Серебряная пуля - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский - Страница 85

– Вставайте, гражданин Комов, вы арестованы!

Осипов хрипло захохотал. Илья испуганно посмотрел на него, настолько казался странным этот смех.

Осипов словно со стороны наблюдал за происходящим вокруг. Ему казалось, будто он стоит на дне огромного аквариума под названием «жизнь», а вокруг колеблется в такт еле заметному движению времени странная и в то же время до последнего витка знакомая, раз и навсегда отлаженная суть вещей. Вот его друг-приятель, Илья Безменов, суетится, старается казаться обычным веселым циником, а на деле донельзя испуган и абсолютно ничего не просекает; вот ученый-этнограф с дикими глазами, Марк Хохотва, чей смятенный разум с трудом воспринимает происходящее, однако он пытается разобраться в этом самом происходящем «с научной точки зрения». На деле же они оба, несмотря на то, что попали действительно в невероятную ситуацию, даже не подозревают, насколько она необычна, насколько выбивается из всего, о чем они до сих пор знали.

Вот на диване лежит кинорежиссер Комов, он же Сергей Пантелеев, человек и в то же время не человек. И он тоже не обрел того, к чему так всегда стремился: власти над людьми, независимости, уверенности в своей исключительности. Он всегда считал, что в силу снизошедшего на него существа или духа, там, в глухих лесах под Югорском, он отличается от прочих. А на деле он оказался как все, и, несмотря на свое кажущееся могущество, так же лебезил, интриговал, пресмыкался, пробиваясь «в люди». Единственное отличие его от других – возможность безнаказанно убивать. Убийства эти не очищали, не поднимали, как он считал, над толпой, они делали его еще тусклее и обыденней. Гаденьким делали. Когда он прикончил директора детского дома и его жену, то испытал в первый раз настоящее потрясение, а потом жертвы, приносимые тому, кто сидит внутри, стали даже скучны. Так рабочий на бойне орудует ножом и кувалдой, не испытывая при этом никаких эмоций.

Он считается известным, талантливым, но сам знает, что все это лишь иллюзия. Он страшно рад, что наконец избавился от проклятого существа, он надеется, что жизнь наполнится смыслом и удастся отмыться, но глубоко ошибается.

Сестра Пантелеева, генеральша Сокольская, тоже всю жизнь пытавшаяся обрести счастье, которое, как она считала, покоится на материальном успехе, так и не достигла своей цели. Деньги – прах. Сын – единственное, что было для нее по-настоящему дорого, мертв, за него она так и не отомстила, и это гложет, словно угнездившаяся во чреве змея.

Ну и он сам… А что он? Да ничего особенного. Журналист средней руки без семьи, без желанного крова, так, перекати-поле. И подобный финал вполне закономерен.

Правда, подавляющее большинство людей ничем от них не отличается. Как там говорил этот Комов-Пантелеев?.. Побочные инстинкты. Именно что побочные. Но не они ли правят человеком?

Теперь, значит, его очередь – продолжить кровавый след. Он теперь должен убивать во славу темной силы. И для ее услады. Сначала, пока человеческое сознание еще не растворено в зверином, содрогаясь. Потом равнодушно, как бы походя. Трудно ли убить? Попробовать, что ли? И прямо сейчас. Получится или нет?

А как же последствия? Да какая разница!

С кого начать? Перед глазами трое: Илья, Хохотва и этот Пантелеев.

Илья? Все-таки друг, сколько пива вместе выпито. Он внутренне усмехнулся. А что, кроме пива, их связывало? Но… Ведь приехал же сюда, нашел, не побоялся неизвестности.

Хохотва? Этого он знает плохо. Довольно странный тип, даже неприятный. Может, его?.. Но и он отнесся по-человечески. Проявил, что называется, участие, старался помочь…

Пантелеев? Виновник всех бед. Человек, на котором висит проклятье, на совести его – десятки жизней. Но ведь он в забытьи и даже не испытает страданий, а без страданий жертва теряет смысл.

– Послушай, Илья, – сказал он Безменову, – дай мне свой пистолет.

– Зачем это? – удивился Илья.

– Тебе что, жалко?

– Да нет, не жалко, но объясни, для чего?

– Просто хочу подержать в руках оружие. Ощутить его тяжесть. Прикоснуться к смерти.

