Опасный спутник - Нортон Андрэ - Страница 23

Твердая коричневая корка на них исчезала, разлетаясь как пыль. Мое тело, с которого сняли этот панцирь, было по-прежнему коричневым, но кожа была такой, как всегда. И хотя руке все еще было холодно, у меня не возникло желания выбросить веточку. Вместо этого я прикрепила ее к ремню.

Оомарк снова отступил.

— Выброси, туда, откуда она пришла! — Он указал на утихшее дерево. — Она тебе навредит!

Я согнула пальцы и с благоговением и благодарностью посмотрела на нормальное тело.

— На такой вред я пойду с радостью. Видишь, Оомарк, моя рука опять такая же, как и всегда!

Он закричал и убежал от меня, будто от того волосатого существа. Может, я теперь ужас, преследующий его…

Глава 9

Он без труда ускользнул от меня, рванув прочь, не обращая никакого внимания на мои приказы, за которыми последовали просьбы. Скорее даже, он бежал так, будто точно знал, где хочет скрыться. Меня поглотила мысль, что его дезертирство убьет сразу двух зайцев: не только я потеряю ребенка, за которого несу ответственность, но и сама потеряюсь без проводника.

Кое-как мне удалось не терять его из виду — он уже почти миновал последний холм. Дальше тоже попадались холмы, но уже более покатые, менее заметные.

Оомарк не обогнул их, а наоборот, бросился прямо к ним. Поросшие густой растительностью, они возвышались с обеих сторон, скрывая его от моих глаз. На бегу я размышляла — может, я как раз среди руин некогда великого города? Если так, то немного же осталось от его стен и строений.

То тут, то там небольшими рощицами виднелись деревья с фиолетовыми плодами зла — хотя выглядели они как-то сморщенно. Много плодов попадали с веток и гнили в траве, мучая ноздри поднимавшимся зловонием.

Вообще, чем больше виднелось таких деревьев, тем, как выяснилось, все сильнее я задыхалась и кашляла, так что пришлось умерить бег. Теперь я потеряла из виду Оомарка, который исчез за барьером тумана.

Выкрикивая его имя, я снова бросилась бежать со всех ног. Но в ответ доносилось только искаженное эхо моих слов, будто исторгнутое губами, никогда не произносившими человеческой речи. Потом я услышала шлепок, карканье — и посмотрела налево.

Там росло несколько фруктовых деревьев; в них, под ними, расхаживали вразвалочку, сидели на насесте и кормились какие-то пернатые. Вернее, это сначала они показались мне пернатыми, пока я не разглядела их получше. У них были когтистые чешуйчатые лапы, как у домашних птиц. Но на них держались желтые тела, заканчивающиеся длинными мягкими хвостами. Шеи, не столько длинные, сколько гибкие, заканчивались заостренными головами, на которых красовались четыре то ли рога, то ли белый хохолок, отчего у существ был такой вид, будто они носили маленькую корону. Красные глаза, казалось, светились. Резко заостренные крылья были покрыты широкими желтыми крупными перьями. Сами существа явно были раздражительного нрава: хлеща друг друга хвостами, угрожая когтями и клювом, они боролись за гниющие фрукты.

Хотя размера они были небольшого, была в них какая-то враждебность, не обещавшая ничего хорошего тем, кто привлечет к себе их внимание. Я резко замолчала, и поспешно прошла дальше, не сводя с них глаз даже после того, как отошла — меня не оставляло неприятное чувство, что они только притворялись, что так погружены в трапезу, а на самом деле были готовы в любую минуту погнаться за мной.

Должно быть, именно тогда, когда я так сосредоточилась на этих летающих созданиях, я и потеряла последнюю надежду догнать Оомарка. Совсем вскоре я наткнулась на развилку дороги, по которой шла. На этом густом торфе невозможно было найти хоть какие-нибудь следы, подсказывающие, какую из дорожек выбрать.

И туман, и возвышавшиеся курганы и холмы ограничивали мне поле зрения. И, кроме того, две дорожки из трех — та, что шла вперед, и другая ведущая налево, немного изгибались, так что не было видно, куда они ведут. Возможно, именно поэтому я остановила свой выбор на правой тропинке, которая, казалось, шла прямее.

