Джан — глаза героя - Перовская Ольга Васильевна - Страница 14

Джан находит хозяина

С уходом инструктора пес снова повеселел. Он не спеша обследовал весь дом, обнюхал все углы и закоулки, побегал вокруг клумб и деревьев, проведал свою миску на кухне и подстилку в спальной хозяина.

Семен Гаврилович сидел в цветнике на скамейке. Он ни в чем не стеснял собаку. Нина Александровна следила за Джаном и подробно рассказывала мужу обо всем, что он делал.

Иногда, для проверки его послушания, хозяин приказывал:

— Джан, ко мне! — И собачий нос немедленно прижимался к его руке.

Команды: «Встать!», «Лежать!», «Вперед!», «Направо!», «Налево!» «Ко мне!», «На место!» и тому подобные — Джан выполнял моментально.

Перед обедом собака набегалась и чинно лежала на подстилке, у хозяйской кровати. Семен Гаврилович дремал.

Нина Александровна крикнула, что обед поставлен на террасе.

Семен Гаврилович приподнялся и стал шарить вокруг себя:

— Где же это трость моя задевалась? — сказал он, в своем одиночестве научившись уже говорить сам с собою.

Но он сразу же вынужден был припомнить, что отныне он больше не одинок. Пес поднялся, подал ему палку и, плотно прижавшись к ноге, двинулся вместе с ним на террасу.

На другой день, с утра, Джан прошел еще один новый маршрут: ходил с хозяевами на пляж, к речке.

Там с него сняли шлейку и велели ему «бегать» и «купаться». Нина Александровна так живо и хорошо описывала мужу все движения молодого пса, все его прыжки и ужимки, что Семен Гаврилович смеялся до слез. Он ясно представил себе восторг своего поводыря.

Джан купался, катался в песке и по траве, носился, поджав от восторга хвост, по лугу большими кругами и, наконец, обессилев от счастья, приполз на брюхе к хозяйским сапогам.

Маршрут «Купаться!» и «На речку!» вполне закрепился в сознании Джана. Эту команду он после всегда встречал ликованием.

В тот же день он опять безупречно провел хозяина в хлебный ларек, ходили они и в магазин военторга и там, чтобы не уронить себя в глазах Джана, Семен Гаврилович спросил полдюжины пуговиц.

Дома, правда, пуговиц оказалось не шесть, а двенадцать, но ведь и хлеба отвешивали всегда тоже «с почтением». И сколько ни возвращались они с Джаном исправить такие «ошибки» продавцов — это никогда не удавалось:

— Ну, зачем вы себя затрудняете?! Стоило бы возвратиться, если бы кто позволил себе отпустить вам поменьше, чем спрошено. Но на это ни у кого совести недостанет. Пусть припек поступает в пользу ваших замечательных «глаз». И не думайте никогда беспокоиться, сделайте милость!

Джан с охотой поедал все «излишки» и заметно начинал оживать.

После трех хорошо усвоенных направлений: «В палатку!», «В магазин!», «купаться!» — они проложили еще довольно далекий путь на Силикатный завод.

Заводик был расположен в противоположном от всех прежних маршрутов направлении, по эту сторону железнодорожной линии, километрах в шести, за полем и лесом. Идти надо было глухой проселочной дорогой.

На этот заводик приехал в качестве инженера старый боевой товарищ Сердюкова. Он был тоже инвалидом Отечественной войны, но настолько хорошо поладил со сзоей механической ногой, что постоянно сам подшучивал и посмеивался над собственным увечьем.

Он хотел обязательно затащить Семена Гавриловича к себе на завод, развлечь его, попотчевать на новоселье, показать ему свою холостяцкую квартиру, поднять, одним словом, в товарище дух.

Он еще не знал о появлении Джана и, наоборот, слышал от председателя поссовета, что Семен Гаврилович хандрит и очень тоскует без дела.

Прогулка среди полей и рощ, — по словам этого веселого человека, — была бы очень желательна для двух таких интересных инвалидов в цветущем возрасте.

Они отправились в путь все втроем.

— На Силикатный завод, Джан! На Силикатный, Си-ли-кат-ный за-вод!

