Солнце мертвых - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский - Страница 52

– Да, да. – Старик дотронулся до плеча мальчика. – Вот здесь, под рубашкой. Словом, – продолжал он, – ты один из нас.

– Из кого из вас? – Мальчик вопросительно посмотрел на старика.

– Ну… – старик уклончиво отвел глаза, – из нас, значит, из нас…

– Вы волшебник?

– Можно и так сказать. – Старик усмехнулся. – Ты хорошо соображаешь.

– Но вы ведь злые. – Стас задумчиво смотрел на старика.

– Не злые, отнюдь не злые. – Старик сердито посмотрел куда-то вдаль. – Мы справедливые. Посмотри, кто живет в этом домишке. Ты ведь многое видел, гуляя с Мирошкой по ночам. Ну и что ты скажешь? Кто здесь живет? Жалкие людишки… Насекомые. Ни в бога, ни в черта не верят. Жрут да пьют. Других мыслей у них нет. А мы? Мы – древние. Многие тайны нам ведомы. И лечить можем от разных болезней.

– А что дальше стало с этим Рамиресом?

Старик покосился на мальчика.

– Потом как-нибудь доскажу. Могу только сказать, что ты его прямой потомок.

Стас изумленно вытаращил глаза.

– Он же испанец, а я – русский.

– Э-э, мальчик, – старик усмехнулся, – все смешалось на этом свете. Пойдем со мной. – И он повел Стаса по пустынным коридорам.

Сзади слышалось пыхтение домового.

– Некогда на этом месте было кладбище, – продолжал рассказывать старик. – Да кладбище не простое. Похороненные здесь не умирали. Не все, правда. Но некоторых можно было оживлять, на время. Вот смотри. – Он подвел мальчика к нише в стене. – Здесь лежит отставной майор Кокуев. Ну-ка, майор, подымайся.

Послышался треск, скрип, поднялось нечто неописуемое.

Стасу показалось, что внезапно ожило огородное чучело. Было не только не страшно, а даже смешно смотреть на нелепую, отдаленно напоминающую человеческую фигуру, на которой болтались какие-то лохмотья.

Старик, видимо, понял чувство мальчика, во всяком случае, он как будто попытался оправдываться за бледный вид своего знакомца.

– Конечно, поистрепался, – ворчливо произнес он, – подновить бы не мешало, лежит тут без употребления черт знает сколько. А ведь когда-то орел был, сочинительством занимался.

– Он что, писатель? – спросил мальчик.

– Пописывал маленько. Очень его наши дела интересовали. Тут много таких. В другой раз покажу.

Эй, Мирошка, – позвал старик, – отведи его домой. Понравился ты мне, паренек, – удовлетворенно сказал он. – Приходи еще.

На том они расстались.

По пути назад Стас пытался расспрашивать домового о старике, но тот только досадливо морщился.

Все эти события случились с мальчиком примерно за год до описываемых нами происшествий. После первой встречи с таинственным стариком мальчик видел его довольно часто, но никак не мог понять, для чего нужен старику. Он даже не знал, как того величать.

– Зови просто дедушка, – отвечал старик на вопрос об имени.

Со стариком было интересно. Он водил мальчика по бесконечным подземным лабиринтам. Показывал ему могилы, рассказывал, кто в них похоронен. Много интересного услышал Стас и о повадках домовых, кикимор, привидений и прочей нечисти.

Очень часто ловил он на себе острый взгляд старика, и вот тогда становилось по-настоящему не по себе. Казалось, взгляд этот проникает в самую глубь, заставляет чувствовать, ощущать мир совсем по-другому. Мальчик все больше попадал под влияние старика.

Это ощущалось не только в ночных блужданиях, но в обыкновенной жизни. Эпилептические припадки совсем прекратились. Стас стал собраннее, увереннее в себе. Учителя не могли на него нарадоваться. По успеваемости он вышел на первое место в классе. За год он вытянулся, повзрослел. Белокурые волосы, голубые глаза, худощавое лицо; ну не ребенок, а сущий ангел.

Его так и стали звать в классе: «Ангелок», а старое, оскорбительное прозвище забылось.

Несмотря на свои успехи в учебе и кажущееся выздоровление, Стас по-прежнему был одинок. Правда, это его не тяготило. Сызмальства привыкший к одиночеству, он был совершенно равнодушен к шумным ребячьим сборищам.

