ни разу не взглянули друг на друга и не сказали ни слова.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, в которой по некоему городку едва не разнесся слух, что поп родил

Еще на подходе к некоему городку батюшка, староста и лавочник сделали привал и договорились, как будут действовать. Перво-наперво надо было решить, кому внести в город ребенка. Батюшка отказывался это сделать, староста с лавочником тоже не соглашались. После длительных препирательств порешили, что батюшка пронесет ребенка под рясой.

Потом возник вопрос, как быть с ребенком, когда они пойдут к уездному начальнику. Договорились, что в уездную канцелярию пойдут батюшка со старостой, а лавочник останется на постоялом дворе и будет сидеть с ребенком. По дороге купили бутыль молока и деревянную ложечку, чтобы покормить младенца, если он заплачет.

Еще порешили прятать младенца от всех, а то в городе сраму не оберешься, и поэтому сразу взять отдельный номер, запираться изнутри и не открывать никому.

Договорившись обо всем этом, они спокойно ступили на улицы городка. Единственная неприятность по пути случилась тогда, когда с ними поздоровался поп Илия. В тот же миг ребенок под рясой попа Перы заверещал так, будто его резали. Можно представить себе, как взвился поп Пера, едва не уронивший Милича, а поп Илия шел и все оглядывался и удивлялся, что это случилось с сельским батюшкой, почему вместо того, чтобы ответить на приветствие, он заблеял, как овца.

– Не иначе, как укусила бешеная собака! – решил про себя поп Илия, перекрестился, чтобы его бог миловал от такой беды, и пошел дальше.

Придя на постоялый двор, они тотчас потребовали номер, шмыгнули в него, заперлись, и батюшка свалил свой груз на постель.

Хозяину этого заведения бросилось в глаза, что поп что-то пронес под рясой и что вся троица сразу же закрылась в номере и о чем-то там долго шепталась, но он только пожал плечами, будто хотел сказать: черт с ними, мне какое дело!

Потом батюшка со старостой отправились к начальнику, а лавочник остался сидеть с ребенком и снова заперся в номере. С чем вернулись от начальника батюшка со старостой, мы уже знаем, а каково было лавочнику Йове, когда ему сообщили о результате, можем себе представить. Запершись в номере, они расселись по кроватям и стали тихо договариваться.

– Я его обратно в село ни за что не понесу! – сказал староста.

– Зачем же ты тогда обещал начальнику? – спросил батюшка.

– А разве я?… Как было не пообещать? Если бы он приказал унести всех детей из города, я и это пообещал бы. И не потому, что он строг, а потому, что дело свое знает.

– Еще как знает! – покорно согласился батюшка и добавил вполголоса: – Ничего другого теперь не остается, как взять тебе, староста, ребенка в дом!

– Мне? – вытаращив глаза, сказал староста. – Это ты возьми его к себе! Мало было у меня неприятностей дома из-за этого ребенка? Нельзя мне его к себе…

– Тогда вернемся в село и будем по-прежнему содержать его как дитя общины, – предложил поп.

– Послушайте, люди, – сказал лавочник, впервые в жизни собравшийся дать дельный совет, – а что бы нам поискать здесь, в городе, какую-нибудь бедную женщину… Мы платили бы ей каждый месяц, она смотрела бы за ребенком, и не надо было бы нести его в село.

Все воспряли духом и посмотрели на Йову с таким удивлением, будто перед ними был человек, который изобрел железную дорогу. Йова осмелел и встал с кровати.

– Мое дело предложить, а там как знаете!

– Эх, Йова, благослови тебя бог! – сказал батюшка.

– Умница ты, Йова, – добавил староста.

И они продолжали шептаться. Условились, что в этот вечер в село не вернутся, а останутся в городе, батюшка будет сидеть с ребенком, староста же с Йовой пойдут по городу, найдут какую-нибудь бедную женщину и договорятся с ней.

Перед уходом Йова сбегал еще за молоком, чтобы было чем батюшке покормить ребенка, если заплачет. Потом лавочник со старостой ушли, а батюшка заперся изнутри.

Сидел батюшка так часа два, а когда ребенок заснул, он тихо вышел из номера, запер за собой дверь и отправился размять ноги. На улице он посмотрел направо и налево, не идут ли староста с Йовой, так как ему надоело сидеть взаперти. Уж скоро вечер, а их все нет.

Стоит он перед постоялым двором, и подходит к нему хозяин, низкорослый грязноватый человечек в расстегнутой безрукавке, служившей ему пиджаком.

– Продавать принес, а, батюшка? – спросил хозяин как бы между прочим и вроде бы глядя в небо, а сам одним глазом посматривал на попа, стараясь что-то прочесть по лицу.

– Что продавать?

– А это самое.

– Что это самое?

– Ну, чего ты боишься! То самое, что ты принес под рясой и что вы держите все время в запертом номере, – сказал хозяин и уставился батюшке прямо в глаза.

– Нет, нет, – ответил батюшка. – Это просто так… как тебе сказать… наше частное дело…

– Наверно, так оно и есть, – согласился хозяин, едва не подмигнув. – И дело, должно быть, важное, раз вы все время сидите взаперти и о чем-то договариваетесь.

– Да, да, – сказал поп вроде бы рассеянно, но в тот же миг вздрогнул и прислушался. Ошибки не было он услышал донесшийся из номера писк Милича и как одержимый бросился туда, заперся и стал кормить ребенка молоком.

Хозяина удивили ответы попа, а поведение его и вовсе привело в изумление. Он посмотрел вслед батюшке и сказал себе:

– Ага, тут дело нечистое!

Если бы и он услышал писк младенца, ему все стало бы ясно, но он не слышал. Поэтому он пошел следом, остановился перед дверью номера, прислушался, но оттуда не доносилось ни звука. Хозяин попытался заглянуть в замочную скважину, но тоже ничего не увидел. Он вернулся в трактир и, поскольку уже стемнело, велел половому зажечь лампы, а потом вышел на улицу и задумался, покачивая головой, чем выражал свое сомнение и беспокойство.

Однако вскоре он просиял, заметив вдали полицейского Ристу, который направлялся прямо к его трактиру. В этот час Риста всегда заходил к нему выпить вина, так как не имел обыкновения ужинать – вместо этого он выпивал стакана два красного вина и потом переходил на белое, как бы запивая ужин.

Хозяин отвел его в сторону и рассказал ему шепотом, что и как. Поведал о том, как странно ведут себя поп, староста и лавочник, как они запираются и шепчутся, как они принесли с собой что-то большое под поповской рясой и прячут, как он стал расспрашивать попа об этом и как поп, почувствовав, что его подозревают, сорвался с места как бешеный и заперся в номере.

Полицейский Риста, выслушав хозяина, подумал, подумал и сказал;

– Гм! Гм! Это происшествие!

Полицейский Риста всякое запутанное дело называл «происшествием».

– Несомненно это происшествие! – повторил он и велел хозяину подать ему вино, которое он пил вместо ужина. Ему надо было поразмыслить.

На все его размышления хватило одного стакана вина. Он позвал хозяина и сказал ему, чтобы тот постучал к попу в номер. Сам Риста будет молча стоять рядом с ним, а тот станет предлагать что-нибудь попу – вдруг откроет дверь?…

Так и сделали. К третьему номеру Риста подошел на цыпочках, а хозяин протопал, не таясь, и постучался.