По следам минувшего - Яковлева Ирина - Страница 20

Пожалуй, с выводами, к которым пришел С. В. Мейен, привлекая свои палеоботанические данные, нельзя не согласиться. «За последние 350–400 миллионов лет световой режим на Земле не испытывал серьезных колебаний. Солнце светило всегда, светило везде». Этот вывод и позволил нам написать о том. что обитатели древнего леса «грелись на солнышке».

И ЕЩЕ ОДНА ЗАГАДКА…

А растительный мир карбона предложил нам тем временем еще одну загадку. Дело в том, что растения каменноугольного периода только в очень относительной степени можно считать преемниками девонских. В основном они возникли заново, буквально заполонив собою сушу. И если в конце девонского периода древовидные растения только появляются (из них образовались немногие и маломощные прослойки каменного угля — самого древнего каменного угля на Земле), то в карбоне древовидные формы — властелины Земли. Причем расцвет наступает так мощно и стремительно, что возникает подозрение, а не замешана ли тут какая-нибудь тайная пока для нас причина. Уж очень похож этот стремительный расцвет на вспышку, на растительную революцию. Может быть, и впрямь избыток углекислого газа внезапно насытил атмосферу Земли? Или почвы стали гораздо плодороднее, благодаря деятельности свободного кислорода, который самым активным образом разрушал горы, разлагал химические соединения? Как видите, две почти противоположные точки зрения. Или дело в том, что к началу карбона океан отступил и его дно стало теперь плодородной сушей?

«Рогатый» стегоцефал диплокаулус жил в заболоченных водоемах Северной Америки в конце каменноугольной и начале пермской эпох, 280 миллионов лет назад. Эта амфибия с маленькими лапками и слабым хвостом плохо плавала и питалась преимущественно водными растениями. Длина диплокаулуса не превышала одного метра, а вот ширина головы была нередко до тридцати сантиметров. Боковые выросты черепа, как крылья планера, поддерживали амфибию при плавании в толще воды, а также служили защитой от хищников.

ОНИ БЫЛИ ВСЕМ ОБЯЗАНЫ ВОДЕ

Вряд ли кто-нибудь станет оспаривать, что вода дала Земле жизнь. Вода же оказала жизни неоценимую услугу, помогая ее воцарению на суше и пестуя ее по крайней мере еще добрых 70 миллионов лет. Не будь теплых мелководий, сырых тенистых лесов, душных болот, окутанных испарениями, — неизвестно еще, каким бы путем пошло развитие жизни на суше. Но судьба благоволила к потомкам рыб. Их мокрой коже не грозило пересыхание, и они могли дышать ею сколько угодно. Но кроме кожного дыхания, у них сохранилось жаберное и развилось легочное. Система дыхания у них была дублирована троекратно. Природа как бы подстраховала свои очередные создания, дав им возможность чувствовать себя привольно и в воде, и на суше. Но все же вода оставалась для них главной и первейшей средой существования, потому что икру они откладывали в воде. В воде жили их личинки, и, даже выходя на сушу, они без воды не могли дышать. Ведь кожное дыхание было у них основным.

…Влажный горячий воздух полон болотных испарений. Жара, духота и неведомые запахи царят вокруг. Крупные капли воды готовы сорваться с гигантских крыльев древовидных папоротников. Капли медленно сползают по чешуйчатым стволам сигиллярий, жемчугом осыпают тридцатиметровые хвощи. Вот легкий ветерок качнул опахала листвы, и дождь пролился над болотом.

Сорвавшиеся с дерева капли зарябили воду, из которой показалась плоская голова. И на берег вылезло существо, похожее на пестрого тритона, но с большого крокодила величиной. А из воды высунулась еще одна любопытная физиономия.

Эти забавные существа — первобытные амфибии-стегоцефалы, или «панцирноголовые». Они едят рыбу, не откажутся и от насекомых. Они мечут икру в воде. Врагов у них нет, и ничто не мешает их процветанию.

А солнце уже в зените, и зной становится нестерпимым. Вот у трухлявого пня что-то вроде куска отвалившейся коры. Но это не кора, а похожий на ящерицу стегоцефал задремал на солнышке. Спит глазок, спит другой, а третий, на самой макушке, не спит — все видит. Чуть мелькнет тень доверчивой стрекозы над его головой — мигом распахнется громадная пасть, и проглотит зазевавшуюся жертву хитрый стегоцефал.