В классе же отношение к нему изменилось. Брезгливое равнодушие сменилось уважением, но уважением без любви, а скорее каким-то отчужденным. Самоутвердился Стас не столько из-за хорошей учебы (отличников, как известно, не любят), сколько из-за значительных успехов в спорте. Он лучше всех в классе бегал, отлично играл в баскетбол, но делал это без азарта, а как-то автоматически, словно был запрограммирован на победу.

Попытки кого-нибудь из сверстников завести с ним приятельские отношения он отклонял мягко, но решительно. Никогда ни с кем не ругался, был выдержан, но за этой кажущейся мягкостью чувствовалась воля. Стас и сам ощущал произошедшие в нем перемены. Он понимал, что произошли они не без влияния старика, но насколько далеко зашло это влияние, мальчик, конечно, не догадывался. Изменилось и отношение к нему домового. Если раньше Мирон был с ним грубовато-дружелюбен, то теперь в его речах скользило подобострастие.

В общем-то мальчик научился прекрасно обходиться без помощи домового в своих ночных передвижениях по дому. Как-то само собой получилось, что он овладел наукой прохождения сквозь стену, мог становиться невидимым. Он заранее знал, когда должен встретиться со стариком. Интересно, что к Стасу стали иначе относиться животные. Если раньше бездомные кошки и собаки ластились к нему, то теперь шарахались, поджав хвост. Да и его мечта о собственной собаке ушла куда-то далеко-далеко. Ему даже делалось смешно, когда он вспоминал о столь нелепом желании.

Мальчик по-прежнему много читал, но характер его чтения изменился. Теперь он копался в научно-популярных журналах, стал просматривать и философские труды. Однажды он сильно удивил школьную библиотекаршу, спросив, нет ли в библиотеке Сведенборга. Библиотекарша, первый раз услыхавшая это имя, заявила, что подобного автора в фондах нет, и посоветовала обратиться в городскую библиотеку. Но и там на мальчика посмотрели с недоумением и отрицательно закивали головами. Когда он спросил, а нет ли у них Беме, то случившаяся тут заведующая строго сказала, что подобные книги не для советских школьников.

– Дайте-ка ему «Незнайку на Луне», – сказала она. Стас взял «Незнайку», но дома даже не открыл его. Раза два прочитал он «Фауста» Гёте, и оба раза ему казалось, что это кто-то другой скользит глазами по строчкам.

Почему вдруг возникло желание прочитать Сведенборга и Беме и кто подсказал имена этих философов, он и сам не мог сказать. Чужой, могучий и изощренный разум все глубже проникал в сознание мальчика.

Но вернемся к событиям в доме № 13. После ужасной ночи и не менее ужасного утра физкультурник Сыроватых в полном смятении чувств прибежал в родную школу. Голова его шла кругом. Собственные похождения в подземелье, встречу с безголовым призраком еще можно было счесть за сон, но случившееся в квартире у соседа сном никак не назовешь!

«Что же делать?» – мучительно размышлял он. Кое-как проведя уроки, Сыроватых отправился к директору и попросил три дня за свой счет, якобы в связи со смертельной болезнью тетки. С большим скрипом три дня были получены, и, не заходя домой, физкультурник сел на автобус и отправился в областной центр. Возвращаться в ужасный дом он сегодня не стал бы ни за что на свете.

«Пережду денька два-три, – думал он, – а там видно будет».

Был уже вечер, когда он приехал в областной центр и сразу же отправился к своему закадычному дружку Гарику Коневу, ведущему широкий образ жизни.

Квартира Конева как две капли воды была похожа на квартиру Сыроватых, с той только разницей, что в ней было две комнаты. От различных вымпелов, значков, медалей и плакатов рябило в глазах. Да и вообще в ней, что называется, дым стоял коромыслом.

– Сыр приехал! – заорал хозяин, увидев физкультурника.

Сыроватых поморщился, он не любил своего прозвища, но смолчал. Оглядевшись, он насчитал не меньше десятка разных знакомых, полузнакомых и совсем неизвестных лиц мужского и женского пола. Все были явно навеселе. Физкультурник знал, что гулянки в доме у Гарика идут непрерывно, поэтому предусмотрительно зашел в гастроном и купил пару бутылок портвейна, появление которых было встречено с явным одобрением.