Серебряная пуля - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский - Страница 82

И еще один нюанс меня волнует. Что, если он действительно обладает некими парапсихическими способностями? Например, даром гипноза. А это очень похоже на правду. Что делать в таком случае? Не стрелять же в него из пистолета.

– А если все-таки выстрелить? – поинтересовался Хохотва.

– Вы, наверное, шутите, ученый. Ну, пристрелим мы его, а что потом? Даже если удастся доказать его виновность, то и тогда неприятностей не оберешься. Знаю я тамошнюю публику. Такой вопеж поднимут. Это не какой-нибудь Ванька с макаронной фабрики. Заслуженный человек, гордость отечественной кинематографии. Вы же сами подтвердили. А если ошибка?! Тогда вообще тюрьма. Влепят срок и не посмотрят на заслуги и звания. Нет, так просто, как я понимаю, с ним не справиться. Что делать?

– А если попробовать его усыпить?

– Интересно, как? Подойти и спросить: «Как пройти в библиотеку?», как в «Операции Ы», а потом платочек с хлороформом на лицо? Нужно что-то другое.

– У меня есть приятель, собственно, почти коллега, он занимается изучением редких видов животных, вот он рассказывал про усыпляющие пули. Например, с помощью таких пуль в уссурийской тайге ловят тигров.

– Вздор, – засмеялся Илья, – просто сказки; если подобное оружие где-то и есть, то только не у нас, уж поверь мне. Тебя просто разыгрывали. Но допустим, что такие пули существуют. И что же? Придем к твоему приятелю, мол, одолжи десяточек, нам нужно с оборотнем разобраться. Ерунда! Следует придумать что-то более доступное… Вот только что? Прежде всего, конечно, нервнопаралитический газ. Есть у нас такая штука. Мгновенный шок, а пока мерзавец очухается, вкатываем ему пару кубиков сильного снотворного, и привет. Это более реально. Но сначала, мой друг ученый, давайте определимся с кинорежиссером. Я вовсе не уверен, что это тот, кто нам нужен. Но другой ниточки, к сожалению, нет. Вперед, на поиски.

Глава одиннадцатая

1

1971 год. Подмосковье. 3 августа, пятница

Мрак обступил извлеченного из колодца журналиста, тени сгустились, стало трудно дышать, казалось, голову сжал ледяной обруч. Он сделал несколько неуверенных шагов по подземному коридору и чуть не упал, заботливо подхваченный под локоть Джорджем. Впереди шел хозяин дома. Миновали подвал, поднялись по ступенькам в дом, и он снова оказался в знакомом зальце.

– Садитесь, – услышал Осипов холодный спокойный голос и машинально опустился на кожаный диван.

Он не мог сказать, какое сейчас время суток, тяжелые портьеры на окнах были тщательно задернуты. Тускло горело электрическое освещение. Джордж сел рядом, то ли для того, чтобы контролировать поведение Осипова, или просто ради присутствия.

В кресле напротив уселся хозяин.

– Вот вы и снова у меня, – продолжил он, – что должно было случиться, то случилось. И не нужно вздрагивать, суетиться, бить, что называется, копытом. Я избрал вас задолго до того, как мы в первый раз встретились. Дело в том, что я хотел передать свой… – он задумался, – свой дар, что ли? Но не первому встречному. Хотел передать сородичу. Может быть, не совсем современное понятие, проще сказать, родственнику.

Осипов тупо смотрел на Комова, не понимая, о чем это он.

– Именно родственнику. Кровному.

– Мы разве родственники? – наконец нашел в себе силы спросить журналист.

– Прямые. Ведь ваша бабушка, Ксения Львовна, – родная сестра моего отца. Ее девичья фамилия – Пантелеева. У нее было две дочери, Ольга и Людмила. Старшая – Ольга – уехала вместе с родителями за границу, а младшая – Людмила – отстала во время бегства из Севастополя, оказалась в одной семье, потом попала в Москву, где впоследствии вышла замуж за вашего отца – Георгия Степановича. Я очень много сил, времени и денег отдал на поиски хоть кого-нибудь из нашего рода здесь, в России. Так что мы с вами – двоюродные братья.

Восторга от обретения нового родственника Осипов не выразил, ему в настоящий момент было все равно.