Только вот дальше эти кучи торфяных развалин — или чем бы эти насыпи ни были — становились все выше и выше, пока не стали выше человеческого роста. А дорога все-таки свернула. Я время от времени останавливалась, прислушиваясь, надеясь уловить какой-то звук, подтверждающий, что я сделала правильный выбор. Именно во время одной из таких остановок я заметила оцарапанное местечко, где торф был оторван от камня — свидетельство того, что кто-то — или что-то — этим путем все-таки проходил.

Он попался мне на глаза, потому что камень под ним светился так, что это было заметно даже в полусвете, в сумерке среди холмов. Я подошла поближе, надеясь обнаружить отпечаток ноги, и свечение превратилось в серебристое сияние.

Но это был лишь стертый след, ничего мне не говорящий, разве что недавний; хотелось верить, что оставил его Оомарк.

На первом же повороте я увидела, что мой путь превратился в приводящий в замешательство лабиринт дорожек, петляющих вдоль и поперек возвышающихся холмов, многие из которых покрывала мрачная тень. Я начала опасаться, что найти того, кто захотел здесь затеряться — просто невозможно. Дорога разветвлялась снова, и снова она была корнем, давшим бесчисленные маленькие побеги. Потом и она сузилась и почти исчезла.

Я остановилась. Холмы, стеной окружавшие меня, были почти в два раза выше моего роста, а опускающиеся сумерки были почти такими же мрачными, как и опасный период сгустившегося тумана. Мне не нравилось то, что лежало впереди — уж лучше вернуться назад и пойти какой-нибудь другой дорогой. Возможно, не выйду на след мальчика — на такую удачу я и надеяться не могла, — но, может быть, она выведет меня из этого потустороннего места.

Он действительно было потусторонним — в этом я готова была поклясться. Я была уверена, что что-то порхает сразу же за пределами моего поля зрения или крадучись шпионит за мной. Иногда мне слышался далекий призрачный шорох, как шелест легкого ветерка по сухой листве, отчего казалось, что я слышу шепот инопланетных существ. И еще — хотя нигде больше в этом мире я не чувствовала изменения температуры — здесь было теплее. Только это тепло не приносило уюта. Скорее, от этого казалось, что я иду по тонкому мостику безопасности над всесжигающими кострами.

Я облизала губы и подумала о воде. Ноги шли почти сами по себе, волочась по земле, а длинные тонкие пальцы извивались под повязкой, будто стараясь освободиться и вкопаться в почву, чтобы высасывать энергию, которая так напугала меня, когда я сняла ботинки.

И вот когда я повернулась отыскать путь назад, то в полной мере осознала всю свою недальновидность. Все извивающиеся дорожки были похожи как две капли воды, и я не была точно уверена не только в том, какая именно дорожка привела меня сюда, но даже и в направлении, откуда пришла. Я почувствовала себя в ловушке, а с осознанием этого на меня накатила волна паники, лишив самоконтроля. Я бросилась по ближайшей дорожке, и, когда она раздвоилась, по правой, а когда раздвоилась и она, то по левой; мое сердце бешено стучало, во рту было сухо от страха, голова еле соображала — так что в тот момент я была бы легкой добычей. Что я была в месте, враждебном моей форме жизни, я уже больше не сомневалась, точно так же, как не сомневалась, что за мной наблюдают — с внушающим ужас хихикающим предвкушением, таким, которому я не могла дать имени, для которого не могла вообразить формы.

Не было вещи, которая далась бы мне в жизни тяжелее, чем заставить себя в тот момент остановиться, задыхаясь, и действительно посмотреть вперед, и принудить свой мозг отвергнуть эмоции. И правда, все дороги выглядели одинаково, но я неистово боролась с паникой. И все никак не могла успокоить ноги. Они колотились и копали землю, будто жили своей собственной жизнью, не подчиняясь моим приказам. А желание разорвать повязки, которые я с таким трудом приладила, почувствовать землю, было таким неистово жгучим, что я не знала, выдержу ли.