Боевой гимн матери-тигрицы - Чуа Эми - Страница 7

Примерно в то же время я решила, что Лулу стоит опробовать другой музыкальный инструмент. Друзья с детьми постарше говорили мне, что будет лучше, если у девочек появятся разные интересы, поскольку это сведёт к минимуму конкуренцию между ними. Это было особенно важно потому, что София становилась все лучше как пианистка, выигрывала одну за другой награды, а учителя, церкви и местные организации стали приглашать её выступить у них. Куда бы мы ни пошли, Лулу выслушивала восторженные отзывы о своей сестре.

Разумеется, возник вопрос, каким должен быть новый инструмент Лулу. Мои свекровь со свёкром, либеральные евреи-интеллектуалы, обладали собственным мнением по этому поводу. Они знали, что у Лулу непростой характер, и не раз слышали вопли и крики во время наших с ней занятий. Они убеждали меня умерить пыл. "Что ты думаешь о блок-флейте?" - спросил мой свёкор Сай. Крупный, крепко сбитый мужчина, похожий на Зевса, Сай владел процветающей психотерапевтической практикой в Вашингтоне. Он был очень музыкален и обладал мощным глубоким голосом. На самом деле прекрасный голос был и у сестры Джеда, что говорило о том, от кого именно Софии и Лулу достались такие гены.

“Блок-флейта? - недоверчиво переспросила моя свекровь Флоренс, услышав о предложении Сая. -  Как скучно”. Флоренс была арт-критиком и жила в Нью-Йорке. Недавно она опубликовала биографию Клемента Гринберга - скандального критика современного искусства, открывшего Джексона Поллока и американский абстрактный импрессионизм. Флоренс и Сай развелись двадцать лет назад, и свекровь не соглашалась ни с одним словом свёкра: “Может, что-нибудь более впечатляющее из гамелана? Может, она научится играть на гонге?”

Флоренс была элегантной космополиткой и искательницей приключений. Много лет назад она ездила в Индонезию, где была очарована яванским гамеланом - маленьким оркестром из 15-20 музыкантов, сидящих на полу по-турецки и играющих на ударных инструментах вроде кемпула (набора висячих гонгов разного звучания), или сарона (большого металлического ксилофона), или бонанга (кучки чайников, на которых играли как на барабанах, только звучали они намного звонче).

Любопытно, что французский композитор Клод Дебюсси так же отреагировал на гамелан, как и моя свекровь. Как и для Флоренс, гамелан стал для Дебюсси откровением. В 1895 году он писал своему другу, что яванская музыка “способна выразить каждый оттенок, даже самый невыразимый”. Позже он опубликовал статью, где назвал яванцев “удивительными людьми, которые музицируют так же, как мы дышим. Они учатся у вечного ритма моря, шума ветра в кронах деревьев и тысячи других звуков, которые они слушают с большим вниманием, не прибегая к помощи сомнительных трактатов”.

Как по мне, так Дебюсси просто переживал период увлечения экзотикой. То же самое произошло и с другими его французскими товарищами - Анри Руссо и Полем Гогеном, постоянно писавшими полинезийских туземцев. Особенно отвратительная вариация этого феномена существует в современной Калифорнии: мужчины с “жёлтой лихорадкой”, которые встречаются только с азиатскими женщинами, иногда с десятками женщин, вне зависимости от того, насколько те уродливы или из какой страны приехали. Для протокола: Джед до меня не встречался ни с одной азиаткой.

Возможно, причина того, что я не оценила гамелан в 1992 году во время поездки в Индонезию, кроется в том, что я боготворю трудности и рекорды. Не сосчитать, сколько раз я кричала Лулу: “Все ценное и стоящее является по-настоящему трудным. Знаешь, через что мне пришлось пройти, чтобы получить работу в Йеле?” Гамелан завораживает, поскольку эта музыка проста, неструктурированна и однообразна. А потрясающие композиции Дебюсси, напротив, отражают сложность, амбициозность, изобретательность, тонкий замысел, осознанное изучение гармонии, и да, влияние гамелана прослеживается в нескольких его работах. Но это все равно, что сравнивать бамбуковую хижину, в которой есть своя прелесть, с Версальским дворцом.

