Нам не узнать друг друга сразу - Медведева Алена Викторовна - Страница 97

Ответом мне стал гортанный смех, и меня возмутительно легко, в два взмаха, поймали, заключив в кольцо когтистых рук.

— Поддавался? — с возмущенным вскриком толкнула я его в грудь. Пьянящее чувство эйфории отказывалось признавать поражение, стремление сопротивляться росло, ища выход для восторженных эмоций, что перехлестывались через край.

И, резко устремившись к нему, фактически врезаясь в тело мужа, накрыла его губы решительным, даже грубым поцелуем. Ответ был под стать: меня стиснули, сдавив в объятиях, и смяли рот в ответном, на грани жестокости, страстном поцелуе. Кровь, разгоняясь, стучала, крылья двигались в едином ритме, глаза закрылись, позволяя мне полностью отдаться ощущениям от этой сладкой борьбы. Наши губы и языки в решительном стремлении покорить терзали друг друга, рождая не испытанную ранее остроту ощущений, создавая невиданный накал желания и страсти. Обнаженные тела обдавало жаром внутреннего огня обоюдного желания и тут же омывало прохладными потоками, рождаемыми взмахами крыльев неймарца.

Он, резко отстранившись, позволил мне сделать полный вдох и тут же, склонившись к моему плечу, укусил. Меня пронзило молнией сладкой, ноющей боли, и я в ответ впилась в его плечи своими ногтями, стремясь привлечь, вынуждая сделать это снова. Но он медленно, с усилием провел по плечу подбородком, отвлекая внимание, и тут же неожиданным рывком развернул нас и, сметая все мои попытки воспротивиться движению, в несколько взмахов донес нас до ближайшей стены, резко притиснув меня к ней. Удар о стену непонятно как приняли на себя бестелесные крылья. Но в тот момент я не думала об этом. В голове бурлил пьянящий восторг и гул сражения! Хотелось победы, абсолютного покорения, его капитуляции, поэтому я со всем пылом сжигающего желания впилась зубами в нижнюю губу уже снова целующего мой рот мужчины. И одновременно, обхватив для упора его плечи, запрыгнула на него, с силой сдавив коленями его тело.

Гайяр гортанно зарычал и, не отрывая от меня пылающего взгляда, резко подбросил выше, сдавив бедра руками, и тут же рывком опустил обратно, встречным движением одним толчком врываясь в меня до основания.

— А-а-а-а!.. — запрокинув голову, вскрикнула я от неожиданности и пронзившего невообразимого ощущения острого, на грани насилия, покорения.

Все воспринималось неимоверно ярко, насыщенно, сильно и невыразимо чувственно. Этот контраст между внешней, какой-то дикой непреклонной решительностью и непередаваемо чувственной и нежной волной моих ощущений! Огненная спираль обжигающе сладкой боли, томительного желания чувствовать это снова и снова, теснее и теснее, жестче и жестче, стремительно раскручивалась, устремляясь волной по венам, потоками мурашек по коже, стремительно разбегающимися от низа живота по всему телу. Пелена желания накрыла, лишив остатков понимания, оставив одни инстинкты, одно намерение — владеть им, быть покоренной им.

И, резко наклонив голову вперед, впилась зубами в его грудь, одновременно сильно ударив пятками по бедрам, понуждая его к новому рывку, к ощущению трения естественных соприкосновений, новой молнии сладкого восторга. И снова рык. И, вновь подкинув меня, освобождая полностью, заставив разочарованно всхлипнуть и полоснуть ногтями по мужским плечам, одним ударом наполнил снова, снося напором все преграды, не позволяя проявить сопротивление, ускользнуть.

Мы, словно обезумев от страстной жажды извечного соперничества, сражались в объединяющей борьбе за новую порцию невообразимого восторга. В жалящей сладости максимально близких соприкосновений пожирали друг друга обоюдной алчной страстью. Мы любили и ненавидели, мирились и сражались, мы проживали жизнь в эти мгновения во всей ее полноте, насыщенности и непредсказуемости. Мы были счастливы. Мы любили с полной самоотдачей, отдавая и забирая без остатка.

«Дети? — на волне экстаза подумала я. — Да! Тысячу раз да! Только от него! От этого мужчины! Чтобы тоже могли любить и быть любимыми, могли испытать то же, что и мы!»

