Маленький, да удаленький - Сирге Рудольф - Страница 10

— Есть, есть! — возбужденно закричал юный рыбак.

Калью быстренько вытащил свою удочку на берег.

— Здоровая! Покачай! Дай-ка ей чуть-чуть дохнуть! — наставлял Калью — так, он слышал, говорили взрослые рыбаки, поучавшие друг друга.

— Не поддается! На дно просится! — посетовал Хенн.

Он двумя руками держал удилище, придерживая пальцем леску, постепенно отпуская ее, иначе здоровенная рыбина грозилась порвать тонкую, натянувшуюся до предела леску.

— В кувшинки не пускай!

Вода заходила буруном: что-то мелькало и плескалось у самой поверхности воды. Упершись ногами в землю, с раскрасневшимся лицом, Хенн изо всех сил удерживал удилище. Но тут Калью и Фомка увидели, как почти поднятая над водой огромная рыба метнулась и потянула леску в заросли водяных лилий, стараясь укрыться там и освободиться от крючка.

— Окунь! — закричал Хенн, словно звал на помощь.

— Тяни к берегу! А я спущусь навстречу!

Калью думал, что сможет ухватить окуня руками, если Хенн подведет его к отмели. Он кубарем покатился с откоса вниз — и земля, и трава сыпались перед ним в воду.

Фомка в это время был уже на полпути вниз. По голосам и движениям мальчиков он мигом догадался, что произошло нечто интересное. Он тут же забыл про мальков и, скользя, стал карабкаться наверх, чтобы успеть на помощь ребятам. Но глинистый берег был слишком крутой, а внизу, у самой воды, и вовсе размытый. Калью, придерживаясь за кочки и кустики, катился вниз. А пес, не находя на глине никакой опоры, сорвался и через мгновение — шлеп! — вверх тормашками свалился в воду. За это время Хенн сумел подвести окуня к подножию обрыва. Воды здесь было чуть выше колена. Калью опустился на песок и стал руками подгонять окуня к берегу, чтобы вытащить его из воды. Окунь отчаянно бился, разбрызгивая воду. Тут же барахтался Фомка. Как все случилось — никто толком и не разобрался: окунь вдруг вырвался у Калью из рук, а Фомка поплыл не к берегу, а на открытое место.

Оба мальчика растерянно смотрели на речку.

— Что там? — наконец нетерпеливо крикнул сверху Хенн.

— Пес! Фомка, черт бы его побрал! — послышалось снизу.

Хенн тут же почувствовал, что кто-то сильнее, чем окунь, так натянул леску, что удилище согнулось.

Хенн рассвирепел — его первая, поистине великолепная рыба! Но вместе с тем он едва удерживался от смеха — на удочке у него оказались разом и рыба, и собака! Но ему не пришлось долго раздумывать.

— Давай вниз! Фомка завел леску в ивняк! — позвал Калью.

Обдирая колени, держа удилище в одной руке, другой цепляясь за чахлые кусты, он через минуту уже стоял по колено в воде. И то, что он увидел, заставило его от души расхохотаться. Прежде всего, его первая большая рыба. Очумелый полузадохшийся окунь ритмично высовывался из воды по мере того, как Фомка загребал лапами. Потом рыба стоймя поднялась над водой и, медленно шевеля плавниками, словно она летела, двинулась в сторону обрыва. Калью суетился, пытаясь ее ухватить. Но окунь был большой — четверти две длиной — и довольно широкий. Острые плавники торчали, как иголки. Мальчику никак не удавалось поймать его. Да это было и не важно. Потому что рыба уже висела над кустарником и, даже если бы сорвалась, то, падая, все равно не угодила бы в воду. А Фомка? Он проплыл несколько метров против течения, в глазах у него застыл ужас: леска крепко скрутила лапы. Плывя таким образом, он тянул за собой прицепившуюся к обломанной ивовой ветке леску, поднимая окуня, как лебедкой, все выше и выше над водой. Словно знал, что пойманную рыбу нужно вытащить на берег.

— Молодец, Фомок-Дружок! Держись! — крикнул Хенн и, забросив удилище на обрыв, полез вверх за рыбой. На пригорке он прижал окуня к земле и на всякий случай навалился на него грудью, чтобы рыба не натворила чего-нибудь неожиданного А сам с колотящимся сердцем разглядывал добычу. Голова у окуня был с кулак, рот почти такой же большой, как у Фомки. На спине красовался плавник с острыми, как острога, иголками. Ах какая красавица рыба: зеленоватая с оливковым отливом спинка, серебристо-блестящие бока с зеленоватым оттенком, крупная перламутрового цвета чешуя, темно-красные плавники. Даже жалко такую красотищу в мешок заталкивать, а потом жарить на сковородке. Но рыба есть рыба. И Хенн стал потихоньку приглядываться, как бы снять окуня с крючка. Сделать это было непросто, особенно здесь, на крутом обрыве. Как только мальчик дотрагивался до рыбы, она начинала суматошно трепыхаться. Наконец подоспел на помощь Калью. Он принес мешок, и они вдвоем затолкали в него рыбу. Тут выяснилось, что окунь глубоко заглотил крючок и, чтобы его вытащить, придется рыбу разрезать. Но у мальчиков не было времени, и они просто-напросто оторвали леску.

