Мир вне закона - Новак Илья - Страница 39

Чоча спускался не очень уверенно. Чувствовалось, что раненая нога здорово досаждает ему. Вслед за мной он грузно спрыгнул на полотнище и тихо выругался от боли. Я помог спуститься Лате. Подол ее платья потерял изрядный кусок – им теперь была обмотана Чочина нога.

– Совсем плох, Рыжий? – осведомилась Лата, поправляя волосы. – К чему все эти крики? И особенно песенки?

– Крики были нужны, чтобы вывести из себя паучника, – пояснил я. – Чтобы ему захотелось забраться в клетку и как-нибудь заткнуть мне рот. А песню я пел, чтобы не дать ему почувствовать фенгола, когда тот вытаскивал нож. Я ж не сидел, как вы, без толку, а любым способом пытался освободиться. И еще раз, – тихо добавил я, – назовешь меня Рыжим – отшлепаю.

С соседнего шеста спрыгнула коренастая кривоногая фигура. Паучник Крантуазье быстро приблизился к нам. Перепоясанная кожаным ремнем рубаха, черные спутанные волосы до плеч, куцая бородка… Узкие зеленые глаза уставились на меня.

– Ну, здорово, брадья! – просипел он. – И дебе бривед, грасавица. Пога сбусгался, усбел, мля, бридумадь, гаг нам выбрадься одсюда.

– Как? – спросил я.

– Надо выбусьдидь небрирученных улбонов.

– Чего-чего? Если ты собрался тут же заняться своим любимым делом, то лучше сразу лезь обратно.

– Ды не бонял меня. Нам, мля, надо выбрадься из города, бравильно? А бод нами – цендральные гбардалы. Дуд же схбадяд. Но если выбусдить небрирученный молодняк, боднимедся, мля, дагой дарарам, чдо, можед быдь, удасдься бросгользнудь. Дело дебе говорю. Дуд рядом, мля, загон с дикими зверюгами. А иначе – шабаш всему. Верь мне, брадан!

– Ну ладно, – согласился я. – Веди нас. Чоча, ты как?

– Нормально, – буркнул Пат-Рай. – Крови много вытекло, но пока смогу делать, что требуется.

Я забрал у Смолкина кинжал и сказал Чоче:

– Тут еще где-то валяется нож.

– Бод и ладушки…

Крант подошел к пока не подававшему признаков жизни Бобу, сорвал с его ремня лезвийный бич и взмахнул им. Кончик бича описал в воздухе свистящую дугу и послушно улегся у ног паучника. Лата тем временем нашла нож.

– Давненьго не держал в руках эдой игрушки. – Крант стал осторожно сворачивать бич кольцом. – Двигай, мля, за мной!

У края полотнища, к которому нас подвел Крант, обнаружился узкий, полого уходящий вниз мостик, а под ним – еще одно полотнище, огороженное по периметру сплошной полутораметровой стеной из туго натянутых канатов. Между ними шевелилась покрытая белесыми волосами вонючая масса. За это время я как-то попривык к пропитавшему весь Леринзье улбонскому духу, но сейчас особо плотные миазмы обволокли нас, заставив Лату прижать ладонь ко рту.

– Чую, мля, забах одчизны! – пробормотал Крант и указал на один из углов загона. – Бидишь эдо, брадуха?

– Вижу, – подтвердил я.

В углу над полотнищем возвышалась башенка, круглый помост на шесте с перекладинами. В центре помоста сидел очередной паучник. От башенки наискось вверх тянулись две веревки. Других горожан в поле нашего зрения не было.

– Эдо Зануазье, охранниг.

– А почему такая слабая охрана?

– Во-бербых, ночью она увеличиваедся, во-вдорых, загон бринадлежид Большому Мануазье, очень грудому боссу, мало гдо осмелидся набасдь. В-дредьих, мля, – гордо добавил он, – меня-до босадили. Твой ледучий барень сможед вырубидь его?

