Серебряная пуля - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский - Страница 62

– Тут он как выскочит! – наконец произнес он. – Медведь! Откуда взялся, не знаю. Ей-богу, не знаю! Огромный, страшный. Ну очень большой. Я медведей видел в цирке и в зоопарке тоже. Так этот не в пример больше. Чудовище. Я со страху и про пистолет забыл, а Давлетшин начал стрелять. Только ему нипочем. Бросился на Рашида и давай мять. Как куклу… – Комарова передернуло. – Ну… Ну и все.

– А потом?

– Убежал он. Словно сквозь землю провалился. Я вот думаю…

– Что ты думаешь?

– А может, и не медведь это?

– А кто?

– Не знаю. Может, нечистая сила.

– Ладно, Комаров, можешь идти, – устало проговорил Илья.

– А что со мной будет?

– Разберутся. Если подтвердится, я думаю, ничего страшного не будет. Давлетшин очнется, расскажет…

– Только бы очнулся!

– И что ты на все это скажешь? – спросил Илья, когда Комарова увели.

– Поехали в музей, – вместо ответа предложил Осипов.

В музее царила паника. Дверь долго не открывали, и только вид красной книжицы подействовал словно заклинание. Дубовая створка растворилась, и они вошли в святилище.

– Вы кто такие, товарищи? – подозрительно спросил смуглолицый носатый человек средних лет в массивных черепаховых очках.

– Старший следователь уголовного розыска города Москвы Безменов, – церемонно представился Илья, протягивая удостоверение, – а этот товарищ со мной.

Носатый долго изучал документ, потом грустно вздохнул и назвал себя:

– Исаак Аркадьевич Рубинштейн, заведующий отделом древних цивилизаций Востока. А ваши товарищи уже были утром, – осторожно сказал он.

– Знаю, – строго ответил Илья, – но преступление достаточно серьезное и требует дополнительных сил для его раскрытия.

Осипов про себя усмехнулся вычурности фразы, но внешне остался совершенно серьезен.

– Да уж! – сказал Рубинштейн. – Свалились на нашу голову. – Кто именно свалился, он не объяснил, но чувствовалось, что имеется в виду именно милиция. – Пойдемте, товарищи.

По дороге им встретились несколько женщин с перепуганными лицами. Передвигались они почему-то исключительно бегом.

– Вот здесь, – показал Рубинштейн очерченный мелом силуэт на полу, – здесь она и лежала, Марья Ивановна. Здесь ее настигла подлая рука убийцы. Золотая была старушка.

– Почему вор залез именно к вам? – поинтересовался Осипов.

Рубинштейн пожал плечами:

– Ума не приложу! У нас нет ничего ценного. То есть с точки зрения науки у нас все ценное, даже бесценное, – поправился он, – но с точки зрения вора… Здесь нет ни золота, ни драгоценностей. Даже серебра и то нет. Это не Эрмитаж, не Оружейная палата.

– Так-таки ничего и нет? – усомнился Безменов.

– Повторяю, собрания уникальны, но продать похищенное в нашей стране вор бы не смог. Если только какому-нибудь фанатику-коллекционеру. Да и то вряд ли. Вещи слишком хорошо известны, занесены в каталоги. Немыслимо!

– А если он действительно действовал по заказу, как вы говорите, фанатика?

– Очень мало вероятно. Как вы понимаете, я знаю большинство немногочисленных коллекционеров восточных древностей. Все они очень порядочные люди. На такое они не способны. А за рубеж вывезти подобные экспонаты практически невозможно.

– Что же все-таки похищено?

– Вы знаете, мы до сих пор не можем установить. Пойдемте, посмотрите сами.

В хранилище царил полнейший хаос. Все было разбросано, перевернуто, полки опрокинуты. Создавалось впечатление, что кто-то нарочно устроил весь этот разгром.

– Вандализм! – горестно воскликнул Рубинштейн. – Вот он – истинный вандализм. Так вор не действует. Словно Мамай прошел! Сколько теперь восстанавливать, разбирать эти завалы? Неделю, месяц, а может, год… Я думаю, здесь действовала целая банда. Одному человеку не под силу учинить подобный разгром. Но зачем?! Не пойму. А вы спрашиваете, что взял преступник?! Ну как тут установишь? Нужно проводить инвентаризацию, и только тогда…

– И все же, что он искал? – повторил Безменов свой вопрос.

