Динка (ил. А.Ермолаева) - Осеева Валентина Александровна - Страница 6

— А мы сейчас этого ужа до смерти забьем!.. Трошка, бери камень побольше! — издевается Минька.

— Не смейте! — кричит Динка.

Трошка, ухмыляясь, поднимает увесистый камень:

— По чем его бить, Минька: по голове али по хвосту? У Динки темнеет в глазах.

— Не бей, Трошка, не бей! — отчаянно кричит она и, хватаясь за корни деревьев, торчащие из откоса, стремительно спускается вниз.

Ноги привычно нащупывают опору, руки ловко и быстро цепляются за сухие мохнатые корни, на берег сыплются комки глины и сухой песок. Динка не боится спускаться с крутого откоса, она уже давно освоила этот кратчайший путь, а сейчас страх за ужа и ярость удесятеряют ее ловкость. — Эй, Макака, Макака! — в восторге прыгают мальчишки. — Африканская шимпанзе!

В конце спуска больше нет корней. Динка камушком падает на песок и секунду лежит неподвижно.

— Трошка, гляди! Убилась! — трусливо кричит Минька, отбегая в сторону.

Трошка лениво направляется к Динке:

— Эй, ты! Чего лежишь?

Динка вскакивает на ноги и, пользуясь их замешательством, мчится к ужу. Черное длинное тело ужа, как тяжелый канат, тащится за ней по песку. Уж вертит головой и выскальзывает из рук.

— Иди в воду! Иди в воду! — отчаянно подгоняет его Динка.

— Не трожь! — грозно орет Трошка, подбегая к берегу. С другой стороны мчится к воде тонконогий Минька.

— Дай ей по башке! Дай ей! — истошно орет он, размахивая руками. — Отыми ужа! Отыми, Трошка! Но Динка уже стоит по щиколотку в воде.

— Уплыл!.. — злорадно кричит она, отступая от берега. Минька хватает горсть мокрого песку и швыряет ей в голову. Трошка, шлепая по воде, пытается достать ее кулаком, но Динка увертывается и отбегает еще дальше. Вдогонку ей летят мелкие камни и песок, они рассыпаются вокруг, как большой дождь… Но дно уже ускользает из-под ног Динки, и, оглянувшись на берег, девочка бросается вплавь. Мокрое платье, как пузырь, лепится к ней и стесняет ее движения, но волшебный лифчик легко держит ее на поверхности. Буйная веселость охватывает Динку; вытащив из воды руку, она показывает мальчишкам кулак. Мальчик с баржи тоже грозится кулаком и что-то кричит не то ей, не то Миньке и Трошке. Но Динке не страшно. «Пусть хоть все трое догоняют — я все равно уплыву!» — веселится она.

— Эй, ты, повертай назад! Мы тебя не тронем! — стоя по колени в воде, кричит ей Трошка.

— Плыви назад! Не тронем! — машет рукой Минька.

— Плыви назад! — как эхо, доносится с баржи. Берег уходит все дальше и дальше… «Может, и правда вернуться?» — думает Динка. Но гребет и гребет, не чувствуя страха.

— Утопнешь, дура! — изо всех сил орет Трошка.

Но Динка снова показывает ему кулак.

С пристани доносится гудок парохода… Куда он идет? Если мимо, то от него побегут большие волны. Динка пугается и поворачивает назад. На берегу останавливаются люди. Минька и Трошка что-то объясняют им, показывая на девочку.

— Пароход! Пароход! — кричит мальчик с баржи.

Посредине реки с длинным протяжным гудком проплывает пароход. Динка торопится. «Сейчас будут волны… Сейчас будут волны…» — зажмуриваясь, думает она. С берега ей машут руками и что-то кричат. Динка гребет изо всех сил. Первая большая волна поднимает ее вверх и, опрокинув навзничь, бросает вниз. Динка заглатывает воду, теряет из виду берег, но в памяти ее звучат слова мамы: «Не бойся ничего, на тебе волшебный лифчик…» Динка поворачивается, вскидывает голову и снова видит берег… Теперь он кажется ближе, она выплевывает изо рта воду, жадно хватает воздух.

С баржи, подняв вверх руки и сложив вместе обе ладони, бросается в воду мальчик. Наклонив вниз голову, он плывет крупными саженками наперерез Динке… Динка видит его уже почти рядом…

«Топить будет», — с ужасом думает она и шарахается в сторону.

— Не бойся, не бойся! — кричит ей незнакомый, чужой голос.