Природа на первых порах позаботилась о том, чтобы стегоцефалы на суше не умерли с голоду, и снабдила их специальной железой. Железа эта выделяла клейкую жидкость. Стоило стегоцефалу открыть рот, а насекомому только коснуться этого рта, как оно уже было накрепко приклеено к языку. И стегоцефалу лишь оставалось проглотить добычу.

А в теплой воде извивались длинные гибкие тела амблиптерусов и теракантусов — змеевидных амфибий с красными пучочками жабер по бокам головы. С берега, с поваленных стволов деревьев, прыгали и исчезали в воде плоские неуклюжие существа — самая древняя родня наших лягушек и жаб.

Диссорофа относится к той линии древних амфибий, которая дала начало лягушкам и жабам. Спину диссорофы защищал панцирь из костяных чешуй, а барабанная перепонка лежала в глубине специального слухового раструба: видимо, этому крупному земноводному приходилось всегда быть настороже, чтобы избежать нападения хищников.

Примерно так текла жизнь в теплом каменноугольном периоде, в растянувшемся на несколько тысяч веков жарком лете. Кстати, сутки тогда длились 21 час, а в году было 390 дней.

Но в картине, изображенной нами, не хватает серьезного компонента. Речь идет о членистоногих. И роль их в карбоне так велика, что об этом нужно говорить особо.

ГИГАНТСКИЕ ЗАВОЕВАНИЯ ШЕСТИНОГИХ ГИГАНТОВ

Стегоцефал и стрекоза среди исполинских хвощей — уже привычный для нас «герб» карбона. И хотя каменноугольный период часто называют «веком земноводных», главная фигура в этом гербе все-таки стрекоза. Ведь амфибии и растения только продолжали начатое раньше освоение суши, а насекомые, пожалуй, самые «сухопутные» из всех наземных животных, появились именно в карбоне. Причем появились они очень своевременно.

Мы уже говорили, что две армии покорителей суши — амфибии и растения, оставались чужими. Между ними не было никакой связи. Лес давал хищным потомкам хищных рыб защиту от солнца, но не пищу. А без наземной пищи завоевание суши нашими предками, наверное, кончилось бы тем же, чем и началось — прокладыванием троп от болота к болоту. Были свои трудности и у леса. На суше круговорот веществ идет медленнее, чем в воде. Лесная почва истощается быстро. Чтобы росли молодые деревья, старые должны разрушиться и удобрить землю. Главными специалистами по разрушению древесины тогда, как и сейчас, были грибы и бактерии. Но в карбоне эти разрушители еще не совсем приспособились к новой для них наземной работе, а главное, у них еще не было могучих союзников, которые помогали бы им вторгаться в глубь мощных стволов или почти мгновенно переносили бы их от дерева к дереву.

В современных лесах все это и многое другое делают насекомые. Вот, к примеру, простой опыт: три месяца лежит в лабораторной склянке влажный, почерневший лист березы. Три месяца разлагают его бактерии. Лист все еще сохраняет свою форму. В другой склянке на такой же лист отложил яйца крохотный грибной комарик. Через три дня от листа осталась кучка трухи.

Когда насекомых еще не было, их пытались замещать многоножки. Но многоножкам далеко до насекомых, до их обилия, до их фантастической вездесущести, до их немыслимого многообразия. Специалисты относят многоножек к четырем классам трахейнодышащих. Крылатых насекомых — только к одному. Но во всех классах многоножек не более двадцати тысяч видов, а число видов в классе насекомых не менее двух миллионов. Короче говоря, насекомых в несколько раз больше, чем всех остальных обитателей суши и океана, всех растений и животных вместе взятых. Не удивительно, что один только дуб «обслуживают» 1 200 видов насекомых. Но эти существа живут и там, где нет никаких растений. В африканской пустыне Намиб не бывает дождей. В ней не растет ничего. Но ветер приносит за сотни километров растительную труху. Эта сухая пыль — единственная пища и питье жуков-чернотелок. Живут насекомые и в Антарктиде. Там они единственные высокоразвитые обитатели континента.