Влечение - Томас Рози - Страница 50

— Бетт, я не знаю, что еще сказать. Мне очень жаль.

— По крайней мере, теперь я в курсе.

— Рассказать, как это произошло?

Раненое самолюбие заставило Бетт произнести с хорошо рассчитанной жестокостью:

— Пожалуй, для этого слишком поздно. Хочу наконец поспать.

— Хорошо, дочка. Спокойной ночи.

Джесс долго лежала на спине, уставив взгляд в темноту. Через проход от нее Бетт дышала все медленнее, все ровнее и наконец уснула.

— В чем дело? — изумленно спросила Лиззи. Даже сквозь туман похмелья она заметила: что-то неладно. И дело явно нешуточное. Бетт мотнула головой и допила свой кофе. От завтрака она отказалась, сказав, что ей нужно успеть на полуденный поезд.

Джесс встала рано, подмела полы и с угрюмой сосредоточенностью вымыла посуду и пепельницы. Теперь она сидела на другом конце стола, глядя в окно, за которым на дереве суетились дрозды. Самец и самка по очереди сторожили гнездо и улетали на промысел.

— Давай, Бетт, подброшу тебя на вокзал, — предложил Джеймс. — На обратном пути заеду за Соком.

Малыш провел ночь у няни, которая ухаживала за ним, когда Лиззи снималась в полицейском сериале.

Бетт устало согласилась. Сходила наверх и вернулась уже в пальто. Джесс и Лиззи проводили ее и Джеймса до машины.

— Может, все-таки останешься? — взмолилась Джесс. — Хотя бы до вечера.

И вдруг резко повернулась к Лиззи и ее мужу.

— Вы не могли бы оставить нас одних? Всего на минуту?

Они поспешно ретировались — должно быть, решили, что она спятила. Но ей более чем когда-либо хотелось доказать дочери свою любовь. Не может быть, чтобы она не откликнулась.

Бетт холодно взглянула на мать глазами Йена. Сухими и жесткими. Ее непреклонность помешала Джесс броситься к ней с объятиями.

— Мне нужно подумать. Просто побыть одной и подумать. У меня такое ощущение, словно я во второй раз потеряла Дэнни.

Джесс отступила. Ей пришло в голову: она всю жизнь чувствовала себя виноватой, а по-настоящему раскаиваться пришлось только сейчас. От вчерашнего оптимизма не осталось и следа.

— Ну ладно, — сказала она сквозь слезы. — Ладно. Только помни…

Хотелось сказать что-нибудь ободряющее, но нужные слова никак не шли на язык. Она помахала Джеймсу: все, мол, разговор окончен. Глаза застилали слезы.

В опустевшей кухне (куда только делись вчерашние ароматы, теперь здесь пахло хлоркой) Джесс трясущимися руками налила себе кофе. Лиззи взгромоздилась на край стола и жадно затянулась первой в этот день сигаретой.

— Выкладывай.

— Ну что ж. Ты хорошо сидишь?

— Не груби, тебе не идет.

Джесс отошла к окну и повернулась к ней спиной. Теперь в гнезде суетились оба дрозда — самец и самка.

За все время рассказа Лиззи ни разу не перебила. А когда Джесс отважилась обернуться, она увидела, что Лиззи сидит с широко открытым ртом, а глаза только чудом не вылезли из орбит.

— Я тебя не понимаю.

— Почему? Неужели так трудно представить себя на моем месте? Я страстно влюбилась в Тонио. У меня было такое чувство, словно я впервые дышу полной грудью. Впервые вижу невероятно голубое небо. Банально, не правда ли? Об этом поется в пошлых шлягерах и снимаются фильмы для воскресных показов. Но со мной это случилось. Я почувствовала себя живой, а до этого была чем-то вроде робота. Мне очень хотелось остаться с ним. Но он не попросил меня об этом. И потом, я была замужем, у меня была Бетт.

Лиззи наконец-то собралась с мыслями. На ее лице было написано сочувствие.

— Ошибаешься, я знаю, что такое страсть.

— Конечно, знаешь. И со мной это случилось. Я вернулась к Йену беременной. У меня была маленькая задержка, всего несколько дней, но я знала, что это ребенок Тонио. Я хотела этого ребенка больше всего на свете — и он родился. Он был мой. Мое оправдание, моя память.

— Вы переписывались?

Джесс немного замялась.

— Нет.

— Почему ты не поделилась со мной?

