Марсианский проект С. П. Королёва - Бугров Владимир Евграфович - Страница 19

Сближение кораблей на орбите (11) происходило за счет маневров ЛОК. ЛК при этом выполнял лишь ориентацию. После стыковки космонавт из ЛК, взяв с собой контейнер с образцами, переходил через открытый космос в БО ЛОКа. После отдыха и подготовки к возвращению космонавты перемещались в СА, переносили образцы, занимали места в креслах. ЛК вместе с бытовым отсеком ЛОК отделялся, корабль ориентировался, после включения блока «И» разгонялся и переходил на траекторию полета к Земле (12). В полете проводились коррекции траектории (13). Перед входом в атмосферу Земли происходило отделение СА от отсеков (14). СА входил в атмосферу со второй космической скоростью (15), совершал управляемый планирующий спуск и посадку на территории СССР или в акватории Индийского океана.

Наша работа началась с ревизии облика комплекса Л3, подготовленного инженерами Крюкова. Расчетная лимитная стартовая масса комплекса Л3 составляла 91,7 т. Распределение весов между составными частями всегда было под контролем главного конструктора. Но все же нам хотелось понять, не слишком ли большую «заначку» оставили себе ракетчики. И кое-что удалось обнаружить. Например, мне показалось, что не совсем рационально двигатели ориентации комплекса (ДОК) расположены на нижнем торце блока «Г». Во-первых, это близко к общему центру тяжести, что увеличивает расход топлива при разворотах. Во-вторых, нужен еще один комплект на блоке «Д», чтобы обеспечить ориентацию комплекса после отделения блока «Г». Установив отсек ДОК в верхней части комплекса, на ЛОКе, мы в несколько раз увеличили плечо до центра тяжести и значительно выиграли в весе топлива для ориентации. Правда, при аварийном спасании отсек ДОК должен был улететь вместе с экипажем, нагружая при этом нижний отсек, из-за чего его пришлось упрочнить, но в целом мы получили выигрыш в весе в пользу корабля.

Были у нас попытки пересмотреть и саму однопусковую схему экспедиции. Авторы некоторых публикаций недоумевают, почему Королев остановился на этом варианте, а не использовал два, три и чуть ли не четыре пуска (трехпусковая схема с подсадкой экипажа на корабле «Союз»)? В этот вопрос необходимо внести ясность. (О трехпусковой я рассказал ранее.)

Мы рассматривали двухпусковую схему, при которой с ОИСЗ разгонялись к Луне и выходили на орбиту ее спутника два самостоятельных девятнадцатитонных корабля. Первый — орбитальный без экипажа, предназначался для стыковки со вторым и доставки космонавтов с окололунной орбиты на Землю. Второй — посадочный с экипажем, использовался для спуска с окололунной орбиты, посадки на поверхность Луны, старта с нее и стыковки с первым. Экипаж имел возможность при необходимости отказаться от спуска на поверхность и, состыковавшись с орбитальным кораблем, вернуться на Землю.

Эта схема снимала все весовые проблемы, однако Королев не принял ее, и не только потому, что она не обеспечивала высадки на Луну раньше американцев. Корабли и их составные части, созданные без особых весовых ограничений, будут малопригодны для дальнейшего использования в марсианской программе, о которой главный конструктор не переставал думать.

Но надежды, что-то еще «отщипнуть» у ракетчиков, больше не было, и проектирование лунных кораблей проходило под гнетом острейшего весового дефицита. За нами стояли десятки разработчиков составных частей корабля, и равнопрочно разделить между ними скудные весовые запасы было большой проблемой. Мы пытались изыскать резервы веса, в том числе там, где это зависело от нас — в общей компоновке, в схеме полета. Многие решения вынуждены были принимать в ущерб здравому смыслу. Так, к Луне летели только два космонавта, а высаживался на нее только один. В стыковочном узле не было внутреннего люка для перехода из одного корабля в другой, и космонавт, вернувшийся с Луны, после стыковки вынужден был возвращаться в ЛОК через открытый космос. Стыковочный узел представлял собой штырь с фиксаторами, а ответная часть — плату с сотовыми ячейками. Время зависания ЛК для выбора места посадки ограничивалось, 15–20 сек. Время автономного существования ЛК было сокращено до 12–16 часов. Прорабатывали даже надувной бытовой отсек. Эти и другие решения усложняли полет и снижали надежность.

