На крыльях магии - Нортон Андрэ - Страница 9

Когда тетя Ната и мама отправились на кухню налить эль и приготовить печенье для кузнечихи, как требовала вежливость, Арона подобралась к страшной женщине и рассказала ей о кошачьей шерсти. Кузнечиха не только внимательно выслушала ее, на нее этот рассказ произвел сильное впечатление.

— Она очень У-М-Н-А, — по буквам сказала она старшим родственникам Ароны. — Я с удовольствием взяла бы ее в подмастерья, если ей хватит силы. — Но потом печально добавила: — Но это слишком — просить, чтобы женщина пожертвовала свою дочь Искусству.

— Но почему твоя подмастерье должна отказываться от детей? — полюбопытствовала Арона, сочувственно взяв Нориэль за руку.

Нориэль поднесла палец к слезинке, неожиданно появившейся у нее на глазах.

— Я очень сильна, и фальконерам это не нравится. Они убивают слишком сильных женщин, — откровенно объяснила она. — Поэтому я должна держаться от них подальше. Ведь только они могут дать нам дочерей. Деревня просила меня пойти на это, а я люблю металл и потому согласилась. Но это очень тяжело.

Арона обняла женщину.

— Я буду твоей дочерью, и мамы тоже, и тети Наты, если они мне разрешат, — пообещала она. И так и было в течение всех этих лет.

Но сегодня Нориэль выглядела так, словно последние два дня у нее были очень нелегкими, а тети Наты нигде не видно. Рядом с матерью Ароны сидела женщина из пришелиц — Элен. Она вслушивалась в каждое слово. Как она может это делать, не зная языка, Арона не понимала.

— Как твои чужаки, тетя Нориэль? — поинтересовалась Арона, присаживаясь на крыльцо, как взрослая.

Нориэль усмехнулась.

— Эта Хуана! Суетлива, как мокрая курица, всегда из-за чего-нибудь готова взлететь к вершинам деревьев. Опекает Леатрис, как наседка на яйцах, и гоняет ее, как приставалу и сплетницу.

— А твоя новая подмастерье? — Арона почему-то очень интересовалась детьми этих пришелиц. Ей хотелось получше понять их. — Как я рада, что ты наконец нашла себе помощницу! Как ты думаешь, у нее получится?

Нориэль покачала своей обвязанной шарфом головой и рассмеялась.

— Осеберг хорошо работает у горна, — поделилась она, — но невероятная зазнайка. Ничего нельзя показать этой девушке: ее прежняя госпожа Моргат делала это гораздо лучше. В некоторых случаях это даже правда но заставить Осеберг слушать — все равно что заставлять мула. Иногда мне кажется, что она избалована, как принцесса, — продолжала кузнечиха. — Мать пользуется ее силой, как и готовностью Леатрис помочь. Но — Арона! — даже когда ясно, что ты будешь жрицей или хранительницей записей, разве твоя семья выделяет тебя? Разрешает не работать? Как будто то, что тебе предстоит делать, гораздо важнее и тебя нельзя утруждать остальным.

Арона присвистнула.

— Она такая испорченная?

— Такая испорченная, — подтвердила Нориэль. — Хотя и очень хорошая работница. — Ее широкие плечи затряслись от хохота. — Ну, я учу ее хорошим манерам. Может быть, из нее получится даже неплохая повариха и домохозяйка, хотя научить ее шить, очевидно, невозможно. Мать даже не собирается это делать! Когда я попыталась научить ее дочь, Хуана снова устроила припадок. Как я смею делать это, если не получилось у самой матери? — Она откинула голову и захохотала.

Арона усмехнулась, потом тоже рассмеялась, вспомнив свое столкновение с Эгилом. Из соседней двери показалась Ната, дочь Лорин. Она скривила нос.

— Эта Леннис! — взорвалась она.

— А что она сделала? — с искренней тревогой спросила мать Ароны.

— Выгнала в ночь своих гостей-чужаков. И рассказывает что-то невероятное: будто они приставали к ее дочерям, — кисло протянула Ната. — Старшая дочь незнакомки говорит другое. Объясняет, что Ролдин ущипнула ее сестру, а Леннис побила их обеих. Должна признаться, что я скорее поверю чужакам. — Сделав это поразительное заявление, она закуталась в шаль. — Я пообещала найти им другое место, прежде чем вмешаются моя мать и другие старейшие. А что у нас на ужин?

Цыплята, приготовленные необычным способом. Элен высокомерно улыбнулась, когда все набросились на еду. «Она действительно оказалась великолепной поварихой», — восхитилась Арона, взяв вторую порцию, потом третью. Куски окунались в масло и поджаривались на нем, как жареный хлеб. В качестве гарнира — мелко нарезанная репа в соусе с запахом цыплят. Новая идея и очень-очень приятная.