— Этот на килограмм потянет! — восхищался Калью.

— Послушай, а где Фомка? — испуганно огляделся Хенн. Он только сейчас вспомнил, что после захватывающей ловли пес с обмотанными леской лапами остался в реке.

Отбросив мешок, они снова кинулись к берегу. Внизу, под обрывом, выставив передние лапы на сушу, стоял в воде Фомка и, поскуливая, умоляюще смотрел на них. Здесь было довольно глубоко, берег же слишком крутой и скользкий. Сил выбраться самому у Фомки не хватило, и он звал их на помощь.

— Подожди, рыбачок ты наш! — крикнул Хенн и опрометью кинулся вниз.

Он поднял Фомку за загривок и вытащил на берег. Но по земле Фомка передвигался еще хуже, чем в воде. Крепкая леска туго обмоталась вокруг лап и шеи. Он беспомощно повалился набок и, не поддержи его Хенн, снова скатился бы в воду. В конце концов Хенну ничего не осталось, как взять Фомку в охапку и, цепляясь одной рукой за кусты, отнести его наверх. Здесь они долго распутывали леску, прежде чем удалось вызволить Фомку. Мокрый, он не мог держаться на месте и постоянно вырывался. Но ребята все-таки успокоили его и сумели закончить начатое дело.

— Ты стал отрывать леску вместе с окунем и резко притянул Фомку к берегу. Так оно и было, — объяснял Калью.

— Гав-гав! — обрадовался вырвавшийся на свободу Фомка и, отряхиваясь, обежал первый круг возле юных рыбаков.

— Ну и Дружок! — Хенн хотел погладить Фомку и припустился за ним. — И окуня вытащил, и леску спас. Ах ты, Фомок-Дружок!

— Да, как знать, удалось ли бы нам самим добыть этого великана, — добавил Калью. — А вот Фомка вытащить помог.

— Не было бы счастья, да несчастье помогло, правда, Фомка?

Но Фомке некогда было рассиживаться с ребятами. Шерсть его была мокрая и грязная. Он отряхивался так тщательно, что разлетевшиеся брызги разноцветными крохотными радугами вспыхивали вокруг него. А потом опять бегал кругами — старательно сушил себя.

— Пусть порезвится, не то еще простудится, — решили ребята и принялись снова налаживать снасти. Мальчики вошли в азарт и хотели во что бы то ни стало продолжать ловлю. Хоть до самого вечера. Ведь клюнул окунь, большой окунь, И черви остались. Что еще? Насаживай червей да закидывай удочку. Но если они распугали рыбу в этом омуте и больше здесь ни одна не клюнет, придется искать новое место. Уж коли окунь клюет здесь, то и в другом месте клевать будет. Так рассуждали мальчики, распутывая очередной узел и наматывая расправленную леску на спиннинг. Вечер надо использовать с толком.

Так же думал, по-видимому, и Фомка: хоть и случилась неувязка, хоть и промочил он свою шубу, не стоит из-за этого огорчаться. Надо бегать и играть, покуда не обсохнешь.

И, набирая скорость, он все шире разбегался, отклоняясь то вправо, то влево, подпрыгивал, терся спиной о сухую корягу и, отскочив в сторону, снова описывал круг. Так незаметно даже для самого себя он довольно далеко отбежал от мальчиков и очутился у ольшаника на краю пастбища, которое отделяла от луга старая, в некоторых местах уже повалившаяся ограда из колючей проволоки. Этот проволочный забор, кое-где прибитый прямо к деревьям, местами провис и валялся на прошлогодней траве, а то и на высоком жнивье. Там его почти не было видно. Заржавевшая проволока совсем сливалась с пожухлой травой. Обсушиваясь, Фомка с разбега врезался в клок сена, чтобы обтереться. Но, даже не успев повернуться на спину, он почувствовал, как что-то острое впилось ему в бок. Движимый инстинктом, он резко отпрыгнул в сторону, но там его обхватили еще больнее. Словно кто-то вонзил в него свои острые зубы. Чем больше он барахтался, тем сильнее впивались скрытые в засохшей траве колючки, тем безнадежнее запутывался он в проволоке. Наверное, когда-то здесь скрутили часть ограды и всю эту кучу выбросили в кусты. Фомка попал в западню из колючей проволоки и теперь не мог двинуться ни взад, ни вперед. Он рассердился и стал зубами хватать невидимого страшного обидчика. Но тот был крепкий — зуб его не брал. Мало того, Фомка поранил язык и расцарапал пасть. Пыхтя и щелкая зубами, он суетился один в кустах, огрызался и визжал и все безнадежнее запутывался в колючках…