Псы Вавилона - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский - Страница 7

Профессорский сын, наслушавшись папашиных откровений, желал увидеть волшебную страну своими глазами. Однако молодой человек стремился не просто созерцать, а вместе с русскими рабочими строить этот самый социализм. Джон оставил колледж и по совету отца получил весьма нужную в СССР профессию сварщика. Теперь оставалось осуществить мечту и попасть в Россию, что удалось без особого труда. В конце 1932 года двадцатилетний Смит стал обладателем советской визы, а вскоре прибыл в Москву и получил направление на работу в Соцгород, на строительство крупнейшего в Европе металлургического комбината. Действительность разочаровала его, и не просто разочаровала – потрясла. Социалистический город представлял собой хаотическое скопище палаток, землянок, бараков. Их обитатели были лишены самых элементарных бытовых удобств. На строительстве царила неразбериха и некомпетентность. Порой не хватало простейших инструментов. Словом, мечты разбились о реальность. Однако Джон Смит оказался не из тех людей, которые привыкли пасовать перед трудностями. Очень скоро он понял главное. Несмотря на убогий быт и непосильный труд, происходившее вокруг грандиозно. Буквально на глазах в голом поле вырастал огромный завод, а рядом город, который тоже формировался на глазах. И постепенно американец не только привык ко всему, но и полюбил Соцгород и людей, его населявших. Будущее представлялось ему неясным, но невероятно увлекательным. А главное, он мечтал написать книгу о Соцгороде, его людях и о том, что пережил сам.

Шахов небрежно перелистал несколько машинописных листков, закрыл папку, на которой синими чернилами было крупно выведено: «Джон Смит», насмешливо посмотрел на человека, ее принесшего:

– И это все?

– А что, собственно, должно быть еще? – Начальник оперативной части, работавший в управлении всего три месяца, недоуменно взирал на своего руководителя.

Шахов молча разглядывал почти детское лицо, всматривался в простодушные, как ему казалось, голубовато-серые крестьянские глаза и прикидывал, устроить лейтенанту НКВД Василию Федотову головомойку или на первый раз слегка пожурить. Парнишка хоть и глуповат, но, в общем, исполнителен. Проходил армейскую службу на границе, потом учеба в школе комсостава ОГПУ. Простодушен, прямолинеен… Короче, неотесан.

– А ты, Вася, лично знаком с этим Смитом?

– Видел пару раз.

– Каковы впечатления?

– Нормальный мужик, на гнилого интеллигентишку не похож.

Выражение «интеллигентишка» насторожило Шахова. Не в его ли огород камешек? Александр Кириллович знал: в управлении его за глаза величают Интеллигентом.

– Сварщиком работает на домне. Ребята в бригаде зовут его Джоником, – продолжал Вася, – живет в бараке на первом участке в одной комнате с Николаем Поповым – мастером домны. Попов характеризует Смита как человека, относящегося с большой симпатией к советской власти, очень идейного и политически грамотного. Смит проживает в Соцгороде уже два года. За это время ни в чем предосудительном замечен не был. Водку не пьет. Единственная особенность – интересуется самыми разными сторонами городской жизни. Попов поясняет: вроде бы Смит хочет в дальнейшем написать книгу о Соцгороде, поэтому и лезет в каждую дырку.

– Именно что в каждую дырку! – многозначительно заметил Шахов, устремив палец вверх. – А не думаешь ли ты, Вася, что этот Джоник – хорошо замаскировавшийся враг?

Вася пожал плечами, но промолчал.

– Прикрывается любовью к нашей стране, а сам тем временем ведет разведывательную деятельность.

– Иностранцев в городе много. Наверняка кто-то из них – шпион, – осторожно заметил Вася.

– Вот-вот! Нужно бы попристальней приглядеться к Смиту. Что еще о нем известно?

– Уже полгода встречается с девушкой Анной Авдеевой – студенткой педвуза. Похоже, у них серьезные отношения.

– Интересно. Собери-ка ты сведения об этой Авдеевой, а потом пригласи ее сюда. Что происходит новенького в нашем забавном городке?

– В милицейской сводке…

– Я читал сводку! О чем сообщают осведомители?

