Памирская быль - Жариков Андрей Дмитриевич - Страница 10

НЕВЕСТЫ ЖДУТ СОЛДАТ

Уже темнело. Паша гладила халат, когда зашла к ней Маша Албул. Маша была в сарафане, усыпанном цветочками, и совсем не походила на себя, одетую в солдатскую форму. Стройная, изящная, пожалуй, даже на вид, — хрупкая.

— Как замечательно у тебя, Пашенька, — поворачиваясь на каблучке, восхищалась она. — Уютно, чистенько.

«Почему Маша такая веселая? — подумала та. — И почему пришла так поздно?»

Сама сдержанно улыбалась.

— Ну, чего уж там… Конечно, не сравнишь с общежитием. Своя комната совсем другое дело.

— Да нет, просто восхитительно! Только зачем эти засохшие рыжие ландыши?

— Виктор перед отъездом оставил. Зашел в аптеку и оставил на память. Пусть, говорит, стоят до его приезда.

— А мой Александр ничего не оставил. — Маша села на единственный в комнате стул и, словно ее визит был случайным, сообщила: — Да, ты, конечно, слышала — сегодня по радио передавали о наших ребятах?

— Неужели?! — удивилась подруга. — Как же я прозевала! Когда?

— По «маяку», совсем недавно.

— Не тревожь сердце, говори, что передали? И еще молчит..

— Спортсмены-парашютисты впервые в истории опустились из стратосферы на пик Ленина… — повторила Маша слова диктора.

— Ой, как же я не слышала? Машенька, это же хорошо!

— Кто знает? Слишком скупо сообщили. Уж я-то на больших соревнованиях сколько раз была. О таком прыжке надо под салют передавать. Пойми: впервые в истории… Это не шутка!

— А почему так скупо? — насторожилась Паша. — Может, какие-то неудачи?

— Все может быть, — неопределенно ответила Маша, пожимая плечами. — А знаешь, давай сходим утром в штаб? Расспросим, как и что.

— Идем сейчас! Вот чует мое сердце, что там с Виктором что-нибудь!

— Сейчас поздно, в штабе уже никого нет.

Паша вздохнула.

— Я так обидела его перед отлетом на Памир…

— Ты обидела. А я? Я своему столько наговорила…

И пошел откровенный девичий разговор. Подруги поделились в тот вечер сердечными тайнами, и обе немного пожурили своих женихов: почему бы ребятам не известить их телеграммой, как завершился прыжок? Ведь ничего секретного в этом нет, если даже по радио сообщили. А может, потому и не решились послать телеграмму, что случилось какое-нибудь несчастье?

Девушки мечтали. Как сложатся их судьбы после возвращения ребят с Памира? Маша, например, твердо знала, что они с Александром поженятся — договорились уже. За Пашей Виктор давно ухаживал, но о женитьбе разговора пока не заводил. Может, не успел. А может, не спешил обзаводиться семьей, потому что помогал сестренкам и братьям. Но ведь вдвоем-то легче заботиться о них!

Долго беседовали в тот вечер девушки. Они бы согласились своими руками отвести беду от любимых, если б это было можно. Впрочем, обе верили: все закончилось благополучно.

Утром, как было условлено, подруги пошли в штаб. Но узнать что-либо не смогли, потому что сообщения с Памира еще не поступали.

РАССКАЗЫВАЕТ ЛЕОНИД АСАЕНОК

— Отделившись от самолета, я почти тут же ощутил знакомый рывок. Надо мной, как цветок, распустился купол парашюта. Я быстро отыскал глазами площадку для приземления и развернул щели парашюта по ветру.

Заметил внизу дымовую шашку. По направлению дыма определил, что внизу ветер дует в обратную сторону. Проверил снос, затем решил тормозить. Это значит — поставить щели против ветра. Иначе меня могло утянуть далеко от площадки. Только затормозил, как увидал перед собой раскрывшийся парашют соседа. В мгновение ока мы сошлись, и меня резко качнуло потоком воздуха. Я проскочил между строп парашюта своего товарища. Крикнуть ему ничего не мог — мешала кислородная маска. Мой парашют погас, стропы перехлестнулись, и я завис вниз головой. Перекосившись, купол парашюта Михеева тоже загасал, и нас начало вращать со страшной силой. Мы, как штопор, ввинчивались в упругий воздух. Земля быстро неслась навстречу. Падали мы на каменистый участок гор. Я понял: если освобожу стропы Михеева, парашют его станет меньше нагружен и быстро наполнится воздухом. Без промедления нажал на замок автоматической отцепки. И как только отделился от основного парашюта и начал свободное падение, дернул за кольцо запасного. Мелькнула тревожная мысль: успеет или не успеет раскрыться запасной парашют? И вот меня встряхнуло, я завис над камнями.