Новая волна тащит Динку вниз и накрывает с головой. Чья-то рука больно вцепляется в волосы, и сильным рывком поднимает захлебнувшуюся девочку над водой… На один короткий миг Динка видит бледное мокрое лицо мальчика с баржи Она хочет ударить его, вырваться, закричать, но вода залепила ей рот и нос, ей нечем дышать… Лицо мальчика то исчезает, то снова появляется рядом. Синие губы его шевелятся:

— Не бойся… Не бойся…

Громадная пенистая волна накрывает их обоих.

— Лодку! Эй, лодку! — кричат на берегу.

Из-за баржи выплывает рыбацкий челнок. Седой старик молча налегает на весла. Белобрысый паренек нетерпеливо вертится на корме…

— Не видать что-то, Митрич. Греби скореича… Эй, эй! — поравнявшись с баржей, кричит он — Эй, хозяин!

Из домика на барже выходит бородатый человек в плисовой поддевке и высоких сапогах.

— Ленька твой тонет, слышь, хозяин! — приподнявшись в лодке и указывая на реку, кричит парнишка.

Хозяин подходит к самому краю баржи и, приложив к уху ладонь, спрашивает:

— Чево гукаешь?

— Ленька тонет! — уже издалека кричит ему парень, сбрасывая рубашку.

Хозяин глядит по направлению лодки и смачно плюет за борт.

— Ах ты, гнида паршивая… — бормочет он, торопясь на берег.

А в темной воде, то появляясь, то исчезая, барахтаются двое детей: мальчик — постарше, девочка — помладше.

Глава пятая

УТОПЛЕННИЦА

Изо рта Динки льется вода, из груди вырывается громкий плач.

— Ну, оживела теперь! — весело говорит белобрысый паренек.

— Чья такая? — сочувственно спрашивает простоволосая женщина.

— Да, видать, с дачи. Мало ли их тут понаехало, — отвечает ей товарка.

— Да… река, она шутить не любит, — глядя на девочку, глубокомысленно бросает седой рыбак.

— И ведь, скажи, куда заплыла-то! Чего ее занесло? — удивляются собравшиеся на берегу.

— А я тута недалечко белье полоскала. Слышу, ребята шумят: девчонка топнет! Батюшки, думаю, не моя ли? И как была, подхватилась, бегу, ног не чую! Ведь вот тоже цельный день в воде торчит, хоть говори, хоть не говори… Ну, думаю, убью, на месте убью, коль моя! — тараторит какая-то женщина. — Ведь мне за ней приглядывать некогда… Я внаймах живу! — Она глубоко вздыхает и, взглянув на Динку, машет рукой: — Слава богу, не моя!

Девочка сидит на песке, в мокром платье, с волос ее стекает вода, в ушах стоит шум. Она разбита, уничтожена, побеждена самым позорным образом, ее тащили за волосы, топили, как щенка. Она боится поднять голову, открыть глаза. Голоса взрослых долетают до нее откуда-то издалека, она не слушает и не понимает, о чем они говорят.

— Вот ты баешь: не моя — и слава богу! А что твоя, что чужая — все едино живая душа. Ведь это когда б не мальчонка, дак поминай как звали… рассуждает рыбак.

— Он ее, дяденька, еще с баржи приметил да как сиганет в воду! — захлебываясь, объясняет подросток.

— Верно, верно, когда б не он, пропала бы… — подтверждают вокруг.

— Ишь сочувственный какой. Сам-то небось напужался до смерти… Инда трясет его, бедняжечку, — раздаются жалостливые голоса женщин.

— Обыкновенное дело, тоже воды хлебнул немало… А между прочим, мы с Митричем тащим их, а он вцепился ей в гриву и не пускает… «Пусти, кричу, Лень!» А он держит. То ли рука у него онемела, то ли боялся, что упустим ее, усмехаясь, рассказывает белобрысый парнишка.

Ленька, стоя поодаль, ежится от озноба. Длинные холщовые штаны липнут к его ногам, лицо покрыто мелкой рябью, глаза смотрят испуганно… К кучке людей торопливо идет хозяин баржи…

— И ведь вот как чудно на белом свете, — степенно рассуждает Митрич. У него мягкие курчавые волосы с сильной проседью и такая же курчавая с проседью борода, а глаза светлые, лучистые. Такие глаза со светинкой называются «божий дар», и все, что бы ни говорил Митрич, они освещают своим внутренним чувством. — Чудно… — повторяет он, покачивая головой. — У бедного человека полна изба, иной и рад бы от лишнего рта ослобониться, дак вот ведь живут и в огне не горят и в воде не тонут, а у господ и няньки и мамки, а дитё углядеть не могут.