Арона снова почувствовала спазмы внизу живота. Ей теперь четырнадцать лет, и она подозревала, что это такое. Итак, ужасная ночь в гостевом доме не принесла плодов. Дело не в том, что она хотела ребенка. Пока она еще только ученица, а не хранительница записей. У ее матери, сестер и теть всегда найдется место для еще одной дочери, но это не то же самое, что иметь собственное хозяйство.

Ей не с кем будет делить ребенка. Вот в чем проблема. В деревне, где у всех девушек с детства есть лучшие подруги — правда, они часто меняются, — она оказалась слишком умна, слишком любопытна, слишком остра на язык и интересовалась тем, что остальным было неинтересно. Есть несколько девушек, которые ей нравятся, она им тоже нравится, но они никогда не были особенно близки.

Эгил умна и интересуется тем же, что и она. Конечно, Эгил ведет себя странно, и это тревожило Арону.

Но может быть, в конце концов они с Эгил станут сестрами-подругами. Это было бы хорошо. Она оставила записи неоконченными! Извинившись, Арона заспешила:

— Спасибо, мама и все остальные, но у меня дела в Доме Записей. Еще светло. Вы разрешите мне уйти?

— Конечно, дорогая, — согласилась Бетиас. Элен тоже что-то пробормотала.

Арона побежала по тропе к Дому Записей и столкнулась с Эгилом. Он схватил ее за руку.

— Куда ты торопишься? — вступил он в разговор.

— В Дом Записей, и если видишь, что я тороплюсь, то не нужно меня хватать, — раздраженно выпалила она. Он выглядел так, словно готов поспорить. Она схватила его за пальцы. — Не дразни меня, Эгил! Скоро стемнеет, а у меня еще много работы. — Он не собирался ее отпускать. — О, Эгил, тетя Ната как раз сейчас подыскивает новый дом для твоей семьи, — вспомнила она и подумала, не придется ли ей вырываться. К ее облегчению, он выпустил ее руку и поклонился, сказав:

— Спасибо. — И убежал.

Арона вернулась в знакомую комнату записей и зажгла свечу.

«Ролдин, дочь Ленине, обвинила Э-гилл, дочь Лизы, в нападении на свою сестру. Она предъявила это обвинение Нате, дочери Лорил, которая рассказала, что Лиза и Ленине ссорились из-за этого и Лиза ушла из Дома Леннис вместе с детьми. Они хотят новый дом. И просят об этом Нату, дочь Лорин. Э-гилл хочет ходить в школу».

Арона посидела, думая о теме следующей записи, потом неохотно решила, что все, касающееся чужаков, записывать, на случай если впоследствии старейшим придется выносить суждение.

«…Э-гилл также без всякой причины поцеловала Арону, дочь Бетиас, хранительницу записей, потом извинилась, но причины так и не объяснила, только сказала, что хочет с ней подружиться. Э-гилл также схватила ее за руки, хотя она торопилась по серьезному делу. Это грубый поступок. У них совсем другие манеры. Никто не знает, насколько они отличаются от наших».

Она заткнула чернильницу, подвесила свиток за утолки, чтобы он просох за ночь, и приготовилась ложиться. Ее предположение оказалось верным: ребенка у нее не будет. Конечно, впереди еще годы и новые посещения фальконеров. Возможно, если она захочет ребенка, ей в этом поможет Эгил. Это гораздо лучше, чем новое посещение фальконеров. Эгил станет прекрасной подругой, когда удастся научить ее хорошим манерам. ' Приятно будет иметь подругу, с которой можно поговорить. Может быть… Когда-нибудь…

Эгил, сын пекаря, задумчиво смотрел вслед Ароне. Нет, конечно, она особенная. Даже этот деревенщина Осеберг, сын кузнеца, не сводит с нее глаз. И распускает руки, если верно то, что слышал Эгил. Жаль, что он не подумал об этом, до того как ее поцеловать. Ну ничего, еще не все потеряно.

Осеберг уверен, что в этой деревне, где так много женщин и совсем нет мужчин, они получат любую девушку, какую захотят. Он не думает о том, что эти девушки привыкли к взрослым мужчинам, а не к мальчишкам, к тому же эти мужчины фальконеры. Конечно, у них есть преимущество: они здесь постоянно, а фальконеры наведываются редко. С другой стороны, они могут показаться девушкам слишком банальными по сравнению с далекими и загадочными фальконерами.