Посмотрел вверх. Михеев Боря спускался плавно. В его стропах безжизненно трепетал оставшийся мой основной парашют.

Стоит ли рассказывать о радости, которая нас охватила? Это передать невозможно. Меня немного знобило. В то время я еще не мог оценить всего случившегося. Тут начали меня обнимать товарищи. Я расцеловал Бориса. Молодец он, не растерялся. Если бы он покинул основной парашют, то были бы потеряны секунды для моего отделения. Борис только и сказал мне: «Я знал, что ты именно так и сделаешь».

Через шесть часов мы были уже в лагере.

Размышляя о том, как мне удалось найти выход из такого сложного положения в воздухе, спасти себя и товарища, я с благодарностью вспоминал своих наставников — мастеров парашютизма, научивших меня выдержке, находчивости, высокой технике прыжка…

Не могли не прийти на память и самые первые шаги моего приобщения к этому захватывающему виду спорта. А было это так. Работая на производстве, я стал членом клуба ДОСААФ. Сначала прошел годичную теоретическую подготовку. Потом начал прыгать. Незабываемый момент в жизни каждого парашютиста — первый прыжок с борта самолета.

Назначен день, час, минута… «Пошел!» — кричит выпускающий над самым ухом. Сильно отталкиваюсь левой ногой от среза двери — и мартовский, еще морозный ветер бьет в лицо, в ушах свист, земля наклонилась набок. Вдруг что-то сильное дергает за плечи, наступает необыкновенная, незнакомая тишина. Внизу все сказочно красиво. Вдали виден город, за ним лес, справа поле, слева селение и дымящий завод.

Я посмотрел вверх и увидел над собой упругий квадрат парашюта. «Если бы вот так спускаться весь день…» — первое, что пришло на ум. Душа ликовала, даже запел песенку из кинофильма «Любовь и мода»: «Вот лечу я высоко над землей…» Посмотрел вниз, увидал на снегу черный крест. Горизонт опускался все ниже и ниже, и земля уже бежала навстречу. Все было так, как учили.

— Ноги вместе! — послышалось с земли.

Напряг ноги, вытянул их немного вперед, почувствовал жесткий толчок и тут же свалился на бок.

Было совсем не страшно… Подбежал сероглазый чубатый Толочко Саша, поздравил с первым «самым главным» прыжком.

— Ну, как сердечко? — спросил он, улыбаясь, довольный за меня.

— Екнуло малость, — искренне признался я. — А потом так хорошо стало, готов был весь день прыгать.

— Поздравляю! — он прижал меня сильными руками к своей груди.

В тот день поздравлений было много. А мать, так сильно переживавшая эти «страшные минуты», прослезилась. И как я ни возражал, помогла мне раздеться, сама меня, как маленького, умыла своими шершавыми натруженными руками и усадила за празднично накрытый стол…

Мастерство свое я совершенствовал в аэроклубе. Уже через три месяца получил разрешение на затяжной прыжок. В воскресный день мой лучший товарищ Саша Толочко, который всегда щедро делился своим спортивным опытом, должен был совершить сотый прыжок. У парашютистов это большое событие. Саша покорил нас, молодых, красотой выполнения прыжка. Он падал, слегка прогнувшись в спине, расставив, как крылья, руки Потом на заданной высоте раскрывал парашют и приземлялся прямо на крест. Многочисленные зрители награждали его аплодисментами. Мы, конечно, завидовали.

Итак, мне был назначен затяжной прыжок. Нужно было падать десять секунд, не раскрывая парашюта. Когда самолет пролетел над окраиной Минска, я увидел свой дом. Знал, что мать очень волнуется. Сердце немного защемило, словно предчувствуя беду. Не давала покоя мысль, что купол парашюта укладывал не сам, а товарищ по аэроклубу. Вдруг что не так сделал?