Золотой Триллиум - Нортон Андрэ - Страница 7

Она по-прежнему держала открытым свое особое чувство. Бешенство ее врага оставалось угрожающим, но к нему примешивалась боль, словно причиной такой ненависти была нанесенная ему рана. Однако главенствовало нежное прикосновение, в котором Кадия теперь распознала призыв.

Сколько вопросов без ответов! И разобраться в них можно, только подчинившись этому призыву. В ней вновь пробудилось суровое упорство, которое помогало ей в поисках меча-талисмана. И Кадия решила идти вперед.

Серый свет ранней зари позволял видеть довольно далеко. Девушка вышла из опасного прохода на широкое открытое пространство. Хотя окаймлявшие его здания не были высокими, выглядели они внушительно. Фасады украшала резьба, особенно затейливая вокруг дверей и окон. Там и сям виднелись группы растений, от которых веяло пьянящим ароматом цветов. При появлении Кадии послышался шорох, и по воздуху унеслись стайки каких-то существ, величиной с ее ладонь. Так, значит, тут все-таки есть жизнь!

Кадия старательно обходила стороной растения, пока шла к центру площади, где заметила фонтан. К ее удивлению, там навстречу друг Другу взметывались две серебристые струи, сталкивались над серединой и вместе ниспадали в чашу.

Кадия, пошатываясь, подошла к широкому краю чаши и не столько опустилась, сколько упала на опоясывающую фонтан скамью. Она положила кинжал так, чтобы его можно было схватить в одно мгновение, а затем нагнулась к воде и опустила в нее обе руки.

К ее несказанному изумлению, вода оказалась не холодной, но теплой, будто нагретой летним солнцем. Она зачерпнула ее в горсть и поднесла к лицу. От воды исходил легкий приятный запах.

Кадия решилась вымыть в ней руки по плечи и ссадины на коленях, а затем осторожно наклонила голову к самой поверхности, чтобы намочить кровоточащие ссадины. Вода в чаше фонтана была совсем прозрачной, а на дне что-то блестело — солнце еще не поднялось, и видно было плохо. Кадия перегнулась через край и схватила блестящий предмет. Ее рука извлекла из воды металлическую цепь изящной работы — одно из тех таинственных сокровищ прошлого, которые ставили в тупик кузнецов ее отца в Цитадели. Металл не был ярким, как золото, не блестел холодно, как серебро, — цепь казалась сплетенной из нитей, точно спряденных из зеленовато-голубых драгоценных камней.

Кадия подняла цепь повыше, и вода закапала с разноцветных «камешков», которые тоже словно испускали свечение. Девушка рассматривала находку как зачарованная. Всю свою жизнь она слышала истории про сокровища в развалинах и видела обломки предметов, которые торговцы привозили с ярмарки в Тревисте, но это всегда были лишь части неведомо чего. А эта цепь выглядела целой, безупречной.

Расправив ее, девушка увидела, что она состоит из нескольких полукружий, которые лягут на грудь, если застегнуть ее на шее. У ее матери были драгоценные украшения — некоторые такие прекрасные, что она надевала их только на торжественные церемонии, — но ни одно не шло ни в какое сравнение с этим.

А в чаше играли бликами и переливались еще какие-то украшения. Сжимая ожерелье, Кадия вгляделась в воду. Что за несметное богатство! Если то, что там мерцает и искрится, хотя бы наполовину равноценно ожерелью, клад на дне красотой и ценностью превосходил все содержимое сокровищницы Цитадели. Ничего подобного ее соплеменникам даже не грезилось! Девушка в упоении поворачивала ожерелье то так, то эдак. Подвески были точно капли воды, в которых играет радуга!

У Кадии возник вопрос: почему сокровища брошены тут столь небрежно?

Струи фонтана осыпали ее лицо теплыми брызгами, но они уже не освежали. Радость находки вытеснялась тревогой. Внезапно Кадия разжала пальцы, и ожерелье упало на дно чаши. Девушка не опустила руку в воду, чтобы снова поднять его или достать другие предметы, которые разглядела в воде.

