Эмили из Молодого Месяца. Искания - Монтгомери Люси Мод - Страница 16

— А разве ты… Разве в твоей жизни, Илзи, никого нет?

— Послушайте лисицу, оставшуюся без хвоста![18] Нет, спасибо. Кроме того, можно, пожалуй, и не скрывать… Мне ужасно хочется честно во всем признаться. Для меня никогда не существовало никого, кроме Перри Миллера. Но ты глубоко впустила в него свои коготки.

Перри Миллер! Эмили не могла поверить собственным ушам.

— Илзи! Ты всегда смеялась над ним, страшно злилась на него.

— Естественно. Он так мне нравился, что я приходила в ярость, когда видела, каким дураком он себя выставляет. Я хотела гордиться им, а он всегда заставлял меня его стыдиться. Ох, бывали моменты, когда он злил меня до того, что я была готова откусить ножку стула. Ты думаешь, если бы я была к нему равнодушна, для меня имело бы значение, каким ослом он себя выставлял? Я никак не могу покончить с этим… Вероятно, это и есть то самое, вошедшее в поговорку, «безрассудство Бернли». Наши чувства никогда не меняются. Ох, я так и бросилась бы к нему… Может быть, еще и брошусь, несмотря на селедочные бочки, Стоувпайптаун и все прочее. Так-то вот. Но ничего. Жизнь вполне выносима и без него.

— Возможно… когда-нибудь…

— Не выдумывай. Эмили, я не потерплю, чтобы ты выдавала меня замуж. Перри никогда обо мне и не вспоминал… и никогда не вспомнит. И я не собираюсь вспоминать о нем. Помнишь старый стишок, над которым мы смеялись на последнем году учебы в школе, думали тогда, что все это чушь?

Что ж, я закончила учебу. Теперь на несколько лет для меня главное — карьера. Когда-нибудь, смею думать, я все же выйду замуж.

— За Тедди? — Эмили была готова откусить собственный язык в тот миг, когда это имя сорвалось с него.

Илзи бросила на нее долгий, испытующий взгляд, который Эмили, со всей гордостью Марри, успешно парировала столь же долгим взглядом… быть может, даже слишком успешно.

— Нет, не за Тедди. Тедди никогда и не думал обо мне. Сомневаюсь, чтобы он думал хоть о ком-то, кроме себя самого. Тедди — душка, но он эгоист. Да, Эмили, это правда.

— Нет, не правда! — с негодованием воскликнула Эмили. Она не могла слушать такие оскорбления в адрес Тедди.

— Ну, не будем ссориться из-за этого. Эгоист или не эгоист, какая разница? Он все равно уже ушел из твоей и из моей жизни. Кот его задери. Он сделает блестящую карьеру. В Монреале его считают безумно талантливым. Из него выйдет отличный портретист, если он только излечится от своей давней дурацкой привычки вставлять тебя во все лица, которые рисует.

— Глупости. Ничего он не вставляет…

— Вставляет. Я ругалась с ним из-за этого бессчетное число раз. Разумеется, он все отрицает. Я полагаю, он сам не знает, как это у него получается. Вероятно, последствия каких-то давних подсознательных эмоций, если воспользоваться профессиональным жаргоном современных психологов. Но это неважно. Я уже сказала, что собираюсь когда-нибудь вступить в брак. Когда мне надоест быть актрисой. Пока это очень весело, но когда-нибудь я благоразумно выйду замуж, совсем как ты, за какое-нибудь золотое сердце с кубышкой серебра. Забавно, правда же, говорить, что выйдешь замуж за мужчину, которого еще никогда не видела? Что он делает в эту самую минуту? Бреется, ругается, страдает из-за какой-нибудь другой девушки? Все равно, женится он на мне. О, наш брак тоже будет довольно счастливым. И мы с тобой будем навещать друг друга, и сравнивать наших детей, и ты назовешь свою первую дочку Илзи, не правда ли, моя задушевная подруга, и… и какая это дьявольская штука быть женщиной, правда, Эмили?

