Мертвая армия - Самаров Сергей Васильевич - Страница 21

Майор Зотов, стоящий в восьми шагах, вдруг остановил жестом рассказ старшего лейтенанта, подошел к Андрею и спросил, протягивая руку за ножом:

— Можно посмотреть?

— Бога ради, — пожал плечами младший сержант и передал ему нож.

Тот долго вертел оружие в руках, рассматривая со всех сторон, и даже на руку примерил, вставив пальцы в соответствующие кольца кастета.

— Интересная штука… Знаешь, что это такое? — спросил.

— Нож с кастетом, — просто ответил Загоскин.

— Это американский так называемый окопный нож. Иногда его называют кинжалом-кастетом. Стоял на вооружении американской армии времен Первой мировой войны. Раритетная вещь. Откуда у тебя такой?

— Боевой трофей.

— С Северного Кавказа?

— Нет, — ответил Загоскин, не уточняя, откуда у него этот трофей, потому что интереса майора не понимал.

— Дело в том, что я видел точно такой же, и даже в руках держал, примеряя к своей руке. Тоже размер показался чуть великоватым. У меня рука мелкая.

— Где? — спросил старший лейтенант Гавриленков. — У кого видели, товарищ майор?

— Это важно?

— Очень важно.

— Я понял. Это трофей с недавнего поля боя. Оттуда… — кивнул майор в сторону, откуда взвод пришел. Видимо, старший лейтенант уже рассказал ему о засаде и обо всем случившемся. — Тогда я знаю, кто был тот старший лейтенант…

— Кто? — резко спросил Гавриленков.

— Была у этого старшего лейтенанта какая-нибудь отметина на лице? Запоминающаяся? — вопросом на вопрос ответил майор.

— Родинка под глазом. От скулы на палец ближе к носу. Большая родинка.

— Значит, это он. Точно. Теперь я уверен. И знаю, кто подполковник, с которым старший лейтенант разговаривал. Это значит, что мы идем по правильному пути. — Майор посмотрел на своих спутников из группы оперов ФСБ, подошедших к ним, и добавил: — Не зря мы этот путь преодолели…

— Кто? — уже более настойчиво переспросил командир взвода.

Майор еще раз посмотрел на своих спутников, потом повернулся к Гавриленкову.

— Нож этот я видел у старшего лейтенанта охраны ФСБ Майера, который командует ротой в батальоне, руководимом подполковником Зотовым. Нет-нет… — сразу ответил майор Зотов, понимая, что хочет спросить Гавриленков. — Не родственник. Только однофамилец. Наверное, толковый командир. Прошел в спецназе две чеченские войны, имеет награды. Противник, думаю, серьезный даже для спецназа ГРУ, и бой предстоит серьезный. Но, раз уж события разворачиваются таким образом, считаю необходимым коротко, без подробностей, поставить тебя, старлей, в известность. Отойдем-ка в сторону, расскажу тебе кое-что. Это не для солдатских ушей… — и майор Зотов первым отошел от костра.

Остальные опера за командиром группы не последовали, а протянули руки ближе к языкам пламени. Солдаты потеснились, чтобы дать офицерам место. Впрочем, костер был большим, и места хватило на всех…

— Как ты сам, наверное, Сергей Сергеевич, догадался, ради группы кавказских бандитов, заброшенных злым умыслом судьбы на Дальний Восток, мы бы из Москвы сюда не поехали. С этими бандитами вы и без нас бы справились, своими силами. И следствие бы провели местными силами. Так?

— Так, — признался Гавриленков. — Я понимал, что вы с нами идете по какому-то другому вопросу. Честно говоря, я подозревал вас в том, что вы должны некое темное дело «прикрыть», чтобы информация о нем не выплыла наружу. Думал, что ваши сотрудники приложили руку к уничтожению группы полицейского спецназа. Теперь я понимаю, кто к этому руку приложил. Но что они здесь делают? Что здесь охранять? Рыбаков-ороков? От кого?..

— Может быть, я этого сообщать не должен, но, чтобы у нас получилось продуктивное сотрудничество, я расскажу. Не хочу вынуждать вас играть втемную. Вы же, в свою очередь, должны постараться не допускать солдат к лишней информации. У них наверняка возникнут вопросы. А что такое солдат? Он сегодня в казарме, через несколько месяцев — дома. Встретят дома, друзья соберутся, застолье… Сначала сто граммов, потом еще столько же, и еще… Разговоры начнутся… А каждые сто граммов из человека делают болтуна и хвастуна. Захочется рассказать, свидетелем каких тайн он является, и понесется после этого весть по всему миру. Я не потому так говорю, что солдат не уважаю, и не потому, что все они потенциальные пьяницы. Просто так уж человек устроен, что лишняя информация у него в голове свербит и требует выхода. Когда выбросит ее, тогда и успокоится. И потому я попрошу тебя, старлей, с солдатами информацией не делиться.

