Мир вне закона - Новак Илья - Страница 41

– Кстати! – Лата повернулась ко мне: – Насчет сапог. Ты, кажется, еще в Хоксусе выдвигал одно условие, помнишь? А раз так, то после того, что произошло на телеге… давай-ка…

– А что произошло на телеге? – уточнил я.

– Какое такое условие, сестра? – поинтересовался Чоча.

Лата осеклась, глянула на брата, затем на меня. Я перевел безмятежный взгляд с нее на Чочу и пожал плечами.

– Так о чем это вы? – переспросил Пат-Рай.

– Ни о чем, – буркнула Лата, зашла по щиколотки в воду и стала умываться.

– Гажись, гдо-до блывед, – просипел Крант.

Мы посмотрели. От строений между деревьями к нам действительно кто-то приближался.

– Надеюсь, тут прием будет не таким, как в Леринзье, – вполголоса пробормотал я.

– Нет, – подтвердил Чоча. – Большинство рыбаков – мои друзья.

– Я ж гоборил, вас бросто бриняли за шбионов Гленсуса, – добавил Крант. – А даг все обошлось бы мирно. Ходя догда вы не бобали бы в кледки и меня бовесили… Даг чдо нет худа без добра… Уй, е-мое, чтоб я сгис!!!

Я оглянулся. К нам подплыла и поднялась во весь рост в нескольких метрах от берега девушка с коротко и неровно подстриженными волосами… голая. Тряхнув головой, она с любопытством оглядела нас.

– Милка в своем репертуаре, – пробормотал Чоча.

– Вот бесстыдница, прости господи! – в сердцах воскликнула Лата.

– Пат-Раи, – не обращая внимания на их слова, задумчиво произнесла девушка. – Здравствуй, Лата… Здравствуй, Чоча, – поздоровалась она чистым беззаботным голосом. – Маленький паучник… – Взгляд голубых глаз, пройдясь по подбоченившемуся паучнику, остановился на мне: – И новый мальчик…

– Тьфу ты! – Лата топнула ногой, по озерной глади разошлись круги.

– Рыжий… – Так же безмятежно продолжала девочка, которая, кажется, привыкла вслух комментировать все, что видела. – Вам надо в Невод?

– Да, Милка, – подтвердил Чоча и встал. – Нам в Невод. Карась там?

– Там.

– А Маманя, Старик, Белафон?

– Все там. Там-там… Сегодня большая рыбалка была, а вечером надо рыбу в замок отвозить.

– Сегодня? Это удачно. Кто поплывет?

– Белафон.

– Ладно, Милка, пригони-ка нам лодку. И скажи Карасю, чтобы достал то, что я оставил ему на хранение. А Мамане – чтоб чего-нибудь состряпала.

– Хорошо… – Девушка окинула нас безоблачным взглядом и уплыла.

Чоча почесал затылок и несколько смущенно разъяснил нам с Крантом:

– Милка это… Девчонка Старика и Мамани. Не обращайте внимания, она всегда такая.

– Такая голая? – уточнил я.

– Нет, такая… беззаботная.

Милка вскоре возвратилась. Она сжимала зубами конец веревки, привязанной к небольшой плоскодонке. Над низким бортом торчали два весла. Совершенно не смущаясь, она встала, развернула лодку и толкнула ее кормой к берегу.

– Мама сварила уху. Горя играет. Остальные пакуют рыбу. Они все рады, что вы пришли в гости. Садитесь по двое. Я вернусь еще раз.

– Мы с Крантом поплывем первыми, – решил Чоча. – Рыбаки, в общем, не имеют ничего против паучников, но лучше будет, если я поприсутствую при знакомстве. Ты как, Крант?

– Все б борядге, браделла, – согласился паучник и прыгнул в лодку. – Вмесде, даг вмесде. Нигагих расовых бредрассудгов бродив вас, дылд, у меня нед.

Пока сопровождаемая Милкой плоскодонка курсировала между берегом и Неводом, я спросил:

– Ты упомянула какой-то Нимб. Что это? Из какой вы с Чочей реальности?

– Жемчужный Нимб, – сказала Лата. – Нижний.

– И что это означает?

– Там всего один город на реальность. Расположен в кратере давно потухшего вулкана. Он так называется – Жемчужный Нимб. И разделен на два сектора, Верхний и Нижний. Верхний сплошь заполнен гостиницами, борделями, казино, ипподромами, отелями, тотализаторами, лототронами всякими, кегельбанами, саунами… А в Нижнем живут люди… вроде нас. Этот Нимб, короче говоря, развлекательная реальность. Одни прожигают деньги, другие жизнь.