– Я вначале возлагал надежды на племянника, Валентина Сокольского. Потом понял: не наш он, не тот человек. Дрянь, мусор, по сути, выродок. А вы, вернее ты, настоящий Пантелеев и полностью подходишь…

– Для чего? – заплетающимся языком спросил Осипов.

– Узнаете. Очень скоро узнаете. Переход произойдет нынче ночью, в наиболее оптимальный момент. Сегодня пятница, тринадцатое, и к тому же первая ночь полнолуния. Все рассчитано и предопределено. Лучшего времени для перемещения не придумаешь.

Осипов молча смотрел на Комова и с трудом, но начинал понимать, что вот-вот произойдет нечто страшное. Думать о предстоящем не хотелось, единственное сожаление сверлило мозг, как глупо он попался.

– Что со мной будет? – спросил он.

– Древняя сущность обитает во мне, – прищурившись, сказал Комов, – грозная и мудрая. Из века в век она возрождается, внедряясь в конкретного человека и управляя им, существует в нем до определенного срока. Потом нужен переход в другую личность.

– Но ведь это же зло! – воскликнул Осипов.

– Зло?.. – Хозяин засмеялся. – А почему бы и нет?! Можно назвать и так, но, поверь, этому нет четкого названия. Его нельзя квалифицировать человеческими понятиями. Зло! – Голос хозяина в момент произнесения этой тирады становился все ниже и ниже, и последнее слово было больше похоже на звериное рычание.

– Однако хватит философствовать, – произнес он уже нормальным голосом, – пора и к делу приступать… Иди за мной.

Осипов словно автомат поднялся и поплелся за ним, а следом неотступно шел Джордж.

На дворе было темно и тихо. Густая августовская ночь пологом укрыла странный дом, дачный поселок, всю бескрайнюю землю. Пахло дождем, скошенной травой и неведомыми цветами. Вдали прокричала ночная птица. Стояло абсолютное безветрие. Тьма, казалось, окутывала все вокруг, словно живое существо.

– Пора начинать, – отрывисто произнес хозяин, – дай руку.

Осипов протянул во тьму вялую руку, которая тут же была схвачена цепкой сухой ладонью. От этого прикосновения смертельная тоска навалилась на журналиста, ноги подкосились, и он едва не упал. Однако тут же почувствовал, как незримая энергия вливается в него, заставляя выпрямиться. Он судорожно рванулся, пытаясь высвободиться, но чужая страшная воля сжимала его, держала крепче, чем самая сильная рука. Именно так судорожно бьется муха, попавшая в тенета паука.

Но и с самим Осиповым начали происходить непонятные изменения. Неожиданно для себя он стал видеть в темноте. Сначала он было подумал, что просто-напросто глаза привыкли к мраку, но потом понял, что видение это вовсе не человеческое. Травы засветились слабым зеленоватым свечением, стволы деревьев – сосен – едва заметно мерцали красноватым рдеющим светом, ему чудилось, будто вокруг присутствуют еще какие-то незримые существа, непрестанно перемещающиеся с места на место. Из заросшей лужи потянуло болотной сыростью, вновь прокричал филин, на этот раз прямо над их головами.

– Давай! – приказал хозяин.

Джордж сорвался с места и побежал вперед. Он тоже едва заметно светился, словно контуры его тела обвели синим огоньком.

В низинке вспыхнул костер. Почему-то он горел неярко, словно не настоящий.

– Идем, – потянул за руку хозяин.

Осипов приблизился к костру и тотчас заметил лежащую возле него груду костей. Костер вдруг вспыхнул очень ярко, словно в него плеснули бензином. Но свет сразу же померк, над соснами взошла полная тяжелая луна. Огромная, красновато-желтая, каким бывает иногда яичный желток, она поднялась над деревьями, холодная и равнодушная, видевшая все происходящее множество раз.

Хозяин отпустил Осипова и издал низкий приглушенный звук, похожий на стон. Он упал на траву и, распластавшись, лежал на ней будто мертвый.

Костер давал достаточно света, к тому же ярко сияла луна, и Осипов отчетливо видел дальнейшее.

На том месте, где лежал Комов, внезапно возникла фигура огромного медведя. Вначале она была похожа на тень, призрачное отражение, потом стала постепенно загустевать, обретать форму и даже как будто расти.