Золотой Триллиум - Нортон Андрэ - Страница 50

Кадия с усилием подняла меч и напрягла волю… Она ощутила, что в него вливается более мощная энергия, чем в. предыдущий раз. Теперь она знала, что следует делать, и с помощью уйзгу, поддерживающих меч, быстро обвела кристаллы крышки.

Вновь крышка разлетелась, и краем глаза Кадия увидела, как на плече Салин выступила полоска крови, почувствовала, как осколки кристаллов стучат по ее кольчуге. И вновь лучи только двух глаз пожрали то, что лежало внутри.

Кадия держалась на ногах лишь с трудом. Рука с мечом так отяжелела, что ее охватил страх — сумеет ли она поднять его еще раз? Она не стала смотреть, как огонь уничтожает этого спящего, и в сопровождении Салин с Куавом побрела к следующей гробнице. Их осталось две. Хватит ли теперь энергии?…

Дверь на стене раскалилась так, что воины-уйзгу попятились. Но отливала она золотом. Синдоны? Неужели они выстояли? Ламарил… Но она прогнала мелькнувшее воспоминание о нем, сейчас было не до этого. Сейчас значение имели только эти две гробницы, которые необходимо было выжечь.

Салин тоже пошатывалась, но они вновь сомкнули руки и, получая энергию от хасситти, разбили лучом крышку. На этот раз разлетающиеся осколки ранили ее в шею, хотя, к счастью, шлем надежно оберегал глаза. Вновь свет зажег огонь, покончивший с тем, что лежало внутри.

Они повернулись к последней из гробниц. Кадия подумала, что упадет, не дойдя до нее.

И тут раздался ржавый скрип, совсем не похожий на оглушительный треск разбитой плиты, и они увидели, что крышка последней гробницы медленно поднимается.

ГЛАВА 25

То, что вылезало оттуда, двигалось медленно, словно с большим трудом. С закутанной фигуры сползала вязкая жидкость, похожая на липкие выделения болотного слизня. Фигура высвободила обе руки, скрюченные пальцы ухватились за край гробницы.

Закутанная голова повернулась. Кадия увидела не лицо, а только два глаза, горящие темным огнем Варма.

Она инстинктивно попятилась вместе со своими помощниками и выставила меч против этого ужаса, покидающего свое древнее ложе.

Проснувшийся поднялся на ноги, и на пол плеснула жидкость, зеленоватая, как квинтэссенция гнилости. Одна рука резко вытянулась, и брызги чуть-чуть не долетели до девушки.

Длинная нога свесилась через край, и пробудившийся уже почти выбрался из своего ложа-гробницы.

Меч… Ни единого проблеска в верхнем глазу. Он выглядел остекленевшим, безжизненным, но из двух других вырвались два тонких луча, которые и слившись были не шире камышовой нити.

Кадия прицелилась, сознавая, что может совершить роковую ошибку, не распознав наиболее уязвимого места пробудившегося. Как бы то ни было, она направила слабый луч на шар головы, с которой все еще сползала тягучая слизь. Луч поразил цель, и пробудившийся, пошатнувшись, вскинул руку, словно заслоняясь. В том месте, где луч коснулся головы, вспыхнул огонек, будто загорелся сухой прутик. Огонь этот не нес в себе ни темной багровости Варма, ни золотого сияния синдонов, он был зеленым, точно молодые побеги речного камыша.

Огонек не угасал, и от него потянулись, змеясь по голове, совсем уж тоненькие нити. Вопль пробудившегося ударил не в уши Кадии, а пронизал невыносимой болью ее мозг. Она упала бы навзничь, если бы хасситти не удержал ее.

Голову пробудившегося стремительно окутывала зеленая сеть. Второй его крик вырвался из горла — вопль, в котором ярость преобладала над болью. Он двинулся вперед, протягивая руки, раскидывая их, словно собираясь заключить в объятия всех.

Смерть! Он нес смерть всему живому, к чему прикоснулся бы. Кадия прижалась к уничтоженной гробнице, понимая, что избежать этой атаки невозможно.

Амулет на ее груди словно превратился в еще одно пламенеющее желтое око. Он раскачивался, хотя девушка застыла в неподвижности. В ее ушах стоял оглушительный звон, будто слагавшийся из стонов тысячи обитателей трясин. Оддлинги, всевозможные звери, птицы, водяные твари, а может быть, даже и растения испускали боевые кличи, готовые защищаться.