— Пока еще со мной самим, товарищ майор, тайнами никто не делился, — тихо ответил Сергей Сергеевич. — А что касается солдат, они у меня скромные, в чужие дела не лезут…

— Это хорошо. Но и тебе придется об этой командировке рапорт писать… Придется?

— Конечно, придется, товарищ майор.

— По твоему рапорту мы отдельно поговорим. Может быть, что-то придумаем, может, за тебя напишем, а ты просто подпишешь. И твое командование будет в курсе, не переживай по этому вопросу. Командование больше государственных тайн знает, чем ты, и будет относиться к ним хладнокровнее. И про то, что твой рапорт под нашу диктовку написан, оно тоже будет знать и не возразит. Это вопрос государственного уровня…

— Я слушаю вас, товарищ майор.

— Слышал ты, Сергей Сергеевич, хоть что-нибудь о генетическом оружии?

— Только слышал. Но не более того, товарищ майор…

— Ну тогда послушай еще…

Глава седьмая

Когда генерал Логинов уехал, Владимир Иванович не поспешил вслед за ним отправиться домой, хотя первоначально планировал начать ревизию документации именно с домашнего сейфа и домашнего компьютера, а открыл свой рабочий сейф, чтобы просмотреть документы по Дальневосточной экспедиции. Все эти документы были собраны в две отдельные толстые папки. Первая касалась хозяйственной деятельности экспедиции, вторая — исключительно научной. В какой из папок находился документ, заставляющий беспокоиться профессора Груббера, он не помнил. Но такой документ был, и найти его следовало, чтобы изъять хотя бы одну страничку, где могли бы быть любопытные для службы внутренней безопасности данные. Найти одну страничку в ворохе бумаг не так-то просто. И компьютер, в который были занесены сканированные страницы всех документов, не подсказал, не было там отметок о папках с документами. Это, конечно, было организационным упущением, но Владимир Иванович редко вникал в хозяйственные дела, а бумажную волокиту так вообще переносил с трудом, предпочитая чисто научную работу при минимальной административной занятости. В результате административная работа была запущена, и начальник лаборатории знал это лучше других, потому что из-за этого сам порой страдал.

Перелистывание документов заняло много времени, хотя и не столько, на сколько рассчитывал профессор Груббер. Но за работу он взялся самоотверженно. Повернув настольную лампу так, чтобы ему было удобнее читать, а не просто листать страницы, принялся за чтение. И только через час с небольшим Владимир Иванович нашел наконец нужный ему документ. И хорошо еще, что начал искать в папке с бумагами, касающимися научной работы, потому что документ мог оказаться и там, и там. К хозяйственной деятельности он тоже имел отношение, поскольку содержал расчеты на содержание подопытной бригады из двенадцати человек, которая в документах называлась просто «бригадой носителей гена», где каждый из «носителей гена» по отдельности назывался просто «объектом», обозначенным очередным номером.

Вопрос, который волновал профессора и который, как он думал, мог бы заинтересовать службу собственной безопасности, вообще-то имел чисто научное значение и не проходил по графе практических испытаний. Научный руководитель Дальневосточной экспедиции профессор Олег Иннокентьевич Лурье намеревался провести и практические испытания, но только после того, как все научные теоретические испытания будут закончены, и у него отпадет всякая надобность в изучаемом материале, то есть уже не будет надобности в работе персонально с «объектами». Но это уже был больше этический вопрос, нежели научный. Однако Владимиру Ивановичу казалось, что практические испытания нигде в документах не упоминались и присутствовали исключительно в личном разговоре с глазу на глаз с руководителем Дальневосточной экспедиции. Однако на всякий случай пришлось весь документ перечитать, чтобы убедиться в своей правоте. Да, никакого упоминания о практической стороне исследования не было. Значит, смело, без тени сомнения, само исследование в Дальневосточной лаборатории можно было отнести исключительно к научной работе, и к работе достаточно интересной с практической точки зрения. Но о практике не говорилось ни слова. Значит, и опасаться с этой стороны было нечего.