Ущелье белых духов - Новиков Валентин Афанасьевич - Страница 33

– Наша кошка окотилась, – ответила Анжелика. – Все котятки белые, а один чёрный. Почему так может быть?

– Это от разных котов, – пояснил Илья.

– И нет, – возразила Анжелика. – У нас в посёлке нет ни одного чёрного кота.

– Чёрных котов топят, чтобы они не перебегали дорогу, – заметил Илья. – Если чёрный кот перейдёт дорогу, будет несчастье.

– Вот дурной, – сказала Анжелика. – Как их могут топить, если их нет?

– Но у нас-то есть.

– И что, ты его будешь топить? – испуганно посмотрела на него Анжелика.

– Бог с тобой. Что я – душегуб, что ли?

– Молодец, – сказала Анжелика. – Пусть живут.

– Только вот мать приедет – мигом закопает.

– А где твоя мама? – спросил Виталька.

– Уехала к бабушке. Пришла телеграмма, что бабушка болеет.

– Мы теперь одни хозяйничаем, – Илья оглядел комнату, увидел лежавший на подоконнике маленький кулёк. – Это что?

– Семена, – ответила Анжелика. – Бабушка Петровна дала. Я буду разводить цветы.

– Дело говоришь, – оживился Илья. – Будем продавать цветы на станции…

– У нас же нет станции, – улыбнулся Виталька.

– Построят! Постро-оят. Я слышал, уже и проект есть.

Анжелика удивительно похожа была на Илью. Её чёрные брови уходили концами вверх, улыбка была такая же внезапная и такая же беззаботная.

– Понравилась тебе Москва, Анжелика?

– Понравилась. И теперь я москвичка.

– Чего?

– Меня взяли в интернат при музыкальной школе. Дяденька врач меня туда отвёл, и там сказали, что я – чудо, и подарили эту гитару.

Виталька испуганно посмотрел на Илью. Тот докурил цигарку и не спеша деловито погасил её о каблук сапога.

– Тебя не отпустит мама.

– Ой, она больше меня радовалась. И целовала, и кружила меня, и плакала.

«А может, так лучше, – подумал Виталька. Он вспомнил Марка. – Если бы здесь была музыкальная школа…» Но ему сразу стало так грустно, что он засобирался домой.

Отец и мать сидели за столом, обедали.

– Опаздываешь, сын, – сказал отец. – Борщ сегодня со свининой. Как постоит, он, конечно, лучше, но обедать надо всей семьей.

Виталька сел за стол.

– Мы с матерью тут говорили насчёт денег. Ты их заработал в экспедиции, стало быть, они твои. Купим тебе новую форму, ботинки на зиму, шапку. Хватит и на пальто. Но пальто у тебя ещё ничего, зиму проходишь. Деньги положим на книжку. Тем летом купим пальто. А пока будут идти проценты. И вообще жить как-то спокойнее, когда деньги лежат на книжке. Правильно я говорю?

Виталька посмотрел на мать.

– Вы говорите, что деньги мои?

– Ясно твои, – подтвердил отец.

– Вот и купи маме пальто. Она же в фуфайке ходит.

– Купим. Только это уже не твоя печаль, – улыбнулся отец.

– Тогда эти деньги не мои. Можешь их взять себе. И считай, что получил их за собаку.

Отец нахмурился и опустил голову.

– Не надо поминать это, сын. Что было, то прошло.

– Если так, то купи маме пальто. А в том году видно будет.

– Не выдумывай, – вмешалась в разговор мать. – Куда я хожу? На ферму и домой. Пальто только висеть зря будет в шкафу. Зачем оно мне? – Она жёсткой ладонью ласково растрепала Виталькины волосы. – А ты уже почти взрослый. Знаешь, какой ты парень будешь, если тебя приодеть… Ты же вылитый дед.

– Не будет висеть, – ответил Виталька. – А если не купишь себе пальто, мне не надо ни формы, ни шапки, ни ботинок.

– Ладно, – согласился отец. – Пусть будет по-твоему. – Он доел борщ и ждал, когда мать подаст второе. – Интересно, если тебе столько заплатили, сколько же получает профессор?

