Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Олди Генри Лайон - Дорога Дорога

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Дорога - Олди Генри Лайон - Страница 17


17
Изменить размер шрифта:

Ребята уже устанавливали аппаратуру. Оторвавшись на несколько минут от этого занятия, они помогли Йону вкатить на сцену его видавший виды маленький электроорган. В углу, уткнувшись в газету, сидел унылый парень неопределенного возраста в потертой кожаной куртке с многочисленными "молниями", таких же вытертых джинсах и широкополой шляпе, надвинутой на лоб. Парня звали Дэвид Тьюз, и он был вокалист. Рядом лежал футляр для флейты, обшарпанный и заношенный, как и его хозяин.

Вокалист вяло поздоровался с Орфи и снова спрятался в свою газету.

Настройка заняла около двух часов, после чего Йон раздал музыкантам ноты и уселся за электроорган. Рояль действительно стоял у самой стены, но Орфи решил отложить его на потом. Рядом со "Стейнвеем" поблескивал кнопками новенький синт, купленный Беркомом накануне.

– И это все? – осведомился Чарли, пробежав глазами ноты. – Тут игры на двадцать минут! И вокала нет.

– А ты что, хочешь сразу целую программу?

– Конечно! Я тут прихватил кое-что из недавних своих… Со словами, кстати!

– Ладно. Но начнем все же с меня. Сам говорил, что я шеф, терпи теперь… А через пару дней я еще принесу, есть замысел… Начали!

Йон уселся поудобнее и взял пробный аккорд. Инструмент звучал хорошо. Орфи заиграл вступление.

Через несколько тактов к нему присоединился ударник. Незаметно, исподволь в мелодию вплелась гитара – все-таки Чарли был мастером своего дела. Басист немного запоздал, но быстро сумел подстроиться.

Вокалист оторвался от своей газеты и с интересом слушал. Потом расчехлил флейту, собрал ее… К счастью, ему не нужно было никуда подключаться.

…Когда затих последний вибрирующий звук, все некоторое время молчали. Чарли отложил гитару, подошел к Йону и задумчиво ткнул одним пальцем в клавишу. Подумал – и ткнул еще раз.

– Это настоящая вещь, – заявил он. – Я не знаю, поймут ли ее, но это – музыка.

* * *

Они репетировали около двух месяцев. С каждым разом Йон становился все требовательнее, доводя своих коллег до бешенства, заставляя проигрывать куски снова и снова, изнуряя всех и не щадя самого себя. Наконец музыка перестала рассыпаться на части, подобно карточному домику. Изредка Йон садился за рояль; но с каждым разом все реже и реже. Акустический инструмент с трудом монтировался в электронное звучание – впрочем, Тьюз неизменно таскал с собой флейту и вставлял ее робкое придыхание во все паузы, несмотря на молчаливое неодобрение Чарли. Звук у Тьюза был шершавый, чуть надтреснутый, но на редкость выразительный.

Теперь можно было выходить на публику.

За неделю до концерта они собственными силами привели зал в относительный порядок, за что практичный Чарли выторговал у хозяина уменьшение арендной платы до сорока трех фунтов в неделю. Затем все тот же вездесущий Чарли договорился со знакомым художником насчет афиш, и через день реклама их группы замелькала на стенах Саутгемптона и даже кое-где в Сити. Правда, у Альберт-Холла афишу повесить не удалось, потому что к Чарли с грозным видом направился полицейский, и тому пришлось уносить ноги от греха подальше.

Накануне концерта Йон почти не спал. В девять часов он подскочил, как ужаленный, и побежал в зал, хотя премьера была назначена на пять часов вечера. Там он долго бродил между кресел, нервно курил – впервые за многие годы – потом уселся в первый ряд и сам не заметил, как заснул…

* * *

Они сидели в небольшой комнатке за сценой и ждали, пока соберется публика. До начала выступления оставалось пятнадцать минут, а зал был заполнен едва ли наполовину.

– Ничего, соберутся, – успокаивал всех Чарли. – А в крайнем случае, для первого раза и пол-зала неплохо. Главное, чтобы им понравился концерт. Тогда завтра будет аншлаг.