– А что прожигали вы с Чочей?

Она покосилась на меня и сказала:

– Твое какое дело? Я, между прочим, тоже кое-что хотела у тебя спросить.

– Они уже там…

Мы замолчали, увидев Милку с лодкой.

– Чоча познакомил паучника с нашими. Они садятся обедать. Спешите, а то вам ничего не достанется. Лата, ты с каждым днем становишься все красивее.

– Только не вставай! – поспешно сказала Лата и сама развернула лодку. – Сиди, где сидишь. Уиш, залазь! – скомандовала она, перешагивая через борт.

Мы вплыли под кроны деревьев. Лата сидела на корме, Милка плыла впереди, я греб. До нас донеслись струнные аккорды, и вскоре нос лодки во что-то уткнулся. Вытащив весла из уключин, я положил их на дно, встал и обернулся.

Между деревьями на коротких сваях возвышались помосты и строения жилого, полужилого и вовсе не жилого вида. Над покатыми крышами из труб поднимался дым и быстро рассеивался в наполненном влагой воздухе.

Милка вылезла на помост, привязала лодку и надела на себя нечто вроде короткой рубашки без рукавов и с широким воротом.

– Вон там-там… – Она помахала рукой в направлении сложенного из неотесанных бревен дома и ушла.

Я прыгнул на помост и помог влезть Лате. Музыка теперь звучала громче. Я пошел в обход дома, Лата двинулась за мной. Мы миновали дом и увидали Чочу с Крантом – они сидели за столом на высоких лавках и вовсю наворачивали что-то из глиняных мисок. У меня заурчало в животе.

– Лата, кликни Маманю, – попросил Чоча. – И позови Старика с Карасем.

Лата ушла в дом, а я взгромоздился рядом с Пат-Раем. Не поднимая головы, паучник подмигнул мне и облизнулся.

– Од дагая жрачга! – Он показал большой палец. – У нас в Леринзье рыбой не часто бобалуешься. Сюда еще чего-нибудь гребкого… Одбразднобадь осбобождение.

Из дома появились Лата и дородная тетенька в сером платье, обе с мисками и ложками в руках. Вглядевшись в лицо незнакомки, я признал в ней ту самую женщину, которую во время облавы видел на площади Хоксуса вместе с тремя детьми.

– Здрасьте! – сказал я, когда они подошли и поставили миски на стол. – Не узнаете меня?

– Что-то не припомню, милок, – прищурившись, ответила она. – Как звать?

– Уиш Салоник. – Я широко улыбнулся, что не помешало мне отправить в рот первую ложку восхитительно горячей ухи.

– Серьезно? Твои старики, видать, любили пошутить. Я – Маманя. Чоча, как поешь, иди в дом, не нравится мне твоя нога.

– Мне и самому она не нравится, – проворчал Пат-Рай.

К столу подошли двое рыбаков, одетые в одинаковые грязно-серые штаны и рубахи, один поплотнее и помоложе, а второй уже почти старик, худой как щепка и сутулый.

– Так вот, я говорю, просыпается она под утро, – хрипло рокотал второй.

– Это ж прям сил никаких не хватает! – возмутился первый. – В твои-то годы! Окстись, не порть гостям аппетит!

– Что наши годы… Как раз в самый раз. А аппетит после етого токмо улучшается.

– Карась, Старик, это – Уиш, новичок, – представил меня Чоча. – А это Крантуазье.

– Паучник, что ли? – уточнил Старик.

– Паучник. Имеешь что-нибудь против?

– Да вроде нет. По мне, хоть паучник, хоть фенгол, все едино. Никогда не видел паучниковых самок, однако…

Все были очень голодны, и с ухой мы покончили в два счета. После этого Чоча, Карась, Старик и Крант завели беседу, касавшуюся политики Хоксуса в отношении Кадара и Леринзье, а Лата с Маманей, прихватив пустые миски, удалились в дом и прикрыли за собой дверь.

Я взял у Карася табаку, свернул самокрутку, закурил и не спеша пошел в обход помоста. Струнные аккорды, звучавшие как ненавязчивый музыкальный фон во время действия пасторальной пьесы, стали громче и превратились в соответствующую обстановке минорную мелодию.

За широким сараем, где лежали перевернутые плоскодонки, открылся вид на озеро. Среди деревьев и помостов в воде бултыхался выводок детей, все голышом. Они залезали на нижние ветви и с визгом прыгали в воду, поднимая фонтаны брызг. Горячая уха согрела, но я все равно зябко поеживался. На мой взгляд, погода не располагала к купанию.