В любом случае я отказала Лулу в гонге, как и в блок-флейте. Мои инстинкты противоречили мнению родителей Джеда. Я была уверена, что единственная возможность для Лулу выйти из тени её умницы-сестры заключалась в игре на, возможно, ещё более сложном инструменте, требующем ещё более виртуозного владения. Поэтому я остановила свой выбор на скрипке. День, когда я приняла это решение - не посоветовавшись с Лулу и игнорируя советы других, - был отмечен печатью рока.

Глава 9 Скрипка

 Китайцы раздражают многих тем, что в открытую сравнивают своих детей. Когда я росла, мне это не казалось таким ужасным, поскольку сравнение всегда было в мою пользу. Моя бабушка Леди Дракон - та, богатенькая, - откровенно выделяла меня из всех моих сестёр "Только посмотрите на этот плоский нос, - кудахтала она на семейных сборищах, указывая на кого-нибудь из моих сестёр - То ли дело Эми с её фантастическим точёным носиком. Эми настоящая Чуа. А её сестра больше взяла от матери и похожа на обезьяну".

Правда, моя бабушка была экстремисткой. Однако китайцы делают подобные вещи постоянно. Недавно я была в китайской аптеке, и владелец сказал мне, что у него есть шестилетняя дочь и пятилетний сын. “Моя дочь - умница, - сказал он. - У неё есть только одна проблема: она невнимательная. А вот мой сын глупый”. В другой раз моя подруга Кэтлин была на теннисном матче и завела разговор с китайской мамой, следившей за игрой своей дочери. Китаянка сказала Кэтлин, что её дочь, студентка Брауна, скорее всего, проиграет. “Эта дочь - слабачка, - сказала она, качая головой. - Вот её старшая сестра - другое дело. Она поступит в Гарвард”.

Я знаю, что подобный родительский фаворитизм очень плох и отравляет детям существование. Но скажу две вещи в защиту китайцев. Во-первых, родительский фаворитизм можно найти в любой культуре. В Книге бытия Исаак выделяет Исайю, а Ребекка больше любит Иакова. В сказках братьев Гримм всегда есть трое детей, и к ним не относятся одинаково. С другой стороны, не все китайцы страдают фаворитизмом. В "Пяти китайских братьях" (детская книжка американской писательницы Клэр Хашет-Бишоп, в которой пересказывается китайская народная сказка) нет никаких признаков того, что мать больше любит сына, проглотившего море, чем сына, у которого железная шея.

Во-вторых, я не уверена, что все родительские сравнения оскорбительны. Джед постоянно критикует меня за то, что я сравниваю Софию с Лулу. Я и в самом деле говорю Лулу: “Когда я прошу Софию что-либо сделать, она реагирует мгновенно. Поэтому она так быстро развивается”. Но “западники” этого не понимают. Говоря подобные вещи, я не выделяю Софию; как раз напротив, я оказываю доверие Лулу. Уверена, что она способна делать все то же самое, что и София, и что она достаточно сильна, чтобы справиться с правдой. Также я знаю, что Лулу и сама сравнивает себя с сестрой. Поэтому я иногда так груба с ней. Я не позволю ей потакать своим внутренним комплексам.

Именно поэтому утром накануне первого урока Лулу с её учителем по классу скрипки я сказала: “Запомни, Лулу, тебе только шесть лет. София выиграла свою первую награду за исполнительское мастерство, когда ей было девять. Думаю, ты сможешь добиться этого раньше".

Лулу отреагировала отвратительно, сказав, что соревнования она ненавидит и что даже не хочет играть на скрипке. Она отказывалась идти на занятие. Я угрожала выпороть её и лишить ужина - что, кстати, все ещё работало - и наконец, увезла её в Neighborhood Music School, где нас буквально спас преподаватель по методу Сузуки Карл Шугарт, к которому записали Лулу.

Мистеру Шугарту, опрятно выглядевшему блондину, было около пятидесяти, и он принадлежал к той породе людей, что лучше ладят с детьми, чем со взрослыми. С родителями он говорил отстранённо и был неловок, он едва мог смотреть нам в глаза. Зато с детьми он общался гениально: расслабленно, остроумно, вдохновенно и весело. Настоящий крысолов из Neighborhood Music School: тридцать его учеников, и Лулу в их числе, готовы были отправиться за ним куда угодно.