Исчезнувшие были иными, чем ее соплеменники, хотя их статуи и напоминали людей, разительно отличавшихся от синдонов.

Два сезона назад пришел ее черед возглавить церемонию весеннего сева, как ее ни раздражали всяческие торжественные обряды. Но таков был долг женщин королевского дома, и они свято его выполняли.

Она тогда принесла положенные жертвы судьбе, плодородию и полям, дабы урожай был хорошим. Она прошествовала к пруду с водой, хотя и не такой прозрачной, как та, что играла в фонтане, но все же не очень мутной от болотного ила, и в заключение ритуала сняла с руки любимый литой золотой браслет — ибо жертва должна быть дорогой — и бросила в пруд, куда затем побросали свои цветочные гирлянды Весенние Девы ее свиты. Дань некой силе, но никто не объяснил ей, что это за сила и почему она требует жертвоприношений.

Кадия уставилась на чашу фонтана. Не служила ли и она для жертвоприношений, как пруд в полях? И сокровища на дне — не воплощали ли они чьи-то моления о счастье? Девушка медленно встала со скамьи. Так или нет, но она не возьмет отсюда ничего.

Теперь, когда утро полностью вступило в свои права, туман наконец рассеялся. Но упрямое чувство, заставившее ее прийти сюда, не ослабло. Она повернулась, оглядывая здания вокруг площади. Да, изукрашены они куда больше всех, которые она видела где-либо еще!

Осмотреть каждое…

Эта мысль не успела ее испугать, как сквозь плеск фонтана она расслышала мелодичные перезвоны словно бы хрустальных колокольчиков. Они притягивали ее, и она обогнула чашу, направляясь к зданию с портиком, отбрасывавшему глубокую тень.

Приблизившись, Кадия увидела ничем не загороженный дверной проем, тоже со статуями по сторонам. Только фигуры этих Хранителей ничем не напоминали ее собственную. Нет, двое часовых повторяли облик изображенных на стене существ, про которых Джеган не захотел ничего сказать.

В отличие от статуй на лестнице, в этих двух не ощущалось никакой потаенной жизни. И они, решила Кадия, при всей своей гротескности не должны были внушать страх. Она поочередно разглядывала их, как вдруг уловила нечто — из темных глубин проема до нее донесся знакомый аромат. В Цитадели по большим праздникам зажигались высокие фонари, заправленные душистым маслом, которое пахло почти так же. Не подобный ли фонарь был источником света, на поиски которого она отправилась? Но фонарь такого маяка должен был быть установлен где-то высоко, иначе она ничего не увидела бы. Од-длинги такими фонарями не пользовались.

Кадия осмелилась войти. Хорошо хоть, что ее сапоги ступали бесшумно. Ее правая ладонь лежала на рукоятке кинжала, и она невольно его выхватила, едва второй шаг погрузил ее в полный мрак. Голова у нее мучительно закружилась. Что, если в этой непроницаемой темноте ее подстерегает ловушка?

Головокружение усилилось. Надеясь преодолеть его движением, Кадия бросилась вперед сквозь завесу слепоты и, очутившись среди серого света, вновь обрела способность видеть.

Перед ней простирался величественный зал. Она замерла, с трудом переводя дух. Строгая роскошь вокруг далеко превосходила убранство тронного зала в Цитадели. Она поискала взглядом возвышение, трон и заметила какое-то движение, словно скользили тени, а то, что их отбрасывало, оставалось невидимым. Тени… но цветные тени! Она заморгала, посмотрела, снова заморгала. Стоило ей сосредоточить взгляд на одном призрачном абрисе, как он ускользал или гаснул. Но уголком глаза она словно бы продолжала видеть величавые фигуры в праздничных одеждах.

Вновь раздался перезвон, на этот раз отдаваясь эхом среди высоких стен. Почему-то этот звук придал ей смелости. И когда он замер, она осмелилась заговорить.

— Великие… — Кинжал она вложила в ножны сразу же. Перед владыками не стоят с обнаженной сталью в руке, пусть даже те, кого она видела лишь смутно, были только тенями. — Великие, если я не ошиблась, меня призвали, и вот я пришла.