На крыльях магии - Нортон Андрэ - Страница 30

— Похоже, это то предание, что ты нам рассказывала в пещере, но написанное от лица Тсенгана Безумца, —заметила она.

Арона вытерла глаза и кивнула.

— Он часто говорил, что предание нужно рассказывать по-другому. — Она дала старейшим подумать над этим, потом отвела их наверх.

Большинство свитков самой Ароны было сделано ею в детстве. Взяв один из них, она взглянула на последнюю строку.

— Но ее изменили! — воскликнула она гневно. Старейшие всмотрелись. Арона указала на последнее слово.

— Я сама это писала и на каждом свитке добавляла:

«Я знаю это, потому что делала своими руками и видела собственными глазами». Но посмотрите! Теперь здесь написано: «Это смесь полной чепухи».

Эгил торопливо прикрыл рот рукой, но волосы на его верхней губе дрожали.

— Эгил, это уже не шутка! — с обидой закричала Арона. — Ты изменил запись!

— Откуда ты знаешь, что это сделал я, а не твоя хозяйка? Она выразила свое мнение о твоем свитке, — невинно сказал он.

— Какие еще записи ты изменил? — настаивала Арона. — О, уважаемые старейшие, теперь нам придется просматривать их все!

Старейшая мать вздохнула и отыскала для себя сиденье: спина у нее очень уставала, когда она стояла долго, а ноги начинали неметь. Эгил услужливо принес ей чашку травяного чая. Арона посмотрела на волшебницу, которая незаметно покачала головой. Госпожа Флори послала Ханну к госпоже Гондрин за едой и элем. Ароне пришла в голову новая мысль, и она в ужасе посмотрела на волшебницу. Несогласная кивнула.

— Старейшие, — предложила волшебница холодным ясным голосом, — это продлится больше, чем один день. Так как возник вопрос об изменении записей, я думаю, Арона и Эгил должны вернуться в дома своих матерей и жить там, пока мы не закончим, а комнату записей нужно охранять.

— Согласны, — протянула старейшая мать, кисло посмотрев на Арону.

В плотницкой Бетиас Арона не могла уснуть. Собственная постель казалась ей узкой и непривычной, теперь она принадлежала одной из маленьких дочерей тети Наты. Не сворачивалась в ногах маленькая рыжая кошка, не ходила по ее груди по утрам, заставляя встать. Сестры приставали к ней с вопросами, шумно просили во всех подробностях рассказать о происшествии и о том, как она собирается жить с Эгилом. Кармонт, дочь Элен, которая, вырастая, проявляла все признаки он-дочери, спросила, почему бы ей не выяснить, что нужно Эгилу, и не согласиться в обмен на то, чего хочет она.

— Потому что мы хотим одного и того же, — выпалила Арона. — Или — в другом случае — мы хотим прямо противоположного.

Она отодвинула стул и попросила разрешения уйти от обеденного стола.

— Мама, тетя Ната, тетя Элен, я не хочу есть. — Она убежала на крыльцо и заплакала, плакала о Марис, о себе, о записях и о том, что произошло с момента появления Эгила, дочери Элизабет, в деревне.

Если Эгил выиграет, что ей делать?

Она может жить здесь и ежедневно ходить в Дом Записей, присматривать за свитками. Эгил этого не позволит, но сможет ли он ее остановить?

Предположим, сможет. Тогда она украдет записи и спрячет где-нибудь. Но где? И если старейшие назначат его хранительницей, они заставят ее вернуть свитки.

Допустим, она спрячет их так, что никто не сможет найти, и откажется возвращать. Самое плохое, что с ней могут сделать, — изгнать. Безумная Бетия, убийца, была изгнана. Бабушка Ангхард сама себя изгнала, и Пелиел, Дочь Лаэли, и брат Джомми. Аста, дочь Леннис, сбежала с торговцами. Это одна из возможностей уйти от хулигана.

Если бы только ей удалось поговорить с Джомми! В записях говорится, что в изгнании ему было одиноко и страшно, но переносимо. Он ткач и без труда зарабатывал себе на жизнь. А как заработает на жизнь изгнанный Писец?

Неожиданно Арона села в постели. Он-торговец рассказывал о месте, где может жить писец и где записи в безопасности, там их никто не подумает изменять. Лормт! Ей даже показали дорогу туда. Может, торговец предвидел, что она будет изгнана? Это совсем страшно!