Все-таки я иногда не совсем понимал, что он говорит. Уразумев наконец смысл вопроса, я переадресовал его Смолкину:

– Эй, летучий парень, сможешь вырубить того охранника?

– Н-нет, – неуверенно пробормотал фенгол. – После двойного посещения… вы сами знаете чего, Салоник… я чувствую себя несколько не в форме…

– Ясно! – пренебрежительно перебил Крант и глянул на Чочу: – Эдод двой друг гажедся мне более дердым чувагом, но у него, мля, не лады с ногой. Даг чдо бридедся рабодадь нам с добой, брадуха.

– Придется, – согласился я.

– Ты будешь пригрывадь меня. Я сам уберу его… Бошли.

– Откуда взялись все эти веревки и канаты? – очень тихо спросил я чуть позже, когда мы, спустившись по мостику, медленно пробирались вдоль внешней стороны канатной ограды в сторону сторожевой башенки. – Где вы набрали столько материала?

– Ды чё? – Крант удивленно глянул на меня. – Сбледения делаюд улбоны.

– Улбоны?

– Ну, мля, гонечно! Они их выбусгаюд изо рда в обределенное бремя года.

– Но ведь эти… сплетения, они же разные.

– Бравильно. Зависид од дого, гагого возрасда улбон и чем его гормидь. Од древесных лисдигов будед один резульдад, а от драбы и бобегов совсем, мля, другой… Ладно, боговорим бро эдо позже. Сейчас…

Мы уже находились под круглым помостом, возле толстого шеста с перекладинами. Всего лишь на расстоянии вытянутой руки, отделенные только канатной изгородью, копошились, извивались и терлись друг о дружку улбоны. Неприрученный молодняк был гораздо подвижнее, агрессивнее и вонючее своих одомашненных собратьев. Наполняющая воздух вонь достигала запредельной консистенции – теперь я просто утратил всякие обонятельные способности.

– Сейчас я залезу наберх, – прошептал Крант. – А ды сдой здесь. Гаг дольго сгажу: «Давай!» – зови своих бриятедей, беререзай ганады и сразу одбрыгивай. Эди дварюги не замечаюд ничего вогруг, гогда голодны. Совсем, мля, звереюд. Могуд забросдо сшибить. Беро с добой?

Я непонимающе уставился на него.

– Гоборю, беро не бодерял?

– А! – Я кивнул и извлек из-за пояса кинжал с зазубренным лезвием. – Не потерял. Почему они голодные?

– Бочему, мля? Да бодому, чдо их еще не гормили. – Паучник нахмурился, посмотрел куда-то назад, тихо выругался и быстро полез по шесту, одновременно стягивая с ремня лезвийный бич.

Я оглянулся.

По канатам медленно двигалось устройство, напоминавшее чан на роликах. Его тянула пара улбонов, на каждом сидели по два паучника.

Улбоны в вольере засуетились, скапливаясь у изгороди с той стороны, где притаились мы. Один из сопровождавших чан паучников приподнялся в седле и указал вниз пальцем.

– Ай! – раздалось сверху, и мимо меня пролетел охранник.

– Давай!!! – сипло взревел Крант, его ноги показались над краем круглого навеса.

– Лата, Чоча, Смолкин! – заорал я, одно за другим перерезая волокна канатов. – Сюда, живо!

Зверюги уже сгрудились под ограждением, они извивались, залезали один на другого в ожидании кормежки. Паучники, сопровождающие чан, соскочили с улбонов и быстро полезли к нам, на ходу разматывая лезвийные бичи.

Подскочив, я ухватился за один из канатов и с силой полоснул кинжалом по другому. Канат лопнул, чан перевернулся, из него просыпалась густая зеленая масса. Комья зелени со звонкими шлепками падали на сплетения и полотнища, находившиеся под вольером.

Скопившаяся возле ограды куча голодных неприрученных улбонов прорвала те канаты, которые я не успел перерезать, и сплошным потоком хлынула наружу.