— Хотела, чтобы об этом никто не знал… пока Дэнни жив.

— И Йен тоже?

— Да.

— Я всегда считала, что он плохо с тобой обращается. Вечно где-то мотался, а когда возвращался домой, бывал не в духе. Я догадывалась, что у него и до Мишель были связи с женщинами.

— Не в том дело. Мы оба вступали в брак с лучшими намерениями: искренне обещали друг другу верность, и ответственность, и заботу. И мы старались все эти годы. Но у нас не получилось. Все с самого начала пошло не так. Нам вообще не следовало жениться. Правда, тогда не появилась бы Бетт…

— Это я виновата, — сокрушалась Лиззи. — Ляпнула насчет фотографии. Я думала, это какой-нибудь твой ухажер еще до замужества, и собиралась подразнить тебя — нечего разводить секреты. Если бы не я, правда не выплыла бы наружу.

Джесс окинула задумчивым взглядом кухонный шкаф с рядами чашек, кувшинов и бело-голубых тарелок, с цветными фотографиями Сока за стеклом — свидетельство счастливой семейной жизни. И произнесла медленно, словно для того, чтобы самой понять:

— Для Бетт так даже лучше. Нет больше источника беспричинной обиды.

— А как же Йен?

— Теперь, когда вы с Бетт знаете, придется открыть ему глаза. Не знаю, в какой форме. Но это мой долг, правда?

Лиззи покинула свой шесток и, подойдя к окну, обняла сестру. На Джесс пахнуло знакомым запахом духов и сигаретного дыма.

Глава 12

Джесс мучилась над письмом к Йену. Она начинала добрый десяток раз, но вновь и вновь рвала или комкала бумагу.

«Помнишь ли ты Тонио Форнази?

Скорее всего нет. С какой стати? Он был всего лишь полуирландцем-полуитальянцем, с которым мы давным-давно, в молодости, познакомились на отдыхе. Потом ты вернулся в Англию, тебя ждала работа, а мы с Бетт остались на море еще на три недели, до конца курортного сезона.

А по прошествии этих трех недель чуть не случилось так, что я не вернулась домой. Этого ты не можешь помнить, потому что даже не подозревал о том, что произошло. Я влюбилась в Тонио. Он словно протянул руку и сорвал меня, как налившийся плод. Очевидно, я созрела.

Поначалу, в свободное от уроков английского время, Тонио присоединялся к нам на пляже. Бетт играла в песке; он помогал ей строить волшебные замки и рассказывал увлекательные истории об их обитателях. У него была гладкая бронзовая кожа; кристаллы морской соли липли к темной поросли у него на ногах и руках, выстреливая в меня крошечными радугами.

Сначала я просто считала его красивым мужчиной, любуясь со стороны как не принадлежащим мне произведением искусства. Мне нравилось его общество: он старался развлечь меня и внимательно слушал все, что я говорила. Он был нежен и вполне доволен своей судьбой, хотя был гол как сокол.

Впервые мы с ним провели вечер наедине, когда ты обгорел и не смог пойти с нами, помнишь? Но стоило нам переступить порог пансиона, как я почувствовала, что на весь этот вечер принадлежу Тонио. Не в смысле обладания, а в смысле заботы. Он вел себя так, словно я его сокровище, главный человек в мире. Представляешь? И поэтому я перестала любоваться со стороны и начала воспринимать его всеми чувствами.

Потом, когда я задержалась в Италии после твоего отъезда, я была уверена, что нас ждет невинный флирт, прелюдия к курортному роману, средиземноморский эпизод. Ну, может быть, пара поцелуев под звездным небом или прогулка вдоль берега моря, посеребренного луной.

Но все оказалось гораздо серьезнее, потому что Тонио меня полюбил. Полюбил Джесс Эрроусмит, рациональную и уравновешенную, рано ставшую женой и матерью. Это меня потрясло. Я никогда не думала, что могу заинтересовать такого мужчину.

Нельзя сказать, что я этого не хотела. Я грезила об этом. Это произошло много лет назад, но я до сих пор помню, что тогда чувствовала. Однажды море было спокойным, и вдали виднелась кривая линия горизонта. Но вдруг откуда ни возьмись вздыбился вал и окатил меня с головой. Было одно короткое мгновение, когда я могла повернуться и убежать, но я этого не сделала. Просто открыла глаза и подставила лицо и все свое существо грозной вспененной волне. И она вышвырнула меня на берег.