Кровавый шабаш - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский - Страница 18

– Может быть, ты и права, – отчужденно сказала Глафира, видимо не желая продолжать разговор.

– Послушай, – внезапно спросила Женя, – та в морге, которая просила тебя отомстить… Как ее фамилия?

– Не знаю. Я не интересовалась.

– А какая она?

– Довольно красивая, если, конечно, можно судить по мертвому телу о красоте. Стройная, хорошо сложенная.

– Вержбицкая…

– Возможно. Не знаю. Тело и лицо… – Глаша судорожно сглотнула, – были изуродованы. Как представлю, что она пережила, – мороз по коже. Какая же все-таки гадина этот ублюдок, который ее!.. И знаешь, – неожиданно сказала она после паузы, – мне сейчас кажется, что я ее встречала.

– Встречала?!

– Вроде. Хотя, возможно, я ошибаюсь.

– Ты сразу это поняла?

– В том-то и дело, что нет. Только потом…

– А где?

– Я даже вспомнила. Понимаешь… – она запнулась, – неудобно рассказывать.

Женя молча ждала продолжения.

– Когда я… когда меня… Когда я вернулась в Тихореченск, мама сильно испугалась. За мою психику… Конечно, основания у нее были. Вот. И… – Глаша вновь потянулась за стаканом. – Переживала мать! И повела меня к психиатру. Он беседовал со мной… Расспрашивал… Фрейдистская чепуха. – Глаша поморщилась. – Вот у этого психиатра я и встретила эту девушку. Не то она ждала приема, не то пришла еще по какому делу. Короче, мы случайно столкнулись. Я, впрочем, не уверена, возможно, мне просто показалось. – Она потерла лицо ладонью. – Бывает, знаешь, такое чувство: вроде встречался с человеком, а на самом деле и не встречался. Я не уверена…

– Ясно, – сказала Женя, – ты с психиатром где общалась?

– Да в диспансере. Не домой же к нему ходить.

– Продолжаешь посещать его?

– Нет. Видно, он что-то сказал маме, разъяснил. Она не говорит, что конкретно… Давай закончим этот разговор. А ты чем занимаешься?

– Да в милиции. На практике.

– Нравится?

– Как тебе сказать? Рутина. Я начала заниматься расследованием убийства той самой девушки, которую ты посещала в морге. Потом следующее убийство.

– Тоже девушка?

– Нет, на этот раз парень, ее сутенер.

– Она что же, была проституткой?

– Похоже на то.

– Я видела… – Глаша осеклась, – какие-то смутные видения. Нечто вроде оргии. Мужчины, женщины… Это там, возле трупа. Еще хорошо запомнила ощущение чувства вины у этой… Но больше всего – жажду мщения. Впрочем, допускаю, что это просто бред.

ИНТЕРВЬЮ С МОГИЛЬЩИКОМ

Странная девушка, странный рассказ. Теории Глаши показались надуманными. Скорее всего в основе лежит некая ущемленность, зажатость. Даже парня у нее не было. Вот и результат – эмоциональная неудовлетворенность. Довольно типично. Впрочем, она не психиатр. Да, психиатр… Глафира утверждает, что встречала убитую именно у него, впрочем, неуверенно. Возможно ли? В диспансере сказали: Вержбицкая никогда не обращалась в данное заведение. Может, официально и не обращалась, а приходила на прием, так сказать, частным образом. Все возможно. А вообще жаль Глашу. Хорошая девчонка – и свихнулась. А может, все наладится? Дай-то бог.

Дома ее взгляд упал на небрежно брошенную на подоконник газету. Номер «Курьера», который вызвал такой переполох в милиции. Она так его и не осилила. Женя взяла газету. Взгляд снова наткнулся на собственное лицо на снимке. Ну и уродина! Что-то она хотела прочитать? Ах да! Рассказ этого смотрителя кладбища, Кувалдина.

Заголовок гласил: «Я видел это своими глазами!»

«Иван Иванович Кувалдин – человек, чей жизненный путь отмечен множеством препятствий и страданий. Он уже не молод, но крепок и подвижен. Смотрителем кладбища работает девять лет. Вот что поведал он главному редактору газеты „Курьер“ Александру Маковникову в эксклюзивном интервью:

„Работаю здешним смотрителем после того, как травмировался на производстве – потерял ногу, будучи составителем на железной дороге. Дело у меня не обременительное, я бы сказал, душевное. При покойниках состою, вроде присматриваю за ними. Богачевское кладбище – самое старое в Тихореченске. Основано еще в позапрошлом веке. Сейчас здесь почти не хоронят, если только по великому блату. Работы у меня, честно говоря, немного. Живу один в сторожке при кладбище. Домишко старинный, можно сказать, ветхий, однако для жизни пригодный. Имеется кое-какое хозяйство, куры, голуби.

