Некоторые разновидности орлов - Новаковский Доман - Страница 6

КУКУ. Ты был великий, знаешь?

ПЕПЕ. Слушай, а помнишь наши костры из коровьих лепешек?

КУКУ. А когда Зенек вернулся из армии и катал нас на мотоцикле?

ПЕПЕ (наливает себе). А как мы с этим, ну тогда в болото… Да как его? С Фурманом?

КУКУ. Гжесь Фурман. Упился до смерти.

ПЕПЕ (смотрит на стакан, затем отставляет его). Как мы с ним провалились в болото?

КУКУ. Я же сам вас вытаскивал.

ПЕПЕ. Ты еще мне морду набил! Господи, я на всю жизнь запомнил! Твои жлобские кулачищи!

КУКУ. Я же старше был, да и крупнее, да?

ПЕПЕ. Потом уже никто меня так не унижал, никто! Ладно, говори! Как ты меня нашел?

КУКУ. Долгая история.

ПЕПЕ. Время еще есть, да?

КУКУ. Я как сюда приехал… Подумал: я должен его разыскать! Разносил пиццу. На телевидение, везде! Людей поспрошал… Ну и узнал…

ПЕПЕ. И так оказался в пабе?

КУКУ. Ну! И ты был там. Был! Поначалу, понимаешь, опять… Думал, – ты… Не ты?… Не обижайся, но ты потолстел немного, знаешь? Толще стал, понял! И рожа у тебя как-то так… Немного обрюзгла, да.

ПЕПЕ. О…

КУКУ. А уж когда ты заказал пиво… Твой голос…

ПЕПЕ. И что голос?

КУКУ. Да… Голос твой остался. Так мы и подружились.

ПЕПЕ. А поскольку ты отчасти гей, то решил воспользоваться своим шансом и вместе со мной попасть в мой дом, ведь так?

КУКУ. Никакой я не гей. Между нами ничего не было.

ПЕПЕ. «Между нами лишь были те луга и потоки…»

КУКУ. Не было ничего! Старик, да разве я когда-нибудь полез бы на мужика?

ПЕПЕ. Но ведь…

КУКУ. Были те девки, мы хотели их трахнуть, а они ушли. Ну и тогда мы легли спать. Бухие были и сонные!

ПЕПЕ. Ага. (Пауза.) Но там есть раскладушка. Мог лечь на раскладушке.

КУКУ Так как-то вышло… Ну чего уж… Мне просто хотелось быть поближе к тебе.

ПЕПЕ. Значит – все-таки.

КУКУ. Но не так! Просто прижаться!

ПЕПЕ. Педрило!

КУКУ. Нет! Пойми! Ведь я… Никогда не спал рядом с кем-то из телевидения!

ПЕПЕ. Вот как.

КУКУ. Я к тебе даже не притронулся.

ПЕПЕ. Ага. А я к тебе?

КУКУ. Тоже нет. Знаешь, ты жутко храпишь.

ПЕПЕ. Но ты вовсе не обязан скрывать. Бисексуализм – это скрытая черта, свойственная людской натуре. Возьмем, например, Платона, Шекспира, Микеланджело…

КУКУ. Да ты посмотри на себя! Я уж лучше, – ну не знаю, – да хоть аллигатору в зоопарке влупил бы, чем тебе!

Пауза. ПЕПЕ выглядит несколько разочарованным.

ПЕПЕ. К чему тогда весь этот спектакль?

КУКУ. А ты, гад, сам меня довел! Зачем было болтать, что мол я деревня и всякое такое…

ПЕПЕ. Значит, ничего не произошло?

КУКУ. Ничего.

ПЕПЕ. Но погоди… Если ничего… Почему же у меня так болит?!

Трогает свою задницу.

КУКУ. Ты напился и стал показывать как с трамплина прыгает Малыш!

ПЕПЕ. И что?

КУКУ. Ну и показал…

Смеется, вспомнив как ПЕПЕ упал.

ПЕПЕ. Твое здоровье! Или нет! За мое здоровье! Мое гетеросексуальное здоровье! (Пьет.) Знаешь, я ведь немного боялся, а то со мной всякое случается…

КУКУ. Ты освободишь меня?

ПЕПЕ. А зачем, собственно?

КУКУ. Я же в самом деле хочу попасть в ту программу!

ПЕПЕ. Погоди… А ведь я действительно имею сейчас власть над тобой!

Они пристально смотрят друг другу в глаза.

Я еще тогда, в твоей деревне… Тогда, в общем-то, всем заправлял ты, ведь так? Большой, крепкий бычок… А сейчас? Нужные люди в нужном месте… Все по-божески, все как требуется… Конец демократии! Конец прикольным программам, нет больше реалити шоу, а я теперь – доктор Геббельс… Или, скажем, доцент Геббельс… Маленький, невозмутимый, довольно хитроумный доцент Геббельс… Ну что ты на это скажешь, дорогой мой работяга?

КУКУ. Какой еще Геббельс, отпускай!