– Вчера я имел встречу с внештатным сотрудником Пиней, – бойко затараторил Вася, – означенный Пиня сообщил…

– Помедленней, пожалуйста, – снисходительно улыбнувшись, попросил Шахов.

– …сообщил, что ему известен некий Томиловский, шестидесяти семи лет, бывший полковник царской армии, а затем колчаковец. Томиловский нигде не работает, но в настоящий момент пытается устроиться на метеостанцию наблюдателем. Хотя какой со старика спрос?

– Что значит, какой спрос? – строго промолвил Щахов. – С этим полковником необходимо разобраться! Ведь куда он лыжи навострил? На метеостанцию! А это стратегический объект! К тому же коли он из колчаковцев, то скорее всего якшается с себе подобной публикой. Арестовать и с пристрастием допросить. Еще?

– Довольно странный случай на Шанхае. Убит мальчик тринадцати лет…

– Я обратил внимание в сводке, – вновь перебил Федотова начальник. – Бытовые преступления – компетенция милиции. Итак, за тобой эта Авдеева. Действуй. И не тяни.

ГЛАВА 2

На самом краю Соцгорода, в овраге, неподалеку от сортировочной станции, раскинулось живописное поселение, известное в народе под названием Шанхай. В отличие от своего китайского тезки, оно не поражало гигантскими размерами, однако трущобным видом и пестротой населения вполне соответствовало его международной репутации. Откуда взялось столь экзотическое название? На этот счет существовали разные версии. Одна гласила, что первыми здесь поселилось вернувшееся из Китая семейство казаков-переселенцев. На бывшее место проживания им вернуться не разрешили, и притулились они неподалеку от родной станицы, пускай не дома, зато на исконной земле. Однако молва утверждала: недолго пришлось казачишкам прохлаждаться на родине. Те, кому надо, дознались, что глава семейства сражался в дутовских бандах. И вновь загнали бедолаг в какие-то сибирские дебри, где они и сгинули. А название сохранилось и прижилось.

Так это или не так, сказать трудно, но личностей, в сравнении с которыми бывший дутовец показался бы ангелом, на Шанхае хватало с избытком. Кого здесь только не было: раскулаченные, в основном казанские татары, сосланные сюда, но сумевшие избежать итековских[5] лагерей; беглые крестьяне, спасавшиеся от раскулачивания и последующих репрессий, бросившие свое кровью и потом нажитое хозяйство и бежавшие куда глаза глядят; жители голодавших губерний Поволжья, снявшиеся со своих мест, чтобы не сгинуть под забором; деклассированные элементы – другими словами, различное ворье и бандиты. Встречались и «бывшие», люди, некогда знавшие лучшие дни и волею судеб брошенные на самое дно жизни. Все это скопище несчастных, озлобленных людей ютилось в землянках и хибарах, построенных бог знает из чего: железнодорожных шпал, обрезков досок, жести и толя, саманных кирпичей и просто мусора. Занятия жителей Шанхая были столь же разномастны, как и их обиталища. Кое-кто имел постоянную, в основном неквалифицированную, работу, другие занимались «отхожими промыслами»: плотничали, таскали тяжести, брались за любое подвернувшееся дело. Имелись здесь сапожники, маляры, жестянщики, кузнецы… Многие приторговывали, вернее – спекулировали дефицитной мануфактурой, а иные просто продавали на базаре холодную воду, пирожки и всякое тряпье. Одним из важнейших промыслов являлось самогоноварение.

Милиция даже в дневное время сюда соваться опасалась, поскольку ее славные представители вполне могли получить удар кирпичом по голове, а то и нарваться на финский нож. К слову, различные преступления, в том числе и убийства, случались здесь довольно часто и никого не удивляли. Нашли же в мае на свалке неподалеку от Шанхая отрезанную голову молодой женщины, а вот куда делось тело и кому, собственно, принадлежала отрезанная голова, так и не удалось выяснить. Поговаривали о страшном. Будто для начинки пирожков, коими торговали на базаре безобразные, похожие на ведьм старухи, шло, кроме требухи, не только кошачье и собачье мясо, но и человечинка. Много странных и зловещих событий случалось в Шанхае.