– Мне кажется, ты уже и так достаточно наприкасался. Пожалуйста, возьми, только я обойму для порядка вытащу.

Тот взял его, взвесил в руке, зачем-то дунул в ствол.

«Вот оно! – ударило в мозгу Осипова. – Ты хочешь прикоснуться к смерти, давай, действуй. Обоймы в оружии нет, но в стволе есть патрон. Илья забыл, что перед тем как войти в дом, он передернул затвор».

Осипов стоял, опустив голову, словно в глубокой задумчивости. Интересно, что и остальные замерли, ожидая неведомо чего.

И внезапно Осипов понял. Все, о чем он сейчас думал, пришло не из его собственного разума, а из темного сознания того существа, что угнездилось в нем с нынешней ночи. Оно подсказывает, оно провоцирует, оно представляет реальность в черной беспросветной мгле, и это только начало. Уже сейчас ему почти невозможно сопротивляться, а что будет дальше: через неделю, через месяц, через год? Он сам станет монстром, таким, как физрук, как Пантелеев. Он – уже не человек, он – оборотень. Он!!!

Но этому еще не поздно положить конец. Побочные инстинкты не возобладают над ним.

Илья словно во сне наблюдал, как его лучший друг сунул ствол «Макарова» в рот и нажал спусковой крючок.

Последнее, что успел увидеть журналист перед тем, как серебряная пуля разнесла ему затылок, было искаженное лицо вскочившего с дивана Пантелеева. Его дикий вопль он уже не слышал.

Несколько секунд никто не мог прийти в себя. Первым опомнился Илья. Он бросился на Пантелеева с криком:

– Вяжи его!

Но в этом, видимо, не было необходимости. Кинорежиссер рухнул на пол и стал корчиться в ужасных конвульсиях. Казалось, сквозь него проходит электрический разряд огромной силы. Он бился об пол, точно эпилептик, сотрясался в безумном припадке. Нечто, как он надеялся, ушедшее навсегда, возвращалось в свое привычное обиталище. Чужой разум, как случайная квартира, оказался неприспособленным для него.

3

Машина, подпрыгивая на ухабах, неслась по направлению к Рязани. В кабине было трое: за рулем, то и дело протирая воспаленные, красные от бессонницы глаза, сидел Илья Безменов, на заднем сиденье, из последних сил борясь со сном, клевал носом Хохотва, рядом привалился в угол режиссер Комов, он же Пантелеев. Данный субъект был крепко связан по рукам и ногам, да при этом еще находился в бессознательном состоянии. Перед тем как погрузиться в машину, ему вкатили лошадиную дозу снотворного.

Илья чисто автоматически вел машину, на время вычеркнув из памяти все произошедшее. Сейчас главное – довести дело до конца, о том, что произошло в дачном доме, об оставленных без присмотра трупах, о предстоящих объяснениях он старался не думать. Только бы доставить этого монстра в Рязань, в передвижной цирк!

«Ну доставишь ты его, а дальше? – эта мысль неотступно вертелась в мозгу, не давая сосредоточиться на обдумывании дальнейших действий. – Дальше-то что? Там посмотрим, – убеждал себя Илья, – ведь развязка, по сути дела, уже наступила. Погиб Осипов, и тот, другой… А если все это бред?»

– Эй, ученый! – окликнул он Хохотву. – Ты бы поговорил со мной, а то я засыпаю, можем не доехать… Врежемся в какой-нибудь придорожный столб – и привет. Давай, говори.

– О чем?

– Да о чем угодно. Ты веришь, что все получится?

– Кто его знает? – Хохотва зевнул и потянулся. – А я тоже задремал. Может, и получится. Честно говоря, еще вчера я бы с уверенностью сказал, что все это вздор. А теперь, после случившегося… Даже не знаю… Я о другом думаю. Вот мы оставили в том доме Ивана Григорьевича и этого фотографа. Как-то не по-человечески.

– Да не береди ты душу. Сам понимаю, но промедление еще хуже. Мы ничего наверняка не знаем, а если он в действительности… – Илья замолчал, словно не решаясь произнести, – …оборотень, – наконец выговорил он. – Сколько он еще может натворить. Ты же сам видел…

– А если нет?