ПЕПЕ. А может, все же… а? Может, я с сегодняшнего дня распоряжусь, что всему этому говну – конец! Работяги за работу, доценты по кафедрам! В телевизоре только Ружевич, в филармонии Пендерецкий! А из иностранных… ну пусть будет Моцарт, Гете, может еще Джармуш какой-нибудь… Пусть будет еще Вуди Аллен, чтобы смешней было. Я ведь тоже не дурак посмеяться!

Пауза. ПЕПЕ ходит взад и вперед.

Есть такое еврейское изречение: кто спас одно человеческое существо, тот весь мир спас… А если бы я вот так целый мир спас? От Куку? И даже тебе принес избавление! Избавить Куку от Куку… Достаточно продержать тебя еще с полчаса… И что ты тогда сделаешь? К своим вернешься! Будешь землю возделывать… Коровьи лепешки, болота, ссать будешь ходить в крапиву, как дед и отец… Или столяркой займешься… Или еще чем. Все будет на своем месте!

У КУКУ внезапный позыв к рвоте.

Спокойно, спокойно! Снова будешь производить конкретные, реальные, полезные предметы – а не стоять голый под душем перед камерой. Это непродуктивно, понимаешь?

КУКУ. А знаешь? Когда-то ты был отличный парень!

ПЕПЕ. Вот как! Потому что позволял бить себя по морде, да?

КУКУ. Да! Думаешь, я не знаю, из-за чего ты не работаешь на телевидении?

ПЕПЕ. Из-за чего же?

КУКУ. Из-за того, что тебя выгнали! А знаешь, почему? Потому что ты постарел!

ПЕПЕ. Хо, хо, хо!

КУКУ. Да! Ты столько пил, что в конце концом рожа вся перекосилась!

ПЕПЕ удивленно смотрит.

В двадцать восемь ты выглядел на сорок!

ПЕПЕ. И что?

КУКУ. И что? И облевался!

ПЕПЕ. Как это – облевался?

КУКУ. Не прикидывайся, не надо! Во время интервью, радость ты моя! Проводил интервью с министром культуры, и тебя нормальным образом вырвало! Министра культуры облевал и себя вместе с ним!

ПЕПЕ. Хреновина все это!

КУКУ. Да! Они тогда взяли парня помоложе, и поставили вместо тебя. На кой хрен им сдался облеванный, если можно взять трезвенького, ведь так? И разве мало их, ожидающих своей очереди?! И все необлеванные!

ПЕПЕ. Любопытно, тебе-то откуда это известно?

КУКУ. Все это знают! Все! Походи по телестудии, походи! Кого ни спросишь, любой скажет! Тебе-то, конечно, не скажут! А мне рассказали!

ПЕПЕ. С телевидения я ушел сам!

КУКУ. Тебя вышвырнули! Под жопу коленом! Вот так!

ПЕПЕ. А ты когда-нибудь слышал о чести?

КУКУ. Знаешь что, кончай травить, ладно?

ПЕПЕ. Ты, разумеется, даже представления не имеешь о том, что такое честь, этого понятия нет теперь даже в словарях! В твоих словарях уже пишут, что это слово устаревшее, я же ушел потому, что была задета моя честь! Честь! Потому что это я – орел!

Бросается чучелом орла.

КУКУ. Ну конечно! И еще орлом кидается! Тебе лучше павлином кидаться, понял?

ПЕПЕ. Заткнись!

КУКУ. Потом – да! Потом ты в амбицию ударился, а знаешь, почему? Тебя поставили на какую-то другую программу, кажется, про автомобили, к тому же на другом канале. Но тебя и там уже не хотели, там ты им тоже ни на хер не был нужен! И вот тогда ты уже окончательно превратился в домашнего орла и начал писать об этом самом Мрожкевиче, или как его там… Эссе, обоссе… (Пинает орла.)

ПЕПЕ. Неправда!

КУКУ. Правда!

ПЕПЕ. Неправда!

КУКУ. Правда! Тебя только позови – на коленях бы приполз! А знаешь, почему?

ПЕПЕ смотрит презрительно, но с любопытством.

Потому что твоя жизнь только тогда имела смысл! И ты жутко тоскуешь, но теперь уж… Sorry!

ПЕПЕ. Хреновина все это!

КУКУ. На коленях! Только бы разрешили!

ПЕПЕ начинает душить КУКУ. Тот хрипит, его голова безвольно повисает. ПЕПЕ испуган, хлопает КУКУ по щекам.

ПЕПЕ. Сташек! Станислав! Да ты что? Куку! Куку, что с тобой? Эй, дорогой, ну же! Сташек! Кукула, ну! Куку ты мой, зачем ты со мной так!…

КУКУ (вдруг очнувшись). Отцепишь меня?

ПЕПЕ тяжело вздыхает, отпирает наручники.

ПЕПЕ. Проклятье… Мой дед в Варшавском восстании немецкий танк сжег, а я…

ПЕПЕ недовольно крутит головой при мысли о том, с кем ему пришлось воевать. КУКУ растирает руки. ПЕПЕ садится, опускает голову на стол.