Старый Келли, жестянщик, который много лет был другом Эмили, тоже не смог удержаться, чтобы не высказать, что лежало у него на душе. Никто не смог бы закрыть рот Старому Келли.

— Девочка, дорогая, это правда, что ты собираешься замуж за Кривобока Приста?

— Истинная правда.

Эмили знала, что Старый Келли никогда не назовет Дина иначе как Кривобоком — бесполезно и ждать чего-то другого. Однако, слыша это прозвище, она всегда морщилась, как от боли.

Старый Келли смущенно поскреб физиономию.

— Слишком ты молода в житейском смысле, чтобы выходить замуж вообще… а уж тем более за Приста.

— Разве вы не дразнили меня годами, что я никак не заведу себе жениха? — спросила Эмили лукаво.

— Девочка, дорогая, шутка есть шутка, но тут уже не шутки. Не упрямься, милочка. Остановись и подумай. Бывают узелки, которые очень легко завязать, а вот развязать — совсем иное дело. Я всегда предостерегал тебя, чтобы не выходила замуж за Приста. Глупо я поступал… следовало бы мне об этом знать. Я должен был твердить тебе, чтобы ты вышла за Приста.

— Дин не похож на других Пристов, мистер Келли. Я буду очень счастлива.

Старый Келли недоверчиво покачал своей косматой, рыжевато-седой головой.

— Тогда ты окажешься первой такой. Даже старая леди с Мызы счастлива не была, хотя любила ругаться и ругалась каждый день. Ты такой жизни не вынесешь.

— Мы с Дином не будем ругаться, а если будем, то, во всяком случае, не каждый день. — Разговор забавлял Эмили. Мрачные предсказания Старого Келли не внушали ей никакой тревоги. Она с удовольствием поддразнивала его.

— Не будете, если ты станешь во всем уступать ему. А если ты вдруг не уступишь, он надуется. Все Присты дуются, когда не получают того, чего хотят. И еще он будет страшно ревновать. Ты никогда не осмелишься даже поговорить с другим мужчиной. О, Присты правят своими женами железной рукой. Старый Эрон Прист заставлял свою жену становиться на колени всякий раз, когда она хотела о чем-нибудь его попросить. Мой отец видел это собственными глазами.

— Мистер Келли, неужели вы действительно думаете, что какой-нибудь мужчина мог бы заставить меня встать на колени?

В глазах Старого Келли невольно зажегся лукавый огонек.

— Да, у Марри коленки, действительно, малость туговаты для такого, — признал он. — Но если бы только это… Знаешь ли ты, что его дядя Джим никогда не разговаривал по-человечески, а все больше бурчал себе под нос и всегда говорил жене: «Ты дура», когда она ему возражала?

— Но, мистер Келли, может быть, она действительно была дурой?

— Может быть. Но было ли это вежливо? Суди сама. А его отец кидал в свою жену тарелкой за обедом, когда она его злила. Это факт, говорю тебе! Хотя старый черт был веселым малым, когда его гладили по шерсти.

— Такого рода вещи обычно передаются через поколение, — улыбнулась Эмили. — А если будет иначе… я всегда смогу увернуться.

— Девочка, дорогая, будет кое-что и похуже. Если в тебя швырнут тарелку-другую, это еще ничего. От тарелок ты сможешь увернуться. Но есть вещи, от которых не увернуться. Скажи-ка мне, слыхала ли ты… — Старый Келли зловеще понизил голос. — Говорят, будто Присты часто устают от того, что «женаты на бледной женщине».

Эмили улыбнулась мистеру Келли одной из тех улыбок, которые всегда вызывали неодобрение у тети Элизабет.

— Неужели вы думаете, что я надоем Дину? Я не красавица, дорогой мистер Келли, но я очень интересная.

Старый Келли подобрал вожжи с видом человека, который сдается на милость победителя.

— Ну, девочка, дорогая, во всяком случае у тебя хороший ротик для поцелуев. Вижу, ты твердо настроилась выйти за Приста. Но все-таки я думаю, ты была предназначена Господом для чего-то другого. Во всяком случае, будем надеяться на лучшее. Но он знает слишком много, этот Кривобок Прист, он знает слишком много.