Комплекс в весовом отношении «не завязывался», несмотря на все наши усилия. Сергей Павлович приходил в нашу 315-ю комнату 65 корпуса в сектор Садового, садился за мой кульман, молча смотрел на паутину чертежа, понятную лишь конструктору, и, видимо, сделав для себя какие-то выводы, уходил. Когда кто-то из руководителей, подсев рядом, начинал объяснять, что изображено на чертеже, Королев клал ему руку на колено, и не поворачивая головы, тихо говорил: «Помолчи…»

При обсуждении деталей проекта за кульманом наедине с конструктором Сергей Павлович допускал некоторую откровенность, какую вряд ли позволял себе с вышестоящим руководством и даже со своими замами. При обсуждении весовых сводок, будучи опытным авиационным конструктором и понимая наше катастрофическое положение, он иногда уходил от острых вопросов, переводя разговор на другие темы. Например, обсуждал возможность опережающей летной отработки ЛОКа или перспективы его дальнейшего использования в других программах. Иногда просто наступал мне на ногу со словами: «Я из тебя выжму нужный вес», — но нужный вес «не выжимался». Из некоторых аккуратных замечаний Королева мне становилось понятно, что он не верит в возможность опередить американцев, хотя внешне он не позволял себе даже легких намеков на сомнения.

К завершению проекта я так и не смог свести концы с концами в весовых сводках. Королев в очередной раз пришел за кульман, терпеливо выслушал мои жалобы, взял красный карандаш, написал на чертеже число, обвел его кружком и сказал: «Вот что нужно показывать». Мне помнится, что это было 3800 кг. Речь шла о весе ЛОКа после старта к Земле. Разницу между тем, что написал Королев, и тем, что у меня получалось (в тетради я нашел цифру того периода — 4710 кг), я разделил между составными частями пропорционально их массе, и на полученную величину уменьшил лимитные массы всех систем.

Положение с весами было катастрофическим у всех, а не только у нас, и на долгое время. Королев лично «утрамбовывал» системщиков. Как это выглядело, красочно описывает Б. Е. Черток. В конце 1965 года весовая проблема обсуждалась на специальном совещании у М. В. Келдыша.

Общаясь с Сергеем Павловичем не на совещаниях, а за кульманом, я уже тогда, как мне казалось, правильно понимал его крайне сложное положение. Прочитав удивляющие своей доскональностью воспоминания Чертока с описанием событий, о которых мне не было известно ранее, я нашел в них подтверждение многим своим выводам тех лет. Конечно, Королев стремился на Марс, и в лунную затею он не мог не ввязаться, чтобы не потерять финансирование своего проекта. Он обязан был блефовать, как и его оппоненты. Я не могу себе представить, что главные ракетчики страны Королев, Янгель, Челомей в 1964 году всерьез рассчитывали обогнать американцев.

Никакой «лунной гонки» между конструкторами Королевым и фон Брауном не было, и никому ничего наша ракетно-космическая страна не проигрывала. Это были «наши внутренние разборки». Я думаю, что эти два величайших конструктора XX века скорее всего с уважением относились друг к другу. А если и была гонка, то это была гонка самолюбий и тщеславия лидеров двух сверхдержав. И тут ничего не поделаешь. Нужно признать, что глава нашего государства, к большому сожалению, эту гонку проиграл. Нашлись и те, кто активно помог ему в этом. Королев получил вместе с победой над оппонентами невыполнимую задачу. Не имея возможности возражать или отказаться от задания, он, видимо, рассчитывал, что высшее руководство, в конце концов, поймет бесперспективность лунной затеи, и тогда можно будет в полную силу продолжить работу над марсианской экспедицией, которая практически продолжалась. А пока нужно было думать о том, чтобы лунный проект был выполнен добротно, не оказался в корзине, а был максимально использован в дальнейшем. То, что Королев выжимал из всех веса, не было стремлением «втереть очки» высокому руководству — он работал на создание перспективных космических систем для своей главной задачи. ЛК стал бы в дальнейшем марсианским кораблем, поменяв баки двигательных установок. Отработка его проводилась бы на Луне, до которой три дня полета. ЛОК стал бы необходимым межорбитальным буксиром, нашли бы применение и другие элементы лунного комплекса.