Не одни на всей планете (СИ) - "Андрромаха" - Страница 11

- Пустите-ка меня, - и вышел в «холодный предбанник».

Слушатели восхищенно застыли.

- Певе-е-ец! – выдала, наконец, Ленка. – Вот тебе, Тань, повезло! Держись за него крепче! Заберет тебя в город, будешь каждый день романсы слушать и на машине кататься!

За столом засуетились, потянулись наливать под новый тост. Мишка, не оборачиваясь, вытер слезы и лихорадочно пытался надумать: что делать дальше? Ясно, что Олег наладился уйти с Танькой. Подумать, на секунду представить, что он ляжет на нее, что отдаст ей то, что должно было принадлежать только Мишке, было страшно! Но как его остановишь? Попросить? Не послушает! Встать на колени? Ну, не здесь же! Позвать на минуту в дом? Не пойдет! Стерпеть, отпустить, смириться? Нет, это так больно, что не вынести! Он так ничего и не решил. Дверь распахнулась, и зашел Олег – уже полностью одетый.

- Всё, ребят! Спасибо за компанию. Я - спать. Посидел бы, но завтра Самсон в семь утра поднимет, будь он трижды неладен со своим огородом!

К Олегу обернулись, загалдели:

- Да ладно тебе! …Только сели! …Работа – не волк!

Олег засмеялся:

- Не волк, не волк! Самсон обещал мне баньку, рыбалку и хорошую компанию. А сам лопату дал и поле показал – от крыльца и до дальнего леса.

В ответ посмеялись. И только Танька вскочила, придерживая простыню и напряженно сдвинув брови, решая спешно, что сказать, чтобы уйти прямо сейчас за кавалером. Олег всем пацанам пожал руки, подмигнул:

- Девчонкам – пламенный! – и перегнулся к Таньке через стол, притянув к себе для поцелуя ее руку: - Танюш, был счастлив познакомиться! Всем - спокойной ночи! – и ушел.

Танька выскочила было из-за стола. Но Мишка, изо всех сил сдерживавший торжествующую улыбку, словно ненароком, загородил ей дорогу, говоря насмешливо и снисходительно:

- Ну, куда намылилась? Девушка у него есть в городе, понятно? Кристина. Очень красивая. И вообще – ему худенькие нравятся.

Санька присвистнул:

- Кремень мужик! И бабе его повезло…. Ладно, давайте «вздрогнем»: чтоб нас хватало и на огород, и на девчонок!

Мишка подсел к столу, чокнулся пивом. Выжидал, пока можно будет незаметно уйти, не вызывая подозрений. Когда в последний раз пошел в парилку, за ним втиснулась Валька. Скинула простыню, качнула голым задом.

- Самсон, попарь меня!

Он оглядел снизу вверх неаккуратный курчавый треугольник между ног, худоватые груди и пьяненько блестящие глаза. Доступная и голая, она слишком напоминала о студии. Только там девки были ухоженные, напомаженные к каждой съемке визажистом и парикмахером. А Валька, с наивной уверенностью в своей неотразимости и не сегодня бритыми ногами, казалась плохой пародией на московских актрис.

- Валь, отцепись от меня, а? – с ленцой ответил он.

Друзья уже «наклюкались». И, когда Мишка собрался уходить, не сильно возражали. Данила только хмыкнул:

- Совсем городские в коленях слабы!

- Ну да, я - отвык! – не стал спорить Самсон. – Но там, знаешь, какая водка дорогая?! Там пить по-нормальному – никогда на машину не накопишь!

Парни заткнулись. Что на такие слова возразишь!?

- Ладно, бай-бай! - он повернулся к Даниле: - Закроешь здесь всё, хорошо?

В доме было темно. Бабка, видно, спала. Олегу постелили в «каморе» - тесной комнате с иконами в углу, широкой кроватью и сундуками с бабкиными «богатствами». Туда обычно селили гостей, поэтому дверь каморы закидывалась на щеколду. Мишка толкнулся в дверь: было закрыто. Негромко постучал: не ответили. Тогда он набрал Олегов номер с телефона. Голос друга откликнулся устало:

- Что?

- Открой, поговорим.

- Нет. Не сегодня.

- Ну, пожалуйста!

- Оставь меня в покое.

У Мишки руки тряслись - так хотелось к Олегу.

- Олег, я дверь сломаю!

Олег ответил сердито:

- Ломай, если такой идиот.

И отключил телефон. Сколько ни набирал Мишка номер, бесстрастный голос твердил «Абонент недоступен». Если бы дома не было бабки, Мишка, может, правда начал бы ломать дверь. Но при ней?... Таким идиотом он все-таки не был.

