Динка (ил. А.Ермолаева) - Осеева Валентина Александровна - Страница 43

— О! — замахала руками Динка. — Сроду я не пойду, если так! Зачем ты меня пугаешь?

— Ну, помни! — сказал Ленька, успокаиваясь. — Клятва твоя дадена!

Оба помолчали.

— Лень, а Митрич уже дал тебе рыбу? — спросила Динка.

— Утром даст. Ночью наловит еще. Я и сам с Федькой пойду. Если что поймаю, тоже на базаре продам. А ты корзинкой будешь ловить?

— Ну, а чем же мне еще? Известно, корзинкой. Удочку я вделал себе, но что-то не клюет на нее. Бамбуковую бы надо… Вот заработаю — так куплю!

— А у Федьки ведь тоже плохо ловится — он и не продает никогда!

— Да, конечно, у берега какая рыба? Лодку бы надо, а где ее взять?.. Митрич любит один ездить, он и места знает, да Федьку не берет туда, рассказывал Ленька.

— Лень, а ты бы ездил один на лодке?

— Что ж! Я гребу хорошо, я и один и с Федькой бы ездил, если бы от хозяина ушел, но про это и думать нечего: лодка, она дорого стоит. Вот один рыбак за старую пять рублей просит…

Дети еще долго беседуют на утесе… Потом Ленька вдруг вскакивает на камень и, прикрыв глаза рукой, смотрит на Волгу.

— Слышь, Макака?.. Пароход какой-то показался, не «Гоголь» ли?

— «Гоголь»? — пугается Динка. — Пойдем скорей, скорей, а то я пропущу маму!

Ленька осторожно переводит ее по доске. — Завтра крючки куплю, — говорит он.

Глава тридцать пятая

ВЕСЕЛЫЙ БАЗАР

С вечера Динка долго не могла заснуть и все придумывала себе всякие неудачи: то ей казалось, что Митрич возьмет у Леньки свою рыбу и поедет на базар сам, то она со страхом думала, что неожиданно появится хозяин баржи и о поездке уже нечего будет и думать…

Но все обошлось благополучно, и утром, после отъезда матери, на заборе появился долгожданный флажок. Динка схватила приготовленные еще с вечера сухари и мгновенно исчезла.

Когда Никич, поглядев на свои часы, зазвонил в свой звонок, Динка уже слезла с парохода и шла рядом с Ленькой по незнакомым улицам города. Ленька нес на плечах тяжелую корзину, а Динка ничего не несла и, забегая вперед, забрасывала мальчика вопросами:

— Мы раньше будем торговать, Лень, а потом пойдем на карусель?

— Раньше расторгуемся, — тяжело дыша, отвечал Ленька и останавливался, чтобы переложить корзину на другое плечо.

— А как мы будем продавать рыбу, Лень, — по десяткам или по пяти? А может, кто-нибудь даст нам весы и мы будем вешать?

— Кто же нам даст весы? По штукам будем продавать, Тут ведь разная рыба. Я и свою сверху положил, да вряд ли кто купит — все больше плотва у меня.

— А мы, Лень, давай подороже просить, чтобы побольше денег заработать, ладно?

— Какая цена у всех, ту и мы будем спрашивать. Да хоть бы так раскупили, чего уж тут думать — подороже! Рыбы на базаре много.

Динка замолкала, с любопытством оглядываясь по сторонам. Немощеные, кривые улички с деревянными домиками, непросыхающая грязь на дороге, покосившиеся ворота, лавчонки на углах… У одной такой лавчонки Ленька поставил на землю корзину и остановился передохнуть. Динка прочитала вывеску «Бакалейные товары» — и сунулась вслед за людьми в раскрытую дверь.

— Куда ты? — окликнул ее Ленька.

— Я сейчас… Только посмотрю.

В лавке теснились женщины и подростки. В спертом воздухе носился запах керосина и селедок. Под стеклом лежали конфеты в бумажках, высохшие тянучки и слойки. Толстая женщина шлепала на весы селедку и, обтерев руки о бумагу, вешала там же сахар, потом цедила из бочки керосин и считала деньги…

— Не дам, не дам! — сердито говорила она какой-то женщине в старом коричневом платке. — За вами и так долг с прошлого месяца…

Но женщина не уходила и, пропуская вперед других покупателей, стояла у прилавка, время от времени тихо повторяя:

— Да я отдам… Мне бы только крупички маленько… Динка, сморщив нос, оглядела лавку, просунулась между покупателями к конфетам под стеклом и, не ощутив желания съесть хоть одну из них, вышла.