И его рвущий душу на части шепот:

— Оленька…

И крылья… Да, я тоже почувствовала это, когда после безумия резких взлетов и падений в его руках меня вдруг охватило непреодолимым порывом взлететь. Просто взлететь. И когда наступил этот миг — самый невыносимый, запредельный, взрывающий, — я ощутила, как нереально медленным и сильным движением взмахнули за спиной крылья, заставляя устремиться вверх, взлететь. И синхронно его рывок вверх, последний… И вот мы, обессиленно сжав друг друга в объятиях, так и зависли где-то под потолком, паря на волне единого экстаза.

У меня уже не осталось сил ни думать, ни говорить, ни слышать. Довольно зажмурившись, положила голову ему на плечо, ощущая, как медленно, вместе с его второй сущностью, уходит чувство полета, впечатление многогранности, покидает безумие эйфории, возвращая меня себе. И вот я снова обессиленная, распластанная на муже, поддерживаемая лишь его руками. Мы плавно скользим вниз, и я соскальзываю тоже, чтобы ощутить под ногами привычную твердую основу. Что тут скажешь? Ради этого стоило жить.

Мы так и стоим — обнявшись, молча, позволяя сердцам замедлиться и перейти на привычный ритм, а дыханию восстановиться. Оба насытившиеся, оба переполненные. Открывать глаза не хочется. Хочется уснуть сегодня с тем ярким, полным истинной жизни миром перед глазами. Словно понимая, муж бережно подхватывает на руки и несет.

— В ванную? — еле слышный вопрос.

— Нет. — Такой же почти неуловимый мой шепот.

Надо бы, но нет… Хочу сохранить воспоминания о нем как можно дольше. Заснуть с ощущением его запаха на своем теле. Меня осторожно укладывают на кровать и накрывают одеялом.

— Спи. — Такой же тихий приказ и ласковое касание волос.

И я с желанием подчиняюсь, отдаваясь умиротворяющим волнам сна. Но до конца не уплываю, балансируя на границе сновидения и реальности. Меня что-то беспокоит. Но что именно, уже совсем расслабленный, настроившийся на отдых разум не понимает. Так и лежу, пытаясь поймать неуловимую мысль, вслушиваясь в тишину. Тишину? А где Гайяр? Резко просыпаюсь и сажусь, оглядывая постель. Я одна. И тут же понимаю, что подсознательно так беспокоит. Он. Что-то не так с ним, я чувствую. Соскользнув с кровати, быстро иду в душ, в надежде, что муж там. Тихонько приоткрыв дверь, подхожу к кабинке, в которой шумит вода, и осторожно проскальзываю внутрь. От вида моего неймарца сердце замирает, пропуская удар. Он стоит спиной ко мне, прижавшись лбом к стене, с поникшими плечами, позволяя струям воды напрасно разбиваться о пол. Не понимая, что происходит, делаю шаг к нему и, подойдя вплотную, обнимаю за талию, прижавшись щекой к одному из карманов для крыльев. Он легонько вздрагивает от моего прикосновения, но больше никак не реагирует. Так мы и стоим, не двигаясь, некоторое время.

— Гайяр, — шепчу, не выдержав собственного беспокойства.

Он снова вздрагивает, как-то конвульсивно передернувшись всем телом. Это уже пугает. Но тут он отстраняется от стены и, перехватив мои руки, освобождается из объятий. Потом, развернувшись, прижимает меня к себе и гладит по спине. Медленно так, рассеянно.

— Что случилось? — Он сам на себя не похож. — Это плохо для тебя? То, что твоя вторая сущность так в меня перетекла на время?

Он снова вздрагивает. И я тоже, по инерции.

— Что? Не пугай меня! Объясни все, — резко отступив, смотрю на мужа.

А глаза Гайяра… они словно почернели от отчаяния. Страшные глаза. Такой взгляд был у мамы — тогда, в последний раз, когда она уже понимала, что потеряет все. Я оцепенела.

— Что?!

— Оля, ты беременна… — Слова словно застревают, со скрежетом продираясь из его горла.

А я недоуменно смотрю на него. Смеюсь:

— О чем ты? Когда? Я второй день замужем!

Он снова вздрагивает, как-то сжимаясь и закрывая глаза.

Уже не смешно.

— Ты серьезно?

Кивает.

— Но как? И почему ты уверен?

Сразу вспоминаются слова Тинарага, что Гайяр — первородный, и поэтому может влиять на зачатие. Но неужели…