Он лег ничком на свой топчан. В памяти всплывало раз за разом:

«Я тебя… никогда… не увижу,…

Я тебя… никогда… не забуду»…

«Неужели уедет?» Плакать не хотелось. Хотелось разбить голову о бревенчатую стену. «Урод!» - шептал он сам себе. – «Зачем она нужна была тебе, придурок?! Сам вон как взвился, когда Олег Таньку целовал!» Он вспомнил Олегову руку, как она мяла простынь на Танькиной груди. «Как у него ладони, интересно? Ведь натер же лопатой!» Он не выдержал, снова достал телефон и нажал кнопку повтора последнего вызова. «Абонент недоступен…»

«Черт! Трезвоню «бывшему», как тёлка!» Бросил телефон на подоконник, укутался в одеяло и стал вспоминать руки Олега. Какие, наверно, на нежных ладонях сейчас вздулись погрубевшие бугорки от лопаты…. Как он мог бы целовать их сейчас…. Как он будет их целовать обязательно завтра…. Рука скользнула в трусы. Минут через пять он затянул к себе под одеяло футболку, накрыл ею член и кончил, шумно выдохнув. Последняя картинка, которую он удержал в памяти перед оргазмом, были пальцы Олега, уверенно перебирающие струны гитары, и его левая рука, нежно обнимающая гриф.

Спал Мишка плохо. И сны ему снились плохие. А уже утром, после рассвета, вплыл в его сон бабкин говорок: то ли она с кем-то прощалась, то ли ругалась. Мишка вскинулся: со сна показалось, что это уехал Олег. Обмирая от мысли, что он не знает его костромского адреса и никогда больше его не найдет, Мишка, как был босой, выскочил в сени, заколотил кулаком в запертую дверь каморы. Голос бабы Зои донесся с улицы. Мишка метнулся на веранду и, откинув занавеску, увидел, как бабка выгоняет коз через калитку. Вернулся к каморе, ломанулся в дверь плечом. В этот раз дверь распахнулась. Сонный Олег в одних трусах стоял, озадаченно сдвинув брови:

- Что случилось?

Мишка шагнул к нему. И сразу, у порога, опустился на колени, обвивая крепким объятием Олеговы ноги.

- Лёль, прости меня, пожалуйста. Я без тебя умру!

- Прекрати. Вставай! – насупился Олег.

Но Мишка мотал головой, прижимался лбом к худым голым ногам, потом начал покрывать их поцелуями.

- Хочешь – бей! Хочешь – гуляй! Всё терпеть буду, только прости!

Олег вздохнул, нагнулся и потянул его вверх под мышки.

- Хватит. Иди сюда, - голос его дрогнул мягкими нотками: - Сказал: вставай!

Мишка поддался, позволил поднять себя. Олег, не выпуская из руки Мишкиного запястья, задвинул щеколду и потянул испуганного, дрожащего мальчишку в уютное логово постели.

Мишку трясло. Может – от холода. Может – от напряжения, которое каменело под ложечкой третий день. А, может, оттого, что мир слишком стремительно поменялся вокруг. Минуту назад – ужас потери, ледяной пол веранды, безнадежно запертая дверь. А теперь - в неверном свете раннего утра - мягкие бабкины перины, вышитые мережкой подушки, теплая рука Олега, властно сжимающая Мишкино запястье…. Олег уложил его головой на изгиб своего локтя и наклонился близко-близко к его лицу.

- Трахался вчера, когда я ушел?

Мишка замотал головой:

- Нет! Ты что?! За кого ты меня держишь?! – он попытался подняться, но Олег приставил к его носу свой небольшой, но плотно стиснутый кулак:

- Лежааать! Не рыпаться! А позавчера? Трахался?

- Да, - еле слышно выдохнул Мишка.

- А совесть где оставил? Дома, в Новгороде?

- Дома,… - всхлипнул Мишка, потом торопливо заговорил: - Олег, мой дом – там, у нас. Я – не Самсон. Я – Миша! Я - не буду больше, правда! Ты меня прости. Я – дурак, не знаю, как такое вышло. Это был первый и последний раз. Поверь, пожалуйста!

- Я – ревнивый! – прошептал Олег.

- Я понял, - Мишка с силой прижался виском к его руке.

А Олег продолжал наставительным тоном:

- Если мы вместе, то – вместе. И нечего по подворотням шляться! А если тебе всё равно с кем, со мной или с первой попавшейся бабой, которая даст, то….

- Нет, Лёль. Не надо! Мы – вместе. Я - твой!