Карта мира - Носырев Илья Николаевич - Страница 16

— Отчего ж не показать? Тут недалеко. Следуйте за мной.

Он надвинул капюшон на голову и пошел рядом. Руки его — единственная часть тела, не закрытая одеждой, — были странно желты, словно у китайца.

— Самая хорошая дорога во всех владениях маркиза. Остальные все пришли в полное разорение. Раньше тут промышляли волки-оборотни, затем их истребил главарь разбойников батько Полифем.

— Жизнь у вас тут кипит, я посмотрю, — подивился Рональд.

— Еще как! Крестьяне собрались стереть замок маркиза с лица земли — и вскоре их мечты сбудутся, думаю.

— Нам бы как-нибудь успеть в замок до того, как у них это получится.

— Говорок у вас римский, — человек под капюшоном усмехнулся. Рональд вдруг почувствовал отвратительный запах, исходивший от их путника. Монахи явно были столь же неопрятны, как и крестьяне — не мылись и одежду редко стирали.

— Маркиза следует опасаться. Человек он далеко не такой простой и легкомысленный, как может показаться.

— Учтем, — пообещал Рональд.

Иегуда не проронил ни слова — и это удивляло рыцаря.

— А водятся ли здесь ожившие мертвецы? — спросил Рональд.

— Я встречал некоторых, — уклончиво ответил монах.

— Как они выглядят?

— Как люди.

— Чем занимаются?

— Живут.

— Где?

— Где придется.

— С какой целью возвратились?

— С загадочной.

Воцарилось молчание. Лес понемногу расступался, и вдали поднималась синяя громада со множеством башен.

— Вот он, замок маркиза Бракксгаузентруппа, — указал монах. — До него рукой подать. Следуйте прямой дорогой — а я отправлюсь в деревню.

— Спасибо большое, — поблагодарил Рональд.

Путник кивнул капюшоном и зашагал по тропинке куда-то вбок.

Иегуда молча извлек из кармана руку, взметнул ее — и вмиг путник упал, объятый огнем. Он не кричал, не ворочался, снедаемый болью, пока огонь, выплеснутый Слепцом из склянки, сжигал его плоть — лишь спокойно пытался сбить пламя. Прошло несколько секунд — и от лежащей на земле фигуры остался лишь пепел.

— Иегуда, что за неблагодарность? — очнулся от изумления Рональд.

— Разве ты не понял? Это и был мертвец.

— Не может быть!

Но только что представшая его глазам страшная картина говорила сама за себя. Лишь нежить могла так спокойно воспринять уничтожение своей плоти.

— Я сразу понял это. Видишь ли, он выглядел холодным — если бы не одежда, то я и вовсе бы его не увидел: ведь труп, у которого нет своей температуры тела, для меня совершенно невидим.

Рональда передернуло — слава Богу, под доспехами это движение не очень-то было видно. Ему невидимки пока еще не являлись.

— Сворачиваем с дороги, сэр Рональд, — невозмутимо сказал Иегуда. — Разумеется, на прямой дороге нас ждут в засаде две-три дюжины его собратьев. Кривые пути зачастую проще и верней.

— Резонно, — согласился рыцарь, и они свернули в лес. Минут двадцать они потратили на то, чтобы отклониться от большой дороги, причем с таким расчетом, чтобы все же не терять ее из виду.

После ночного привала оба путника, конечно, посвежели, но спать все равно хотелось. Может быть, поэтому они не слишком удивились картине, явившейся на их пути.

К дубу была прикручена молодая и очень симпатичная женщина, рыжеволосая, высокая… У ее ног крестьяне заботливо складывали вязанки хвороста.

— Что вы делаете? — воскликнул Рональд.

— Се ведьма, — пояснил крестьянин. — А может, и не ведьма вовсе.

Рональд задумался над утверждениями, пытаясь вывести силлогизм.

— Испытывают ведьм обыкновенно так, — словоохотливо пояснил мужик, почесывая спину. — У них, изволители видеть, барин, хвостик нутряной имеется, как у дьявола, с коим они дружатся. Только хвостик этот никак не увидеть — ибо они его хитроумным образом подворачивают и в нутро себе прячут. Способ один: сжечь их — а потом пепел рассмотреть со всею надлежащей внимательностью и вот там-то, в золе, хвостик сей непременно и должон быть. А если не ведьма, то и хвоста, стало быть, никакого не обнаружится. И тогда мы с сериозностию прощеньица у них просим — посмертно, как изволите наблюдать. И у этой попросим — и простит она нас на небеси…

Он даже слезу смахнул — и впрямь ему жалко было красавицу, не лицемерил. Однако страх в нем, как и в помогавших ему крестьянах, явно поборол всякую жалость — они до ног красавицы-то, подваливая дровишек, старались не дотрагиваться — ждали порчи.