– Я не спрашивал, папа.

– Жаль. Надо было поинтересоваться. Может, тоже когда-нибудь станешь профессором… Мы с матерью будем тебя учить, пока хватит наших сил, чтобы ты в люди вышел. Школу, ясно, кончишь с золотой медалью. И прямо в университет без экзамена. А там до профессора рукой подать.

– Не до профессора, а до студента, папа. Да и школу с золотой медалью не просто кончить.

– Ясно. А кем же ты всё-таки думаешь быть? Что-то я не могу понять.

– Палеонтологом.

– И в чём эта работа заключается?

– Палеонтология – это наука об историческом развитии живой природы от её возникновения.

– Вроде историком, значит?

– Нет, я хочу быть палеозоологом, изучать ископаемых животных… Понимаешь, в каждую геологическую эпоху…

– Постой, постой, ты мне проще объясни.

– Палеозоолог изучает тех животных, которые вымерли, исчезли много тысяч и даже миллионов лет назад.

– Есть такая наука? И чего только не придумают люди! – Отец рассмеялся и покачал головой. – Что ж, за деньги, конечно, можно изучать даже то, чего нет. Только кому это нужно? От науки, сын, должна быть польза. Правильно я считаю?

– Правильно.

– А как этих самых ископаемых животных находят?

– В отложениях земной коры. – Витальке уже надоел этот разговор, и он не знал, как отделаться от расспросов отца.

– Выкапывать их, стало быть, надо?

– Выкапывать.

– Сам, что ли, рыться будешь? Или рабочие? А ты только командовать?

– Папа. – Виталька отложил ложку. – Я никем не собираюсь командовать. А палеонтологические раскопки – это очень трудное и сложное дело. Учёным иногда приходится работать в зоне вечной мерзлоты или в пустыне.

– Зачем тогда это нужно? Мать вон хочет, чтобы ты стал инженером. Отработал свои семь часов – и дома. А то ещё вечная мерзлота, пустыня… Ты вон даже из этой экспедиции пришёл обтрёпанный, грязный, худой. И профессор ваш имел вид не лучше, не солидный он какой-то, между нами, конечно. Я сам видел, как он солёный огурец ел на улице. Разве это дело? Надо обедать дома или в столовой. А так ведь люди смотрят.

– Почему же ты не подошёл к нему и не объяснил?

Виталька сдерживался, слушая рассуждения отца о бесполезной науке палеонтологии, но когда тот заговорил о Семёнове, не выдержал.

Отец сразу умолк. Больше за обедом они не сказали друг другу ни слова.

Едва отец ушёл, мать села рядом с Виталькой, обняла его и, уткнувшись в его плечо, рассмеялась.

– Что ты, мама?

– Ничего. Просто я рада, что ты у меня такой.

– Какой?

Она погладила его голову и поцеловала в щёку.

– Думаешь, не вижу? Я стала моложе на десять лет, как поняла, какой ты. Мне теперь снова хочется жить. Жить для тебя, чтобы слышать, видеть тебя. А насчёт того, чтобы ты стал инженером, я просто так сказала, к примеру. Мне всё равно, кем ты будешь, сам выбирай, тебе виднее.

Витальку, как громом, поразили слова матери. Он знал, что у него никогда уже не будет близости с отцом. Время не сближало, а всё глубже разделяло его и отца, и те слова, которые отец повторял из года в год, со дня на день, становились всё более пустыми, тяжёлыми и ненужными. Его запоздалые поучения, бесполезные нотации заставляли Витальку больше и больше замыкаться в себе. И из-за этого он не замечал, как внимательно прислушивалась мать ко всему, что он говорил, как пристально смотрела на него.

– И откуда ты у меня такой? – говорила она, заглядывая Витальке в глаза. – Просто я сама себе не могу поверить. Теперь мне хорошо, мне так хорошо, Виталик. Ты и есть моя радость. А пальто, – она махнула рукой. – По мне что есть оно, что нет.

Волосы у неё стали редкие и сильно поседели, острые уголки губ опустились, от них шли горькие складки.

Виталька молчал. У него не было сил сказать ни слова. Да и что он мог сказать?