Эмили из Молодого Месяца. Восхождение - Монтгомери Люси Мод - Страница 24

Тетя Элизабет провела весь этот день в Шрузбури, а после ужина уехала домой. Расставаясь с Эмили на пороге, она велела ей вести себя хорошо и во всем слушаться тетю Рут. Она не поцеловала Эмили, но ее тон был очень мягким — для тети Элизабет. У Эмили перехватило горло, и она задержалась на пороге, следя полными слез глазами, как исчезает из вида тетя Элизабет... тетя Элизабет, возвращающаяся в дорогой Молодой Месяц.

— Заходи в дом, — сказала тетя Рут, — и, пожалуйста, не хлопай дверью.

Да Эмили никогда не хлопала дверьми!

— Сейчас будем мыть посуду после ужина, — сообщила тетя Рут. — Потом ты всегда будешь делать это сама. Я покажу тебе, куда что класть. Надеюсь, Элизабет сказала тебе, что рассчитываю на помощь по хозяйству с твоей стороны — в благодарность за предоставленные тебе питание и жилье.

— Да, — односложно ответила Эмили.

Она была совсем не против выполнять любую работу по дому... но ей не понравился тон тети Рут.

— Разумеется, твое пребывание здесь будет означать для меня массу дополнительных расходов, — продолжила тетя Рут. — Но это только справедливо, что мы все внесем свой вклад в твое воспитание. Я думаю — и всегда думала, — что было бы гораздо лучше послать тебя в Шарлоттаунскую королевскую семинарию, чтобы ты получила учительскую лицензию.

— Я тоже этого хотела, — сказала Эмили.

— Хм-м!— Тетя Рут поджала губы. — Неужели? В таком случае не понимаю, почему Элизабет тебя туда не послала. Она — в чем я не сомневаюсь — изрядно потакала тебе в других отношениях... так что, казалось бы, должна была уступить и в данном случае, если считала, что ты действительно этого хочешь. Спать ты будешь в комнате над кухней. Зимой там теплее, чем в остальных комнатах. Газа там нет, но я в любом случае не могла бы позволить тебе заниматься при газовой лампе — это был бы слишком большой расход. Тебе придется пользоваться свечами... можешь жечь две одновременно. Я надеюсь, что ты будешь поддерживать в комнате полный порядок и приходить вовремя к завтраку, обеду и ужину. Я очень требовательна в этом отношении. И еще одно тебе лучше усвоить с самого начала. Ты не должна приводить сюда своих друзей. Я не намерена принимать и угощать их в моем доме.

— Ни Илзи... ни Перри... ни Тедди?

— Ну, Илзи носит фамилию Бернли и приходится нам дальней родственницей. Она может иногда заходить, но я не желаю, чтобы она постоянно болталась здесь. Судя по тому, что я слышу о ней, ее нельзя считать особенно подходящим обществом для тебя. Что же до мальчиков — нет и нет. О Тедди Кенте мне ничего неизвестно... и думаю, что гордость должна была бы не позволить тебе общаться с Перри Миллером.

— Гордость не позволяет мне не общаться с ним, — возразила Эмили.

— Не дерзи, Эмили. Тебе лучше сразу понять, что здесь ты не сможешь все делать по-своему, как это было в Молодом Месяце. Тебя там ужасно избаловали. Но я не желаю, чтобы мальчишки-батраки являлись с визитами к моей племяннице. Право, не понимаю, откуда у тебя такие непритязательные вкусы. Даже твой отец с виду был джентльменом. Теперь пойди наверх и распакуй свои вещи. Потом сделай уроки. Спать мы ложимся в девять!

Эмили была возмущена до глубины души. Даже тете Элизабет никогда не приходило в голову запрещать Тедди приходить в Молодой Месяц. Она закрылась в своей комнате и со скорбным видом принялась распаковывать маленький черный сундучок. Комната была такой отвратительно некрасивой. Эмили возненавидела ее с первого взгляда. Дверь закрывалась неплотно, наклонный потолок был весь в пятнах от дождевой воды и над кроватью спускался так низко, что его можно было коснуться рукой. На голом дощатом полу лежал большой связанный крючком половик, от которого у Эмили зарябило в глазах. Он явно не был во вкусе Марри... да и — как надо отметить, справедливости ради — не во вкусе и самой Рут Даттон. Этот половик ей подарила деревенская родственница покойного мистера Даттона. Центр половика был кричаще яркого алого цвета, вокруг шли полосы воинственного оранжевого и интенсивного зеленого с букетами из фиолетовых папоротников и голубых роз по углам.