– Не знаю, милые товарищи милиционеры, не знаю!!! Если бы знал, неужели бы не сказал!

Осипов попытался пройти вперед, не глядя под ноги, и тут же споткнулся. Он нагнулся и поднял с пола череп. Глянул вниз и увидел еще несколько черепов.

– Осторожнее! – испуганно прокричал Рубинштейн. – Вы мне все экспонаты передавите.

– Чей это череп? – поинтересовался Осипов.

– Ай! – досадливо махнул рукой Рубинштейн. – Кто сейчас знает? Тут размещалась целая коллекция черепов. Вот на этих стеллажах. Так сказать, народы и расы мира. Нет, это невозможно! Как после петлюровского погрома в местечке Шпола. Ай-яй-яй!

– А вы в курсе, – спросил Безменов, вертя в руках массивный фаллос из черного дерева, – что здесь якобы был медведь?

– Как же! Все только об этом и говорят! Не столько сам факт грабежа и вандализма их ужасает, как присутствие некоего мифического зверя. И кто это выдумал? Хотя подобный разгром мог учинить именно нелюдь какой-то.

– А вы сами верите в присутствие здесь зверя?

– Шутите?! Откуда ему взяться? До зоопарка порядочно. Вокруг нет ничего съестного, тем более сладкого. Что здесь делать медведю? Может быть, злоумышленник переоделся в медвежью шкуру? Вы знаете, такое вероятно. Тем более что имеет под собой древние корни. Как этнограф, я знаю, что некогда в отдельных племенах существовал обычай: перед тем как совершить какое-либо недостойное деяние, преступник облачался в шкуру того или иного зверя, чтобы свалить на него учиненный разбой. Отсюда возникло и понятие оборотничества. Ведь кто такие оборотни? Разного рода изгои, отщепенцы, которые использовали почитание племенем своего мифического животного предка. Оденутся в шкуру, скажем, льва и куролесят. Или волка.

– А бывали медведи-оборотни? – поинтересовался Осипов.

– Конечно. В фольклоре часто встречаются упоминания. Особенно на Севере. У многих угро-финских народов, хантов, манси, мордвы… И не только у угров… Однако сейчас не до лекций, – оборвал он свой рассказ, который весьма заинтересовал Осипова. – Я не думаю, что вор специально маскировался под медведя. Согласитесь, это невероятно.

– Чего только не бывает, – неопределенно сказал Илья. – Давайте так, товарищ Рубинштейн. Как можно быстрее сообщите нам, чего среди экспонатов не хватает. Учинить этот разгром преступник мог намеренно, чтобы скрыть, что он похитил. Вы уж постарайтесь. Поверьте, это очень поможет следствию.

– Н-да, – подвел итог Безменов, когда они покинули музей, – неплохо поработал этот, с позволения сказать, «медведь». И про оборотней поучительная лекция. Жаль только, короткая.

– У меня не идет из головы коллекция черепов, – сказал Осипов. – Подобную коллекцию, только, конечно, поменьше, я видел совсем недавно у этого фотографа – Грибова.

– Да неужели?! А ты мне не рассказывал. Что-то уж больно многое сходится на этом «голубом». Не слишком ли многое? И Шляхтина он знал… И на него указывал твой таинственный незнакомец на даче… И про оборотней вы с ним рассуждали. Слушай! Ведь ты мне рассказал, что он выступает в качестве пляжного фотографа.

– Ну и что?

– А то! Убийства эти, нераскрытые, где происходили? На пляжах. Когда? Летом и осенью. А?! Вот так-то, Ватсон! А ты: «Морячок, морячок». И вовсе не морячок. Бродячий фотограф вполне мог их того…

– А ведь верно! – Осипов даже похолодел от очевидности заключения Ильи. – Теперь можно довольно просто установить, когда и где пребывал наш фотограф в момент убийства той или иной жертвы.

– А как ты установишь? – охладил его пыл Безменов. – Установить как раз будет очень сложно. Придется опрашивать сотни людей. А вот установить, где твой «дружок» находится сейчас, значительно легче.

– Он говорил, что на днях собирается на юг.

– Вот и хорошо. Предоставь все мне. Одного только я не могу понять. При чем тут медведь? Не клеится зверюга сюда никаким образом.

– Ты же сам мне плел про оборотней.

– Плел… – задумчиво повторил Илья. – Но зачем он залез в музей?