Сосны шумят (сборник) - Токмакова Ирина Петровна - Страница 13

Ростик обрадовался. Выходит, никакой у него не коклюш. Славно!

«Славно», — подтвердила весёлая берёзка, которая росла рядом с крылечком. Так, во всяком случае, показалось Ростику. Куст орешника молча кивнул, но не потому, что хотел принять участие в разговоре, а потому, что как раз в этот момент, раздвигая ветки; из куста выбиралась собака. Она остановилась перед Ростиком, шумно подышала, свесив язык, и спросила:

— Ты кто?

— Ростик, — ответил Ростик.

Собака осторожно приблизилась, понюхала Ростикову колонку.

— А я — Кеша, — сказала она. — Я тебя не боюсь?

— Нет, — сказал Ростик. С чего бы это?

Собака вильнула хвостом, завернув его колёсиком.

— Ты не бросаешь в собак камнями?

— Да ты что?!

— А палки не бросаешь?

— И палки не бросаю.

Коша опять вильнул хвостом-колёсиком.

— Ты мне помоги, — сказал он.

— Хорошо, — сказал Ростик. — А как?

— Надо поговорить с Глебом.

— Кто это Глеб?

— Самый хороший человек на свете. Он ваял меня к себе вчера на всю жизнь. И назвал Кешей. Правда, хорошее имя?

— Да. А как тебя раньше звали?

— Звали… — сказал Коша грустно, — Тузиком звали. А потом — Развелитутсобак.

— Не может быть, такого имени нет.

— Вот я и думаю, не должно быть.

— А почему ты убежал от Глеба?

— Я убежал?! Я не убегал. Меня выгнали!

— Глеб?

— Да почему Глеб! Дедушка выгнал. Бросил в меня камень, а потом палку, а потом… ботинок.

— За что же?

— Он сказал… Как это он сказал? В общем, нехорошо сказал. Глисты.

— Да уж… — Ростик даже смутился. — Ну и что же теперь?

— Я вот тебя прошу: помоги мне.

— Что же нужно сделать?

— Не знаю… — Кеша помолчал, опустив голову. Потом поглядел на Ростика, — Пойдём со мной, ты Глеба позовёшь. Он ведь ждёт, а дедушка меня даже к калитке не подпустит. Пойдём.

— Я не могу, — огорчился Роетик.

— Почему?

— Я ведь не один живу. Я в детском саду. На даче.

— А почему ты сидишь здесь один?

— Потому что тут изолятор.

— Я не знаю такого слова, — вздохнул Кеша.

— Изолятор? Ну, в общем, больных сюда отделяют от здоровых.

— Ты больной?

— Нет. Я рисину вдохнул, из рисовой каши. Закашлялся. А они подумали — заболел. А потом передумали.

— Чего же тогда оставили тебя здесь?

— Так… На три дня. На всякий случай.

— Ну вот, — сказал Кеша. — Со мной ведь и случился случай.

Кеша подошёл к Ростику и положил ему голову на колени. Ростик эту голову погладил. Одно ухо у Кеши было рыжее, и кончик хвоста тоже рыжий. И на белом боку рыжее пятно. Глаза у Кеши были большие, тёмные и невесёлые. Видно, Кеше в жизни несладко досталось.

— Понимаешь, — сказал Ростик, — если я уйду, меня будут искать и беспокоиться.

— А если попросить, чтоб отпустили?

— Шутишь, — сказал Ростик, — меня ни за что не отпустят.

Колесико Кешиного хвоста развилось и повисло прутиком.

— Ничего не поделаешь, — сказал он и зевнул долгим, нервным зевком. — Я так долго был ничьей собакой, я думал…

Кеша не успел договорить.

— Пошли! — перебил его Ростик.

— С ума сошёл! — всплеснула веткой береза.

— Я не больной, — решительно сказал Ростик. — Я просто вдохнул рисину и закашлялся. Значит, мне можно ходить. Мария Васильевна ушла с ребятами за ромашками. Обед ещё не скоро. Пошли, Кеша, ну что ты стоишь!

Кеша сорвался с моста, нырнул в ореховый куст, распугал солнечных зайчиков.

Они с Ростиком выбежали на тропинку, которая спускалась вниз по косогору. На косогоре толпились сосны. Они не по-доброму шумели. То одна, то другая выскакивала на тропинку, стараясь преградить Ростику путь.

Спуск кончился. Ростик и Кеша выскочили на полянку и пошли шагом. Тропинка перестала петлять и двинулась через луг — ровная и прямая. Ростик огляделся. Высоко над лугом летала какая-то большая птица, подолгу плавала в воздухе, раскинув крылья. Луг уходил далеко, там вдалеке сливался с небом. Нигде не было видно жилья только трава, трава — ярко-зелёная, густая и блестящая.