Все же к началу выступления зал был заполнен почти на две трети. Дэвид вышел к микрофону и объявил название первой вещи. Йон поудобнее устроился за своим органом и весь ушел в игру. Он не видел зала, не видел слепящих прожекторов, не видел даже своих товарищей; он не слышал, что объявлял Дэвид – он играл. И он чувствовал, что играет сейчас лучше, чем когда бы то ни было. Да и остальные – тоже. Мрачная, экспрессивная музыка Чарли, с жестким ритмом, насыщенная до предела, подавляла зал, заставляла слушать, не давая возможности думать о постороннем. После последней песни Чарли зал взорвался аплодисментами – это было больше, чем они рассчитывали.

Затем, после пятиминутного антракта, Тьюз объявил композицию Орфи. Йон был в ударе. Густой, сильный звук его органа заполнил зал, мелодия струилась, лилась, постепенно нарастая, поднималась вверх; изредка она словно срывалась, но затем снова выравнивалась, неуклонно стремясь ввысь. Йон закончил на самой высокой ноте, и ее отзвук еще долго висел в зале.

Послышались редкие хлопки, но и они вскоре замолкли. Тьюз объявил последнюю вещь. Йон снова заиграл. Но что-то было не так. Приподнятое настроение улетучилось. Орфи играл через силу, и это передалось остальным. Когда они закончили, зал молчал. Почти половина слушателей ушла после первой композиции, и остальные тоже спешили к выходу. Никто не аплодировал.

Чарли подошел к угрюмому Йону и положил руку на его плечо.

– Они просто не поняли, Орфи, – тихо сказал Чарли. – Но они поймут. Мы еще будем играть в Альберт-Холле, а не в этом сарае.

* * *

Еще неделю выступали они со своей программой. И с каждым разом слушателей становилось все меньше и меньше, и большинство из них уходило, когда начинали играть пьесы Йона. В игре Орфи появилась несвойственная ему раньше ярость, одержимость. Он как бы мстил своей музыкой тем, кто не хотел его слушать. Но люди уходили, и группа завершала выступления в почти пустом зале.

А когда концерты закончились, все пятеро собрались в знакомом кабачке, чтобы обсудить свои дела.

– Так мы долго не протянем, – заявил Чарли. – Сборы едва покрывают арендную плату.

Чарли, как обычно, сгущал краски.

– Да что деньги! – досадливо поморщился Бенни. – Проживем как-нибудь. Репертуар менять надо.

– Слушай, Орфи, – неожиданно перебил ударника Чарли, – давай вместе писать. Я буду той глупостью, которая так необходима твоей мудрости. У нас должно получиться. Что скажешь?

Йон, до того сосредоточенно листавший рекламный проспект концерна "Дионис", поднял голову.

– Попробуем, – безучастно сказал он.

* * *

Сначала у них ничего не получалось. Йон и Чарли спорили до хрипоты, доказывая каждый свое, а дело не двигалось. Примирил их Бенни. Однажды вечером он, никого не предупредив, заявился к Орфи. Его появление пришлось на самый разгар спора. Бенни уселся в кресло, внимательно слушал вопли коллег и изредка подбрасывал в образовывавшиеся паузы какие-то малозначительные детали. И спор незаметно улегся сам собой. С тех пор Бенни неизменно сидел в кресле, все время поправляя сползавшие с носа очки.

Через две недели Йон снял со своего счета последние деньги, чтобы оплатить аренду зала и афиши.

* * *

Народу набралось немного. Видимо, плохая реклама сделала свое дело.

Когда все пятеро рассаживались по местам, в зале послышались жидкие хлопки, но и те скоро смолкли. Чарли взял пробный аккорд, Бенни выбил предстартовую дробь, и концерт начался.

Йон играл правильно, но без особого вдохновения. У него в голове уже начал созревать план. Пусть группа пока играет песни Чарли – они дают кассу, а тем временем…

…Что-то разладилось в звучании ансамбля. Слушатели еще ничего не заметили, но ухо Орфи сразу уловило возникший диссонанс. Через секунду он понял, в чем дело – Бенни стучал в несколько ином ритме, и все лихорадочно пытались к нему приспособиться. Через несколько мгновений характер музыки кардинально изменился. Ритм захлебывался, в нем появилась пульсирующая нервозность. Нику приходилось выжимать из своего баса все, на что тот был способен, и Йон боролся с ускользающей из пальцев темой, пока она не оборвалась, оставив вместо себя дрожащие руки и соленый привкус на губах.