– Все это очень интересно, но расскажите, не происходят ли на кладбище какие-нибудь странные события?

– Происходят, еще как происходят! Я уж и не знаю, что подумать. Последний раз странные, как вы говорите, события произошли чуть больше месяца назад, аккурат в ночь на первое мая.

– Какие же?

– Погода тогда стояла довольно теплая. Мне не спалось, на душе было тревожно. Вышел из дому.

– А вы не боитесь ходить ночью по кладбищу?

– Чего бояться? Дело привычное. Так вот, вышел я из дому, а перед этим глянул на часы – время подходило к полуночи. Сел, значит, на лавочку возле двери, закурил… Вдруг слышу: вроде голоса. Обычно на кладбище в это время мертвая тишина. Вначале думал: показалось. Прислушался. Точно, говорит кто-то. Потом паленым запахло. Костром то есть. Я, было, решил – мальчишки балуются. Хотя поблизости и жилья-то, считай, нет, иногда забредают пацаны. И чего их в это место тянет? Ладно. Взял я дробовик, патроны, солью заряженные, ну, думаю, если что не так, кому-то задницу солью нафарширую. Голоса вроде с южной стороны доносятся. Иду, фонариком посвечиваю. А нужно сказать, южная часть самая старая. Там вообще сто лет никого не хоронят. Вижу, огонь горит. Там, понимаете, очень сильно заросло кустами. И вот сквозь заросли проблескивает. Я так осторожно крадусь. Наконец приблизился. И слышу, вроде воет кто-то или песню поет. Но не нашу песню, не советскую. Меня холодом обдало. Подкрался, смотрю.

Там, между могил, прогалина имеется. Вот в этой самой прогалине костер горит. А возле него фигуры. Человек, может, десять, но не мальчишки, а взрослые. Тут я и вовсе труханул. Гляжу, женщины! Стали в кружок и воют, а может, поют по-своему. Жуть! Костерок света давал мало, но вижу: они – в чем мать родила. Тогда я и понял…

– Что вы поняли?

– Ясно что! Ведьмы! На шабаш собрались!

– Вы это серьезно?

– Вполне. Я и раньше слышал, что тут такое случается, правда, до сих пор не видел своими глазами. Ну что делать? И страшно, и интересно. Затаился, смотрю. Попели они, значит, таким манером, может, минут двадцать, потом взялись за руки и давай плясать. Визжат, воют… Тут появляется этот…

– Кто?

– Уж не знаю кто. Главный ихний… В длинном халате с капюшоном.

– Мужчина?

– Похоже. Они все упали на колени, вроде поклоняются ему. Потом и вовсе началось… непотребство.

– Что именно?

– Ну вроде случка. Непристойность.

– Что же, все с одним?

– Вроде этого. Я даже удивился – вот, думаю, здоровый мужик. Только это, конечно, не человек был.

– А кто?

– Я думаю – дьявол.

– Ну а дальше?

– Занимались они этим примерно час. Потом откуда-то достали еду, вино… Этот отрывает куски еды и каждой вручает. Та при этом ему руку целует, а потом… Потом, извиняюсь, в зад.

– Не могу поверить!

– Уж ваше дело.

– А женщины, они что, молодые, старые?

– Больше молодые.

– Красивые?

– Свету там мало было, лиц не различил. Окончания ждать не стал. Ушел потихоньку от греха подальше. Потом всю ночь спать не мог. А утром, когда солнышко поднялось, опять туда отправился. И знаете, что интересно? Ни одного следа не нашел. Вроде и не было ничего.

– Неужели ни одного следа? Так, может, вам приснилось?

– Если бы! Один следок все-таки имелся.

– Какой же?

– Голова черного козла! Отрезанная. В верхушку креста воткнута.

– И куда вы эту голову дели?

– Закопал. Что же ей, так там и торчать?

– А от костра следы?

– Я же говорю: больше ничего.

– И как вы это объясняете?

– Так я же сказал: ведьмы шабаш справляли. Чего тут непонятного?