Деревянная мебель, выкрашенная в отвратительный шоколадно-коричневый цвет, и стены, оклеенные обоями с еще более отвратительным узором, дополняли цветовую гамму. Картинки на стенах гармонировали с остальными предметами обстановки, особенно хромолитография, изображавшая увешанную драгоценностями королеву Александру[36], висевшая под таким углом, что, казалось, монаршая особа вот-вот упадет ничком... Даже хромолитография не смогла сделать королеву Александру страшной или вульгарной, но она была плачевно близка к этому. На узкой шоколадного цвета полке стояла ваза, полная бумажных цветов, которые не имели сходства с настоящими и тогда, когда, лет двадцать назад, были совсем новыми. Невозможно было поверить, что есть на свете хоть что-нибудь столь же некрасивое и наводящее такую же тоску, как они.

— Эта комната какая-то недружелюбная... она... не рада мне... я никогда не смогу чувствовать себя здесь как дома, — пробормотала Эмили.

Она почувствовала ужасную тоску по дому. Ей хотелось свечей Молодого Месяца, освещающих березы за окном... запаха росистого хмеля... ее мурлыкающих кошек... ее собственной дорогой комнатки, полной грез... тишины и теней старого сада... величественных гимнов ветра и залива — звучной старой музыки, которой ей так не хватало в этой далекой от берега тиши. Ей не хватало даже маленького семейного кладбища, где спали все умершие обитатели Молодого Месяца.

— Я не запла?чу. — Эмили сжала кулачки. — Тетя Рут будет смеяться надо мной. В самой комнате нет ничего, что я смогла бы полюбить. Есть ли что-нибудь за окнами?

Она распахнула окно. Оно выходило на юг, в еловый лесок; на нее повеяло бальзамическим ароматом, который был как нежная ласка. Слева в просвете между деревьями, похожем на зеленое арочное окно, виднелся чарующий, залитый лунным светом пейзаж. По вечерам в это зеленое окно ей будет видно великолепие заката. Справа открывался вид на склон длинного холма, где раскинулся западный Шрузбури. В осенних сумерках холм, усыпанный огоньками домов, поражал своей сказочной прелестью. Где-то поблизости слышалось негромкое посвистывание: должно быть, в сумраке, на тенистых ветвях покачивались маленькие сонные птички.

— О, это красиво, — выдохнула Эмили, высовываясь из окна, чтобы глотнуть напоенного ароматом хвои воздуха. — Папа однажды сказал мне, что найти красоту, которую полюбишь, можно где угодно. Я полюблю этот вид из окна.

Тетя Рут, не постучавшись, всунула голову в дверь.

— Эмили, зачем ты оставила салфеточку на спинке диване в столовой лежать криво?

— Я... не... знаю, — смущенно отвечала Эмили. Она даже не знала, что сбила какую-то салфеточку. Почему тетя Рут задает такой вопрос — словно подозревает ее в каких-то мрачных, тайных, зловещих замыслах?

— Спустись и поправь ее.

Когда Эмили послушно направилась к двери, тетя Рут воскликнула.

— Эмили Старр, сейчас же закрой окно! Ты с ума сошла?

— В комнате так душно, — взмолилась Эмили.

— Проветришь днем, но никогда не открывай окно после заката. Теперь я отвечаю за твое здоровье. Ты должна знать, что людям, склонным к чахотке, следует избегать ночного воздуха и сквозняков.

— Я не склонна к чахотке!— запротестовала Эмили.

— Споришь, как всегда.

— Но, если бы я и была склонна к чахотке, свежий воздух все равно был бы мне полезен. Так говорит доктор Бернли. Терпеть не могу духоты.

— Молодые думают, что старые — дураки, а старые знают, что молодые — дураки, — заявила тетя Рут, чувствуя, что возразить на эту пословицу нечего. — Иди и поправь ту салфеточку.

Эмили что-то проглотила и пошла. Злополучная салфеточка была расправлена и с математической точностью уложена на место.

Эмили постояла несколько мгновений и огляделась. Столовая тети Рут выглядела гораздо более великолепной и современной, чем гостиная в Молодом Месяце, где обычно обедали гости. Паркет... уилтоновский ковер[37]... дубовая мебель в старинном английском стиле. Но она, как подумала Эмили, была далеко не такой «дружелюбной», как гостиная в добром старом Молодом Месяце. И тоска по дому охватила Эмили с новой силой. Ей не верилось, что ей понравится в Шрузбури хоть что-нибудь... жить с тетей Рут или ходить в школу. После оригинального и саркастичного мистера Карпентера все городские учителя казались скучными и бесцветными, а среди первокурсниц[38] была девочка, которую Эмили возненавидела с первого взгляда. А она-то предполагала, что все будет так приятно — и жить в красивом Шрузбури, и ходить в среднюю школу.