Но такого не случится. Старейшие ни за что не отдадут записи чужаку, человеку, который их изменяет, лжецу и хулигану, желавшему смерти старой хранительнице. Или отдадут ему его записи, а ей — ее. В этом есть смысл, почему никто не может его увидеть? Почему не согласились сразу?

Арона снова повернулась в постели. Одеяла кажутся спутанными, подушка комковатой. Голова у нее зудела. Она встала и принялась неторопливо расчесывать волосы. Старейшие примут разумное решение. Если нет, то последствия такие ужасные, что о них страшно подумать.

Дни проходили, и старейшие начали ворчать. Чтение свитков — тяжелая работа, и они стали обвинять Арону в своих неудобствах. Подошло полнолуние, и кто-то другой отвез продукты Джомми Мудрому. Эйна, дочь Парры, подарила Этилу собаку, и Парра была очень довольна, потому что девочка часами играла с ней. Этил назвал собаку Клыком. У Ароны начали сдавать нервы.

Но вот к ней обратилась госпожа Бирка:

— Арона! Подойди ко мне и скажи, изменено ли здесь что-нибудь?

Девушка подбежала к жрице. Длинным искривленным пальцем жрица указывала на последнее слово в последней строчке Сказания о Мирре-Лисе, записанное ее сестрой-подругой Вариной-Соколицей. Небольшой знак ударения был изменен. Но этого оказалось достаточно, чтобы изменилось все значение. Было: «Я считаю это правдой, потому что слышала от человека, достойного доверия». Стало: «Я считаю это неправдой, потому что слышала от человека, недостойного доверия».

— О да! — воскликнула Арона. Глаза ее наполнились слезами при мысли о таком святотатстве. — Запись изменена, и таким образом, чтобы изменить смысл всего сказания. Видишь?

Эгил, стоявший рядом, снисходительно улыбался.

— Ты уверена? Когда ты в последний раз читала этот свиток?

— Год назад. А что? Я их все помню наизусть, — возмущенно вскричала Арона. — Изменить мою запись ради шутки — да! Переписать старинное сказание для собственного удовольствия — да! Но изменить то, что написано давно? О, Эгил, как ты мог? — бушевала она. — И что еще ты натворил?

— Я отыскал запись самой нашей покойной хозяйки, — заявил он и картинным жестом протянул свиток.

В нем было написано: «Я глубоко разочарована поведением Ароны, дочери Бетиас, и поэтому называю Эгил, дочь Элизабет, своей преемницей в Доме Записей». — И подпись: Марис, дочь Гайды, хранительница. Еще ниже инициалы, которыми она обычно заканчивала запись. Почерк неуверенный, как и следует больной. Арона ошеломленно рассматривала запись.

— Это подделка! — закричала она. — Писала не она, а он, как бы ни было похоже!

Раула, дочь Милены, взяла Арону за руку.

— С нас достаточно твоей ненависти, молодая женщина. Что бы ты ни имела против новой хранительницы, направь свои силы на что-нибудь другое.

— Старейшие, — негромко заговорила волшебница, — тот, кто однажды изменил запись, чтобы добиться своей цели, может изменить и другие. Вы спрашивали меня. Я отвечу: следует верить Ароне и не верить Эгилу.

Старейшая отпустила руку Ароны и подозрительно посмотрела на волшебницу.

— С тех пор, как у нас появились чужаки, Арона совершенно переменилась. Трижды она прерывала собрания. Она написала свиток, в котором одни исправления. Она знается с волшебством, вместо того чтобы выполнять свои обязанности, и видит в делах связанных с родственниками Эгила, не больше, чем ты госпожа волшебница. Разве не ты встала между живущими в Доме Записей, вопреки воле его хозяйки? Ненависть Ароны к Эгил вызывает у нас напряжение которое мы больше терпеть не будем. А я опасаюсь, что пока они не помирятся, неприятности будут продолжаться. Какая из нее хранительница, если перед нами свидетельство самой ее умершей хозяйки? Неужели кто-то посмеет оспаривать ее предсмертную волю?

Волшебница попыталась говорить, потом посмотрела на лица окружающих и замолчала.

Старейшая Раула отыскала свое веретено.