— Мне бы крупички… — донесся до нее уже в дверях голос женщины.

— Лень, там нищая просит… В лавке тоже, значит, стоят нищие? — со вздохом сказала она и пожала плечами. — Крупички ей надо…

Ленька поднял на плечи корзину и, ничего не ответив, потел вперед. Динка шла за ним и от нечего делать читала ВВСКИ. На одной лавке с большими стеклами половина вывески была оторвана, и на уцелевшей половине значилось: «закус…»

— Леня, что это за такой «закус»? — спросила она.

Но Ленька свернул за угол, и перед глазами Динки неожиданно открылась грязная площадь с телегами и распряженными лошадьми; повсюду валялись солома, огрызки недоеденных огурцов, гнилых фруктов и овощей. Между возами ходили люди, торгуя картофель и яблоки. Тут же продавались лопаты, грабли, табуретки, скалки и детские, выкрашенные в розовый цвет низкие колясочки с деревянными колесиками. Немного поодаль от возов теснилась масса народу, оттуда доносились звонкие голоса торговок и разносчиков.

— Вот и базар, — сказал Ленька. — Сейчас пройдем толкучку и прямо в рыбный ряд станем.

— А что это за толкучка, Лень? — опросила Динка, стараясь держаться ближе к товарищу; слово «толкучка» было чем-то связано с именем дедушки Никича.

Ленька, толкая всех своей корзиной, врезался прямо в толпу людей, которые сновали взад и вперед, держа на руках разное тряпье и выкликая покупателей:

— Вот, кто без штанов, подходи! Вот, кому одеяло! Продам недорого!

Некоторые, сложив в кучку свое тряпье, стояли тут же молча проходившие женщины и мужчины рылись в этом тряпье, встряхивая и разглядывая на свет.

— Что это они, Лень, с себя одежду продают, как наш дедушка Никич? — поинтересовалась Динка.

— Либо с себя, либо краденое… Тут и беднота, тут и жулики толкутся. Держись за меня, а то затрешься в толпу да еще потеряешься.

Динка со страхом вглядывалась в испитые, изможденные, а иногда и опухшие от водки лица и, протискиваясь за Ленькой сквозь толпу, крепко цеплялась за его штаны.

— Да ты держись за ремень! Порвешь штаны, кто отвечать будет? — недовольно говорил Ленька. Ой устал, на лбу его выступили крупные капли пота, руки занемели.

Они прошли птичьи ряды, где кричали и бились куры, которых хозяйки тащили прямо за ноги, головой вниз; прошли мясной ряд со столами, на которых было навалено горой мясо, а рядом стояли огромные пни, окровавленные и изрубленные сверху. Мясники рубили на них целые туши, с размаху опуская топор и брызгая на проходящих кровью и мелкими костями. Зеленые мухи целыми роями кружились над мясом и садились на лица покупателей.

— Фе… — затыкая нос и стараясь не смотреть, морщилась Динка.

Ей начинал очень не нравиться этот базар, от которого она так много ждала веселого. Она поднялась на цыпочки и окинула глазами площадь. По краям ее стояли лавки с посудой, на стойках шла бойкая торговля молочными продуктами, но везде была грязь и суета. Откуда-то доносились тянущие за душу голоса нищих, поющие голоса бродячих артистов, которые толклись в самом конце площади, около огромного шатра с бахромой…

«Это, наверное, и есть карусель», — подумала Динка и нетерпеливо дернула Леньку за ремень:

— Давай уже продавать, Лень!

— Иди, иди, — пробурчал Ленька.

Наконец остро запахло рыбой, и по обеим сторонам неширокого прохода появились рыбные торговки. Они сидели прямо на земле, расстелив рядом с собой мешки и разложив на них свежую рыбу. У некоторых рыба была еще живая, она била хвостом и, выскользнув из рук продавца, падала под ноги проходивших; жабры ее тяжело поднимались и стеклянные глаза пучились…

Ленька выбрал бойкое местечко и встал в ряд. Поставив на землю корзину, он тоже расстелил чистый холщовый мешок и начал раскладывать рыбу: окуньки, стерлядки, щуки и караси.

— Куда влез на чужое место? Ступай, ступай отсюда? Ишь нахальный какой! — затрещала вдруг над ухом толстая тетка в засаленном сером переднике и с рыбьей чешуей на таком же засаленном ситцевом платке. — Я здеся кажный день торгую, меня, слава богу, покупатель уж не один год знает, а он расположился, гляди! Ступай лучше, а то как швырану корзину, так и хвостов не соберешь!