— Кеша, — спросил Ростик, — где живёт Глеб?

— Там, — ответил Кеша, — где дома. За большой водой.

— За рекой?

— Да, наверно, за рекой.

Кеша бежал впереди, как бы указывая дорогу. Ростик вдруг остановился. Кеша тоже остановился.

— Кеша, — сказал Ростик, — почему тебя раньше звали Тузиком?

Кеша тут же развернул своё колёсико и свесил его прутом.

— Так было, — сказал он нехотя. — В щенячестве.

— Где?

— Не «где». В щенячестве. Ну, как это называется? В детстве.

— Что было?

— Хозяева были, одни там. Люди. Они и назвали меня Тузиком.

— А их как звали?

— Никак не звали. Это хороших хозяев зовут как-нибудь. А плохие — просто хозяева.

— Что ты у них делал?

— Стерёг сад. Сперва вишни. Потом яблони. — Кеша сказал это точно через силу, и Ростик подумал, что эти люди, наверно, очень обидели Кешу. — На цепь посадили, — продолжал Кеша. — А зачем?

— На цепь?

— На цепь. И потом уехали. Яблоки забрали. Мешки. Варенье. Банки. А меня оставили.

— На цепи?

— На цепи.

— Что же с тобой было дальше?

— Оборвал цепь. Сначала думал — приедут. Ждал. А потом сорвался. Ну ладно, пойдем скорее, что мы стоим?

Кеша заторопился.

Ростик тоже прибавил шагу и вскоре издали увидел реку.

Река широкая, вода и ней спокойная, гладкая; берег тоже широкий, белый чистый песок, на песке редкие, низкие кустики.

Мимо быстро прострекотала моторная лодка.

Ветер принёс запах бензина. Потом ветер ещё раз слетал к реке и вернулся с запахом водорослей и свежей речной воды.

Глава вторая

РАЗНЫЕ ЛЮДИ НА ПАРОМЕ

Паром, построенный из досок и брёвен, плоский, похожий на большой плот, отвалил от берега. Вода зачмокала у его бортов. Паромщик покрутил колесо, приделанное к борту, потом ушёл в маленькую дощатую будочку, у которой не было двери, а на стене снаружи был приклеен плакат: «Почаще проветривайте помещение». Один конец плаката отклеился, его трепал свежий речной ветерок.

Ростик и Кеша пристроились за большими мешками, набитыми чем-то твёрдым. Паром скользил по воде медленно и спокойно, слегка покачивался.

— Ты не испугаешься дедушки? — спросил Кеша у Ростика.

— Нет, не испугаюсь, — ответил Росток, правда не совсем уверенно. Конечно, он боялся чужого, незнакомого дедушки. Но ведь надо же помочь Кеше!

— Он, наверно, не будет бросать в тебя ботинком, размышлял Кеша. — Это ведь в собак бросают ботинки.

— Ну, не все же бросают, — успокоил его Ростик. — Только злые люди бросают. А Глеб тут, на даче?

— Он у дедушки. Летом — у дедушки.

— А всегда где?

— Всегда — это когда холодно?

— Ну да. Зимой, осенью…

— Он живёт с мамой в городе.

— Ну, значит, он тут, на даче, — сказал Ростик.

Берег понемногу отбегал назад. На мостках какой-то босоногий парень длинной удочкой вытащил маленькую рыбку. Белые утки подплыли к прибрежной осоке, громкими голосами сообщили ей, видимо, важные новости и уплыли.

Вода хлюпала под плоским днищем парома, спрашивала: «Ладно ли так, ладно ли так?»

Солнце усыпало речку весёлыми бликами. С того берега тянет приятным смоляным дымком. Небо ясное — ни облачка. Не будет ни туч, ни дождя, ни грозы. Ростик прислонился к мешку, зажмурил глаза, улыбнулся. Как хорошо на реке!

— Это чтой-то такое тут? — вдруг рявкнул мешок, и Ростик вздрогнул. Из-за мешка выдвинулась какая-то незнакомая тётя.

Ростик посмотрел на неё испуганно.

— Чья собака? Развели тут собак!

Кеша опустил хвост.

— Дитё от ей болячками забросает!

Ростик оглянулся. Где у этой тёти «дитё»? Рядом стояли только два её мешка, как два огромных шкафа в химчистке на углу Ростикова дома.

— Чья собака?

— Это моя собака, — сказал Ростик.

— Глядите-ка! Его собака! А если она тут всех угрызёт?