В первый раз Джан был с настоящим хозяином в настоящих гостях. Сначала он держался недоверчиво и настороже, но вскоре был покорен добродушием и ласковостью к хозяину и к нему самому «силикатного» человека. Собаки инстинктивно чувствуют фальшь и редко обманываются в оценке людей.

Джану очень понравился «Силикатный завод».

Через несколько дней, проработав еще три недалеких точки: «На почту!», «В парикмахерскую!», «В аптеку!», — Семен Гаврилович решил сделать проверку Джановой памяти.

Они вышли за калитку, и он, не указывая общего направления, скомандовал: «На Силикатный завод! Джан! Слышишь, — на С-и-л-и-к-а-т-н-ы-й!»

Джан сел, сдвинул, точно фуражку, смешно как-то уши на затылок, приоткрыл рот.

— На Силикатный! — строго повторил слепой.

И Джан сам резко повернул от калитки в нужную сторону.

— Хорошо, Джан! Умница, песик! Молодец!..

Джан уверенно пустился в путь. Так же уверенно он прошел в заводские ворота, мимо служащих и рабочих и лихо втащил Семена Гавриловича в уютную квартирку инженера.

— Явились! — восторженно закричал обедавший хозяин. — Сами? Одни?… Без провожатых?!. И прямо к обеду… Пес, дай твою морду, я тебя расцелую!..

И Джан был тут же заключен в объятия, не успев ввиду стремительности нападения обнажить своих клыков.

Как и в первый раз, посещение закончилось пиршеством с пивом, и Джан окончательно утвердился во мнении, что «Силикатный завод» — приятнейший из людей.

До молочной надо было проехать по электричке одну остановку. Выучка Джана выказывалась во всем блеске во время таких поездок. Он был полон заботы и внимания, усаживал хозяина в первый вагон и никому не разрешал прикоснуться к нему во время пути.

Он очень любил сам носить в зубах бидон с молоком. Стоило только громыхнуть ручкой бидончика, снимая его в кухне с гвоздика, как Джан немедленно подавал хозяину свою сбруйку.

Через две недели Семен Гаврилович только командовал, выходя из дома:

— А ну, Джанчик-душа, пошли, брат, на почту! В палатку! На Силикатный!

Или просто погромыхивал бидончиком, и хитрый пес доставлял его прямо в молочную.

Он безошибочно выбирал направление поезда, делая посадку всегда с требуемой стороны, и заливался счастливым лаем оттого, что все желания хозяина были ему совершенно понятны.

Теперь его можно было разбудить среди ночи, и он, не задумываясь, отмечая каждую мелочь в пути, провел бы Семена Гавриловича в любом заказанном направлении.

Дни стояли солнечные, чудесные. Сознание, что с ним всегда надежный проводник и помощник и не нужно больше для каждого шага отрывать от дела усталую жену, — было для Семена Гавриловича таким облегчением, что он чувствовал, будто снова обрел глаза.

Он был весел и бодр, ласкал Джана, шутил с ним во время прогулок, разговаривал с ним, и они не только все больше и больше сдружались, но даже во всех движениях, в походке, в мыслях слились в одно целое.

Так случается иногда с охотником и хорошей охотничьей собакой, но только здесь это было в еще большей степени.

Инструктор Школы собаководства часто звонил по телефону, справлялся о своем воспитаннике.

— Джан, — смеялся Семен Гаврилович. Он прикладывал трубку к собачьему уху. — Расскажи, Джан, Алексею Степановичу, как мы с тобой отлично поживаем.

Собака наклоняла одно ухо, другое… В трубке слышалось знакомое приказание: — Голос! Джан, голос!

И Джан разражался оторопелым лаем.

Семен Гаврилович понемногу расширял круг своей; деятельности. Они с Джаном все чаше появлялись на платформах электрички. Ездили в коллектив слепых, через три остановки в левую сторону, и в районный городок — через пять остановок с правой стороны платформы.

— В райисполком! В город! — приказывал Семен Гаврилович, и Джан знал, где им надо усаживаться, и поднимался на нужной остановке.

— Какая собака! Глядите, какая собака! — слышалось отовсюду, и Семен Гаврилович радовался, как будто это восхищались каким-нибудь его любимым родственником.

В людском потоке они поднимались на мост-виадук, спускались на привокзальную площадь и шествовали вдоль главной улицы, прямо к зданию исполнительного комитета.