— Тупые, грязные, темные, бездарные, вшивые, юродивые, ничтожные, бесприютные, гадкие, немощные, выхолощенные, сублимированные, жирорастворимые, грамположительные, негативно-отвратные, бессмысленно-угодливые, пафосно-завистливые твари! — выдала рыжеволосая, а мужики дружно почесались и поохали из уважения к этой ее фразе.

— Однако ж, сударыня, должон вас сжечь, — с сожалением сказал мужик, подправляя наваленные поленья, а женщина пнула его ногой, свободной от пут.

— Как вам не стыдно?! — воскликнул Иегуда. — Отчего вы считаете эту невинную женщину ведьмой?

Крестьяне задумались.

— Язву моровую вызывала она, и всякое дурное поветрие, и богомолов с саранчою нашею извела, а саранча — вша добрая, много их — к урожаю, примета такая есть. Таракан, обратно, извела и блох перебила в деревне, а блоха — тварь тоже хорошая, ибо дурную кровь из организьма вытягивает.

— Что-то вы бред какой-то несете, — нахмурился Рональд.

— И, батюшка, никакой не бред, — дерзко возразил крестьянин. — Видел я также, как она, летая над деревней нашей, испражнялась добрым христианам на головы, и творила всякий блуд скотоложеский, и пыталась других женщин склонить к разврату — а еще отравила воду в реке, бросив туда кружевную исподнюю тряпку…

— Черт бы вас побрал, бесноватые! — возопил Иегуда. — Как же можете вы назваться христианами, если верите в колдовство? Святые великомученики по лесам с топорами ходили, истребляя язычников, дабы насильно покрестить их младенцев-детей и не дать им погибнуть в пламени геены — а вы, уже родившиеся крещенными, готовы променять Христа на огненную забаву над несчастной женщиной! Отойди от меня, сатана! — крикнул он горбатому нищему, с плаксивой рожей сунувшемуся к нему, моля о подаянии, и тот в страхе отскочил. — Разве вы не знаете, что ведьм не существует?

— Оно и правда, быть может, — признал крестьянин. — Да только самолично наблюдал я, как моему товарищу эта колдунья вырвала кадык, когда пытались мы по насущной необходимости ею, бесовкой, овладеть… А жена моя, Шарлизия, и ее сестра, Пенелопия, как-то видели, как она прогуливалось с самим дьяволом в образе человека, с которого сорвали кожу, выставив напоказ его ребра и кишки…

Кстати, о дьяволе: расскажу вам притчу, — Иегуда успокоился так же мгновенно, как и вспыхнул; лицо его сделалось благостно и светло. — Братья, разбиравшие в нашем монастыре старинные фильмы (бедняжки, им приходилось вручную просматривать ленту, по кадрику, через лупу, а речь героев понимать по движениям их губ), некогда нашли прекрасный, глубокий фильм про праведника-экзорсиста[8]… Слушайте внимательно: дьявол вселился в прекрасную женщину и борется с экзорсистом в мрачной пещере, довольно неуклюже ползая по ее стенам. Теперь скажите мне: а возможно ли, чтобы дьявол оступился, сорвался со стены и свернул себе шею — и экзорсист тем самым победил?

Крестьян, всегда готовых послушать истории про дьявола, этот вопрос сбил с панталыку.

— А то ж, — наконец рассудил один из них. — И на старуху проруха бывает: значит, мог и диавол шею свернуть. И поговорка, где черт ногу ломает, тому подтверждение, думается…

— Если мог, тогда выходит, что Господь и дьявол бьются не в наших сердцах, а в физическом пространстве и подвластны его законам, что явная нелепица — ведь законы эти Господь и создал, — хитро улыбаясь, сказал Иегуда.

Мужик едва ли понял, но правоту его слов уяснил из интонации.

— Твоя правда, барин, — кивнул он головою, а другие сняли шапки. — Должно, не мог.