Голова пробудившегося теперь вся была густо окутана нитями зеленого света, среди которых тлели глаза-угли. Возможно, бушевавшая внутри него огненная буря ненависти сохраняла ему зрение, чтобы он мог сразить своих врагов.

Обе руки поднялись выше, сбрасывая капли гнусной жижи, в которую он был так долго погружен. Меч оттягивал руки Кадии. Теперь остекленели и остальные два глаза.

В воздухе мелькнул дротик и впился в красный глаз пробудившегося. Один из уйзгу за спиной Кадии показал себя метким стрелком.

Пробудившийся будто не заметил этого, хотя Кадия не сомневалась, что оддлинг поразил его отравленным дротиком. Быть может, это исчадие Зла было само настолько ядовито, что змеиный яд ничем не мог ему повредить.

Оно рванулось вперед, и тут в этом наполнившемся смрадом подземелье раздался новый голос:

— Во имя Цветка, стой!

Из-за спины Кадии вылетело облачко золотой пыли. Коснувшись сияния амулета, оно выбросило многоцветные искры, будто состояло из осколков хрусталя. Мерцающий покров окутал пробудившегося, скрывая от взгляда паутину зеленого цвета на голове и плечах. Кадия уже не различала свирепой красноты его глаз. Но его руки еще тянулись к ней.

И тут девушку оттащили, кто-то прижал ее к своей высокой сильной фигуре. Она почувствовала такое облегчение, что все вокруг закружилось. К горлу подступила тошнота, и, стараясь справиться с ней, девушка почти не заметила, что ее подхватывают на руки и выносят из зловония на свежий воздух.

Она открыла глаза. Над ней простиралось безоблачное небо, солнце ласково согревало кожу. И тут Кадия рискнула повернуть голову, чтобы увидеть того, кто ее спас. Он осторожно усадил ее на камень в углу площадки, теперь исполосованной черными линиями, которые оставили огненные лучи.

— Ламарил!

Но он уже упал, когда оружие его товарищей оказалось более слабым…

— Прислужник Варма? — Она чуть повернула голову и увидела среди линий широкое пятно — омерзительное, черное, словно тень, оставленная человеком, который скорчился в смертной агонии.

Ламарил прислонился к скале. Дверь в пещеру спящих была теперь как разинутая пасть.

Кадия поднесла дрожащую руку к лицу, почувствовала сладковатый вкус крови. Ее пальцы скользнули по царапинам, оставленным разлетавшимися кристаллами.

— Значит, все позади? — Она была так измучена, что слова и мысли ей изменяли.

— У Варма больше нет входа в эти земли. С древними ужасами покончено, Кадия. Узы прошлого с настоящим разорваны — наконец-то! Мы допустили роковую ошибку, что не завершили все тогда же. Но хладнокровно убить наших пленников мы не могли, хотя было бы лучше, если бы тогда мы решились на кровопролитие. Ведь он чуть было не победил. Если бы не ты и не сотворенные нами, мы потерпели бы неудачу. Это мы запомнили навсегда. Мы не всемогущи, хотя и одержали победу в те дни. Мы всего лишь мужчины и женщины с особыми способностями, но нас могут постигнуть и несчастья, и смерть.

— Трясины спасены, — вздохнула Кадия.

Это был не вопрос, а утверждение, которое могло послужить утешением в будущем. Зачем ей вдруг понадобится утешение, Кадия не совсем понимала: слишком усталой и измученной она была.

Девушка посмотрела на меч. Ее руки были в крови — она так крепко сжимала его, что даже затупленное лезвие оставило раны. Глаза были закрыты, веки плотно сомкнуты. Кайма блесток на веках исчезла. Всем своим существом она ощущала перемену. Сила, приходившая к ней на помощь, истощилась полностью. В мече не осталось жизни.

Она потрогала амулет. Ее пальцы оставили кровавые пятна на кольчуге, когда она касалась груди. Амулет совсем остыл. Тоже утратил жизнь? Быть может…

Стремления Харамис к Силе у нее не было. Ту, которая ей досталась, она использовала как сумела лучше. А теперь Сила оставила ее. Кадия растерянно посмотрела вдаль — на черное пятно на камне там, где нашел свой конец прислужник Варма. Ее пробрала дрожь. Ветер нес холод горных вершин.